А. Куприн и Православие-2

                Пасха в творчестве А.И.Куприна

                "Православная жизнь" - апрель 2018 года

 
  Александр Иванович Куприн (1870 – 1938) – легендарный русский писатель-реалист, автор многих классических произведений русской литературы. Например, повестей «Поединок», «Гранатовый браслет», «Олеся»… О купринском творчестве я уже писал («Рождественский рассказ в творчестве Куприна»//«Православная жизнь», 01.2016.) Уместно вспомнить об А.И.Куприне и в пасхальном контексте: писатель нередко создавал пасхальные рассказы и часто упоминал Пасху в своих произведениях.

  Православное мироощущение было характерно для Куприна: он с детских лет хорошо знал молитвы, христианские легенды, жития святых, Библию, церковное искусство… В своём творчестве писатель часто обращался к теме восхождения и возрождения души, и в одном из интервью 1913 года он сказал: «Нужно писать не о том, как люди обнищали духом и опошлели, а о торжестве человека». Современная российская исследовательница купринского творчества А.Б.Гришина отмечает: «Христианские мотивы у А.И. Куприна неисчерпаемы, великое множество рассказов таит их в себе,  на них могут созидаться как отдельные образы или эпизоды,  так и вся концепция произведения». В жизни Куприна всегда присутствовали яркие личности – представители Русской Православной Церкви: о. Михаил, который помог духовному становлению писателя во время обучения в военном училище; священник и богослов Григорий Спиридонович Петров, в своё время венчавший А.И.Куприна с супругой и крестивший дочь писателя; митрополит Петербургский и Ладожский Антоний Вадковский, хорошо знавший купринскую семью, и т.д. Сотрудничал писатель и с известным журналом «Мир Божий». Давайте осмыслим праздничные пасхальные строки купринских произведений: цитаты расположены согласно логике разворачивания праздника...

 «Пасхальные яйца», 1911: «Завтра у нас Светлое Воскресение, и я по всем этим вашим кулечкам, сверточкам и картоночкам вижу, что вы несете домой праздничные подарочки: разные там яички со змеями, составные яички с колечками, барашками, цветочками. Вижу, как вы целый день бегали по магазинам в толпе, в давке, забыв даже об еде, и теперь, счастливые, усталые и голодные, зашли сюда, в кабачок, перекусить на скорую руку».

«Бонза», 1896: «Это было в ночь под светлое Христово воскресенье. Я и мой близкий приятель, доктор Субботин, долго ходили по улицам города, приглядываясь к его праздничному, так необычайному в ночное время, движению и изредка обмениваясь впечатлениями. (...) Сияющие колокольни церквей казались необыкновенно легкими и точно прозрачными. (...) Я сидел, растроганный воспоминаниями тех радостных и наивных ощущений, которые в детстве возбуждал в моей душе этот великий праздник. Мной постепенно овладела острая и сладкая грусть, всегда сопровождающая воспоминания детства,- нечто вроде бессильного сожаления о невозможности еще раз испытать эти яркие и свежие впечатления».
«Инна», 1928:  «Я ведь был тогда очень верующим и всегда умилялся над одним из пасхальных песнопений: «Воскресения день/ И просветимся торжеством,/ И друг друга обымем./ Рцем, братие,/ И ненавидящим нас/ Простим...» (...) У моих ног расстилался город. (...) В трепетном воздухе, в резких, глубоких тенях от домов и деревьев, в дрожащих переливах колокольного звона чувствовалась весенняя нежность».

«По-семейному», 1910: «Тут подошла и пасха с ее прекрасной, радостной, великой ночью. Мне некуда было пойти разговеться, и я просто в одиночестве бродил по городу, заходил в церкви, смотрел на крестные ходы, иллюминацию, слушал звон и пение, любовался милыми детскими и женскими лицами, освещенными снизу теплыми огнями свечек. Была у меня в душе какая-то упоительная грусть – сладкая, легкая и тихая, точно я жалел без боли об утраченной чистоте и ясности моего детства».
 
«Леночка», 1910: «Все опьяняло их в эту прекрасную ночь: радостное пение, множество огней, поцелуи, смех и движение в церкви, а на улице - это множество необычно бодрствующих людей, темное теплое небо с большими мигающими весенними звездами, запах влажной молодой листвы из садов за заборами, эта неожиданная близость и затерянность на улице, среди толпы, в поздний предутренний час».

«Московская Пасха», 1926: «Гудит, дрожит, поет, заливается, переливается над Москвой неумолчный разноголосый звон всех ее голосистых колоколов. Kаждый московский мальчик, даже сильно захудалый, самый сопливый, самый обойденный судьбою, имеет в эти пасхальные дни полное, неоспоримое, освященное веками право залезать на любую колокольню и, жадно дождавшись очереди, звонить сколько ему будет угодно, пока не надоест, в любой из колоколов, хоть в самый огромадный, если только хватит сил раскачать его сорокапудовый язык и мужества выдержать его оглушающий, сотрясающий все тело медный густой вопль».

 «Московская Пасха», 1926: «Непоколебим и великолепен обряд пасхального поцелуя. Вот двое осанистых степенных бородачей издали приметили друг друга, и руки уже распространились, и лица раздались вширь от сияющих улыбок. Наотмашь опускаются картузы вниз; обнажая расчесанные на прямой пробор густоволосые головы. Kрепко соединяются руки. «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» Головы склоняются направо — поцелуй в левые щеки, склоняются налево — в правые, и опять в левые. И все это не торопясь, важевато».

 «Пасхальные колокола», 1928:  «Быстро-быстро промчались впечатления вчерашнего дня и Великой ночи: плащаница в суровой холодной темноте собора, воздержание от еды до разговения, дорога в церковь, в тишине и теплоте апрельского синего вечера, заутреня, крестный ход, ликующая встреча восставшего из гроба Христа, восторженное пение хора, подвижная, радостная служба, клир в светлых сияющих парчовых ризах, блеск тысяч свечей, сияющие лица, поцелуи; чудесная дорога домой, когда так нежно сливаются в душе усталость и блаженство, дома огни, добрый смех, яйца, кулич, пасха, ветчина и две рюмочки сладкого портвейна; глаза слипаются; в доме много народа, поэтому тебе стелят постель на трех стульях, поставленных рядком; погружаешься в сон, как камень падает в воду. (...) Утром проснулся я, и первое, еще не осознанное впечатление большой - нет! - огромной радости, которой как будто бы пронизан весь свет: люди, звери, вещи, небо и земля. (...) Солнце заливает теплым текучим золотом всю комнату, расплескиваясь на обойном узоре. Господи! Как еще велик день впереди, со всеми прелестями каникул и свободы, с невинными чудесами, которые тебя предупредительно ждут на каждом шагу!»