А. Вознесенский и Православие

   Андрей Вознесенский – «рыцарь чина Светлого Образа»

   "Православная жизнь" - май 2018 года


        12 мая исполняется 85 лет со дня рождения Андрея Андреевича Вознесенского (1933-2010) – известного российского поэта, одного из ярчайших представителей поэтического поколения «шестидесятников».
 
  А.А.Вознесенский являлся почетным членом десяти академий мира, среди которых – Российская академия образования, Американская академия литературы и искусства, Баварская академия искусств, Парижская академия братьев Гонкур, Европейская академия поэзии… С поэтом сотрудничали многие замечательные композиторы. Например, Раймонд Паулс создал более десяти песен на стихи Андрея Вознесенского: «Миллион алых роз», «Подберу музыку», «Песня на «бис»», «Танец на барабане», «Два стрижа», «Затмение сердца»… Поэт неоднократно бывал в Латвии: «Куда б мы теперь ни выбыли,/с просвечивающих холмов/нам вслед улетает Сигулда,/как связка зеленых шаров!» («Возвращение в Сигулду»).

  Поэзия А.А.Вознесенского разнообразна... Порой в ней присутствует игровое «черное ерничество»: «Когда спекулянты рыночные/ прицениваются к Чюрлёнису,/ поэты уходят в рыцари/ черного ерничества», но в то же время есть осознание: «Поэты — рыцари чина/ Светлого Образа». («Черное ерничество»). Православие было значимо для поэта. Писатель Дмитрий Быков отметил: «Содержание его поэзии неизменно оставалось христианским, молитвенным, и это пастернаковское – хотя восходит, конечно, к истокам священского рода. Фамилия Вознесенский просто так не даётся». Андрей Вознесенский посетил Святую землю и описал свои впечатления. Например: «Упрятав денежку, арабский мальчуган показывает путь к Гефсиманскому саду. «Вот место, где плакал Бог»… - ткнул он на заросший масличными деревьями склон над стеной св. Магдалины. Все было наполнено эхом разговора, начавшегося две тысячи лет назад. Оно излучало энергию и наполняло смыслом предметы вокруг»...

  Андрей Вознесенский интересовался архитектурой православных храмов не только  как архитектор по образованию: первой его поэмой стали «Мастера» (1958) - о строителях храма. Вознесенский мечтал построить храм по своему архитектурному проекту (в Захарове - подмосковной усадьбе бабушки Пушкина, Марии Алексеевны Ганнибал), но дело не продвинулось дальше эскизов: помешала болезнь. Александро-Невский храм в Захарове стали строить уже после смерти Андрея Вознесенского.

  Поэт гордился своим прапрадедом – муромским архимандритом Андреем Полисадовым (1814-1877). В 1979 году А.Вознесенский создал поэму «Андрей Полисадов» - о жизни и судьбе своего предка: «У нас дома икон не держали,/ но про деда рассказ повторяли./ И отец в больничных палатах/ Мне напомнил: «Андрей Палисадов»». О.Андрей, окончив владимирскую семинарию, служил священником с 1836 года, а в конце жизни принял монашеский постриг с именем Алексия, став настоятелем Благовещенского монастыря. В одном из последних интервью поэт сказал: «При покорении Кавказа русские в качестве заложников брали детей тамошних вождей. В их числе был и мой прапрадед. Его увезли в Муром, в монастырь. Он закончил семинарию, женился на россиянке. (…) Затем его сын женился на русской… И пошел-поехал род российский... Любопытно, что этого моего предка хорошо знали и Александр I, и Николай I, он дослужился до высокого церковного сана. Однако выехать из Мурома не мог, это была своего рода почетная ссылка. (…) Теперь его представили к канонизации. Узнав эту историю, я поехал в Муром, отыскал на местном кладбище надгробную доску и написал поэму. Так что во мне течет и грузинская кровь». Исследовательница И.В.Федорова в статье «Сакральное родство: Андрей Вознесенский и Грузия» отметила, что поэт всю жизнь «ощущал прямую и духовную связь со своей родословной, с предком Андреем Полисадовым и был глубоко проникнут любовью к Грузии, оставаясь при этом русским человеком, трепетно любящим Россию».

  Андрей Вознесенский стал православным лишь незадолго до смерти. Протоиерей Владимир Вигилянский, знакомый с поэтом несколько десятилетий, вспоминал: «Я уговаривал его креститься, но Андрей Андреевич долгое время считал, что ему это не нужно, потому что у него особые отношения с Богом - без посредников. Он покрестился лишь (...), когда уже был очень болен»... По словам В.Вигилянского, А.А.Вознесенский «говорил, что всегда был верующим человеком. (...) Это видно по его стихам, которые выявляли поиски истины, гармонии, Божественного присутствия в мире. Он смотрел на мир с высоты своего вдохновения. Примечательно, что еще до крещения он посещал храм в Переделкино». О.Владимир вспоминал, что однажды он  вышел читать утреннюю молитву на улицу в Переделкино, и А. Вознесенский «с утра ходил, потому что у него было вдохновение». В.Вигилянский спросил поэта: «Вы что, гуляете?», и услышал в ответ: «Нет, я общаюсь с небесами, мне оттуда посылают слова, строки, рифмы». По мнению Владимира Вигилянского, Вознесенский «был, безусловно, очень даровитым и вдохновенным, а вдохновение дается только Богом и больше никем. Вдохновение - тот дар, который он с благодарностью принимал от Бога. И, конечно, у него были очень яркие прорывы такого стихийного религиозного сознания». Поэт понимал, что без благословения нет настоящей поэзии: «Благослови, Господь, мои труды./ Я создал Вещь, шатаемый любовью,/ не из души и плоти — из судьбы».

  Известная православная писательница Олеся Николаева, много лет  дружившая с А.Вознесенским и являвшаяся соседкой поэта в Переделкино, вспоминала: «Весной и летом Андрей Андреевич ходил в белой одежде. Ночью можно было увидеть его белый, светящийся в темноте силуэт – он бродил по потайным тропинкам Переделкино и в эти моменты … сочинял стихи. Вознесенский писал не за письменным столом, не в кабинете – он вышагивал стихи, выслушивал, высматривал их. Темнота или густые летние сумерки – и человек в белом костюме движется и слушает стихотворный ритм…Я нередко встречала его в эти поздние часы, но было невозможно подойти к нему, чтобы не прервать этот потаенный разговор с самим собой и миром – страшно было нарушить его поэтическое настроение. Строчка, рефрен из одного из лучших его стихов «Васильки Шагала» – «Небом единым жив человек» – на самом деле не риторическое восклицание. Он и правда ходил под этим небом и, видимо, действительно, ничто ему, кроме неба, не было нужно так сильно, так насущно (…) В любые, самые темные и сложные времена, он мог сгруппироваться, отринуть от себя все суетное, лишнее – и заниматься своим Делом – улавливать среди какофонии мира гармоничные звуки, которые соединяют нас с идеальной реальностью».