Сферы. На шельфе. Часть третья гл. 4

   4.

   В апреле Павел стал отцом. Это событие выбило его  из колеи преддипломной лихорадки настолько, что он остался без подписи одного из консультантов.  Вместо консультации он поехал в роддом и вместе с другими новоявленными отцами бродил по двору  в поисках окна, за которым он смог бы увидеть Надежду.
   Здание роддома было похоже на его школу. Сходство усугублялось наличием старой китайки и небольшим флигелем. В школьном флигеле был РОНО,  в роддомовском – морг. Павел, узнав о назначении флигеля, уютным одноэтажным домиком, проходя мимо с тревогой скашивал глаза, но ни тележек с покойниками, ни выносимых гробов не было видно. Всё, что так не вязалось с главным назначением роддома,  было скрыто от постороннего взгляда.
   В роддоме был карантин, и от посетителей принимались только продукты и записки,  в обмен выдавались  поздравительные визитки с указанием фамилии, пола, длины и веса. На второй день Павел увидел Надежду. Она стояла у окна третьего этажа и свечкой держала конверт. Но ни отец сына, ни сын отца с такого расстояния рассмотреть друг друга не могли.
   Павел в институте ходил героем. Мало кто в их группе был женат, а детей вообще никто не имел. Он смотрел на однокурсников с недосягаемых ими высот взрослой жизни. Павел вспомнил рассказ деда о своём отце:
   - Ты зря, внучок, думаешь, что в семье много детей было по причине отсутствия электричества и потому рано спать ложились. Так-то оно оак, да не совсем. Рано ложились, но и рано вставали. Могу сказать точно – спали меньше, чем теперь в деревнях спят.   Мой отец, а твой прадед, настрогав полну избу ребятишек, говорил: «Заложив очередного, я тем самым проверяю: жив я или помер.» 
   Жаль, что ни дед, ни бабка правнука не увидят, также, как ему не суждено было увидеть прадеда. Одно время дед со своим отцом и братьями по причине неурожая занимались отхожим промыслом – плотничали на городских стройках, в том числе и в Москве. На чудом сохранившейся фотографии заснята вся артель. Маленький старичок с седой бородкой клином – прадед Леонид (отчества Павел не запомнил). Несколько выше в расстегнутом пиджаке и в косоворотке навыпуск – улыбающийся дед.
   Старики умерли один за другим. Сначала дед в своём доме, а за ним бабка, перевезённая в Москву.
   Почти до самой смерти Наталья Ильинична передвигалась сама по огромной квартире сына. Пыталась как-то выйти на улицу, но дойдя до парадной завалилась на бок, и Екатерине Владимировне при помощи соседей удалось донести её до кровати. За неделю до кончины она перестала узнавать   
окружающих, путала события и времена. 
   В последний день утром бабка стала задыхаться. Приехала Анна Петровна. Вызвали скорую. Врач, не глядя ни на кого, ввёл камфору и, посоветовав обратиться к районному врачу, уехал.
   Была последняя суббота января. Пятничную  оттепель схватило морозом.
   В середине дня все Чуваевы собрались в комнате, где на узкой  кровати лежала маленькая сморщенная старушка, корень всех их жизней. Она вся помещалась на полушке.
    Павел нагнулся к бабке и долго смотрел в закрытые глаза. Веки медленно поднялись, и бабка спокойным голосом сказала:
   - Ой! Павлик. Переверни меня.
   Мужчины приподняли отяжелевшее тело и повернули лицом к окну. Наталья Ильинична несколько раз глубоко вздохнула и на последнем вдохе стала быстро перебирать губами, ловя ими уходящий из неё воздух.
   Павел, никогда не видевший смерти, представлял её по фильмам более заполненной движениями умирающего. В фильмах он видел закатывание глаз, западение головы, откидывание рук…В действительности происходило всё менее динамично. Шевеление губ, как у рыбы, вытащенной из воды, и всё.
    Екатерина Владимировна поднесла к губам свекрови зеркало.
    - Не дышит.
    Из чрева умершей послышалось  бульканье.
    - Всё. Кончилась. Надо старушек позвать.
    - Мама!



   Из бабкиной комнаты, плотно закрывая дверь, вышла старушка монашеского вида. В руках она держала банку с куском простыни.
   - Катя, положи в сторонке. Какая чистая старушка.
   Из гостиной доносился хриплый голос Андрея Петровича, пытающийся дозвониться до ритуальных услуг.
    Через час в квартире Чуваевых появилась толстенная тётка, обвешанная и утыканная золотом. Деятельно обойдя гостиную и нарушив порядок стульев, она выкинула на стол колоду цветных фотографий.
   - Выбирайте какой гроб, какие венки.
   Андрей Петрович, взглянув на фотографии, выбрал несколько снимков
   - Вот эти.
   - Этих временно нет. Забыла выбрать.
   К вечеру привезли гроб и венки с натыканными оплаченными счетами и фирменными знаками заводов-изготовителей. За гробом прибыл заморозщик.
Он начал ловко орудовать своими инструментами. Екатерина Владимировна, не выдержав операции, ушла на кухню, где забившись в угол стонала Анна Петровна.
   Постоянно раздавались звонки, приходили люди. Всю ночь никто не сомкнул глаз, поочерёдно сидя у гроба. Отсидел свою вахту и Павел.




   Весь следующий день двери квартиры были распахнуты настежь. Приходили сослуживцы Андрея Петровича и его знакомые со своими половинками. Процедура соболезнования была упрощена до минимума. Очередная пара, раздеваясь в прихожей, сталкивалась с уходящей и сама, недолго задержавшись у скорбного места, быстро уходила.
   В день похорон участвующие в них собрались рано. Наталья Ильинична не была набожной, но по решению детей её предполагалось отпеть в церкви.
   Приехали молодые люди, вызванные Андреем Петровичем для такелажных работ. Приехали автобусы, но все как-то не торопились в них садиться. Дочь и сын никак не могли решиться  на вынос матери. Анне Петровне мысль о выносе и предании земле тела вызывала непреодолимую муку. Она даже хотела отвезти гроб к себе и не расставаться с ним никогда. Андрея Петровича с утра прохватил колотун, он никак не мог согреться. На кладбище его решили не брать.
   В выстуженных автобусах ехали, не снимая шапок, и только при входе в церковь вспомнили о них.



   

   Во втором часу приехали на кладбище. Леонид с  Павлом пошли в контору, из которой вышли со служителем.
     Леонид толкал каталку с гробом, Павел нёс крест, от которого на перчатках остались следы серебряной краски. Они не видели.  как в могилу опустили гроб. После  прощания им пришлось поддерживать Анну Петровну. Когда толпа расступилась, они увидели бугор рыжей земли с согнутыми над ним венками, из которых торчали рваные сопроводительные бирки.



   

   Замороженная на кладбище публика отогревалась за столом, и к последней смене за столом остались самые близкие, по мнению Андрея Петровича, люди. Все Чуваевы могли поместиться за кухонным столом. За этим банкетным полностью разложенным столом сидели подчинённые и начальники из ведомства Андрея Петровича. Сослуживцы открывали бутылки, передавали тарелки и потихоньку осваивались, начиная шуметь.  Послышались уже сдавленные смешки. Головой застолья был Михаил Андреевич – постоянный участник внеглавковских мероприятий. Между исполнением обязанностей тамады Михаил Андреевич успевал что-то нашептывать соседке. Траурное вступление он скомкал, запутавшись в достоинствах покойной, которую он увидел впервые в гробу.
   - На одном кладбище, - шептал он в ухо соседки, - заседало профсоюзное собрание по выработке плана снижения расходов на похороны. Встаёт первый выступающий: «Много сил у нас уходит на копку могил. Предлагаю покойников хоронить вертикально». Встаёт другой: «У нас много уходит на изготовление гробов. Предлагаю хоронить покойников в полиэтиленовых пакетах.» Встаёт третий: «Целиком поддерживаю предложения  предыдущих выступающих хоронить покойников вертикально, в полиэтиленовых пакетах и по пояс».
    Павел вышел из-за стола, Надежда вышла следом за мужем.
    - Что с тобой?
    - А ты не видишь? Выгнать всех хочется. Зачем они пришли? Что им нужно от отца? Да и он хорош. Даже на кладбище не поехал.
    - Ну и гони ты их…
    - Проще самому уйти. Не могу я здесь больше. Пойдём, я тебе одну плёнку поставлю… Слушай. Это я бабку лет пять назад записал.
   Японский ансамбль пел «Катюшу». Песня прервалась, раздался щелчок, шум швейной машинки.
   - Ба, нормально спели?
   - Хорошо.
   - До войны её ещё сочинили, а до сих пор поют. Даже японцы выучили.
   - До войны? Как до войны? Пусть он землю бережёт родную.
   - Ну, и что. Раньше землю не берегли что ли?
   - Раньше и войны не было.
   - Здравствуй, бабуля! А в 14-ом году?
   - О-о-о! Вспомнил! 14-ый год.
   - Я говорю, что песню ещё до войны придумали.
   Застучали часы, слышно как вдалеке кто-то поёт.
   - Ба, подойди сюда. Ещё исполни.
   - Кого?
   - «Катюшу»
   - Так что её вспоминать-то?
   - Да не вспоминать, а спой ещё раз.
   - Ещё чего. А ты запишешь.
   - Конечно.
   - Полным полна моя коробочка.
   - Давай коробочку.
   - У меня голоса нет, жопа. Когда б имел златые горы…
   - Нормально. Давай дальше.
   - Всё отдал бы за ласки взоры и ты б владела мной одна. ..
   Песня пропета до конца со всеми рефренами.
    -  Давай ещё чего-нибудь.  Раз, два, три. Начинай.
    - За грибами в лес девицы гурьбой собрались…  берёза стоит, а на этой на берёзе труп её… не надо этого….труп её висит. Ну, теперь прокрути.
    - Сейчас, послушаем, как получилось.   




   - Она найдёт себе другого, а мать сыночка никогда.
   - Ба, да погоди ты.
   - Дай мне потренироваться.
   - Давай что-нибудь сначала.
   - Чего сначала-то.
   - Чего вы раньше пели.
   - Частушки.
   - Давай частушки.
   - Всё бы я играла. Всё бы веселилась. Всё бы, девки, ничего. Война бы замирилась. Всё. Больше ничего не помню.
   - Не помнишь.
    - Я  по лесу ходила, ельник ноги заплетал. Я богатого любила, бедный больше завлекал. Хватит.
    - Почему?
    - Ой, я гуляла по лужку, повесила головушку. Почему повесила – без милого не весело. Нет у меня голоса. Меня нельзя записывать. Ты мать попроси или тётку.
    - Всех запишем. Не переживай.
    - Ну, и ладно. Больше песен не знаю.
    - Мурку давай.
    - Ха-ха.
    - Гы-гы.  А чего ты? Брось.
    - Я уж забыла как начинается. … В тёмном переулке…А, наверное, вот как…
        Раз пошли на дело. Выпить захотели.
        И зашли в шикарный ле… ре… ле… ресторан.
        Там она сидела с агентом из МУРа,
         И….и…был у ней наган…
   -  Больше ничего не помню.
   - Стих расскажи.
   - Стих?
   - Да.
   - Сусанина.
   - Давай Сусанина.
   - Куда ты ведешь нас, не видно ни сги…
     ….Она для России спасла Михаила.
     Мишеньку Романова. А вот ещё что:
     Лесом частым м дремучим…
     … где чудесный гость исчез. Это Пётр Великий.
    - Это вы когда учили?
    - В третьем классе. Это в «Вешних водах». У нас были книжки. «Вешние воды» и «Наше родное».
   







    Смерть Натальи Ильиничны разрезала Чуваевых на несколько частей. Пётр переехал к Надежде. Анна Петровна не только перестала приезжать к брату, но и звонить им. И когда на 40 дней Екатерина Владимировна    затронула эту тему, Анна Петровна высказалась вполне определённо:
   - Похорон матери никогда Андрею не прощу. Устроил праздник, повод для встречи с нужными людьми. На кладбище даже не поехал.
    - Он был болен.
    - Напиться ему болезнь не помешала. Я боялась,  как бы он гробом не начал хвастаться.  И где только достал? Лакированная шкатулка с дверкой для любимой мамочки. Век ему не забуду.




   «Это только кажется, что от рождения до смерти дорога длинная. А на самом деле – несколько шагов.  Теперь Денис станет меня из жизни вытеснять. От радости до грусти как от роддома до морга. Дети первый звонок» Павел ещё раз поднял глаза к окну. Помахал Надежде и сыну. «От философии необходимо перейти к жизни. Осталось совсем немного, а весь диплом ещё в голове, а не на бумаге. Ничего, защитимся. Сейчас носишься, а через месяц после зашиты все заботы уйдут, как песок в часах. Всё будет нормально.»