Глава 22. Крутой маршрут

ПОМИЛУЙ, БОЖЕ, МОРЯКОВ!

Вариантов было немного. Всего три. Два из них – швартоваться в Бейруте или отдаться на волю волн – сулили смерть. Третий обещал жизнь. Они выбрали третий – выгребать к своим во что бы то ни стало.

Поход на Кипр

Перед выходом в море первую рюмку по морской традиции вылили за борт, Посейдону. Да, видно, морской бог не услышал молитвы: на вторые сутки пути "Аллану" начало основательно трепать. Яковлевич (назвать 70-летнего члена экипажа "дедом" они не могли даже мысленно - старый морской волк был в прекрасной форме), ударившись о переборку и заработав "фонарь" в пол-лица, произнес историческую фразу: "Не знаю, как вы, а лично я получаю несказанное удовольствие от той скорости, на которой мы летим к Кипру на этой нескоростной лодке". Замечание осталось без ответа – 42-летний капитан, сжимая штурвал, боролся со встречным ветром, а третий член экипажа, 24-летний Игорь, пытался мать оторвавшийся трос. Лодка была на грани потери грот-мачты. Пришлось сложить паруса и лечь в дрейф. Началось свободное болтание в режиме сильной качки и свистящего ветра. К утру они обнаружили, что лодку отнесло к Родосу.
Ветер "бил по зубам" (встречный, мор. сленг. - Т.Ш.), к Кипру шли, немного уклоняясь от курса. Однако в конце концов дошли.
В Лимасоле всего три места, где можно пришвартоваться: частная "марина", рыбацкие причалы и порт. "Марина" оказалась не по карману - 50 долларов в сутки. Бросили якорь неподалеку, в открытом море. Ночью навестила береговая полиция: "В чем дело?" - "Шторм потрепал, легкая поломка". - "Утром ждем вас в порту. Стоянка -15 долларов в сутки". Едва "Аллана", шедшая под украинским флагом, зашла в порт, ее тут же окружили русские и украинские моряки с судов, арестованных кипрской береговой службой. Похоже, украинский парусник и санкт-петербургский сухогруз застряли в Лимасоле основательно. Чем платить штрафы, когда сами команды - от капитанов до моряков - месяцами сидят без зарплат? Но даже в этой непростой ситуации моряки по морской традиции делились с потерпевшими бедствие всем чем могли: тут же поставили экипаж "Алланы" на довольствие, пригласили в сауну, снабдили продовольствием на обратную дорожку - макаронами, кофе, чаем.
Ночи на Кипре стояли холодные: Яковлевича, как самого старшего, моряки пригласили переночевать на сухогруз - в тепло. А с сухогруза - для закалки - на "Аллану" перебрался повар. Утром у "кока" от холода зую на зуб не попадал – «как вы выживаете в этой вечной мерзлоте?» Яковлевич тоже притопал с сухогруза недовольный: "Не могу спать в таком пекле. Ну и жара там у них!" Простояли на Кипре пять дней, пока не кончились деньги. Да и погода улучшилась. Прогноз на ближайшие сутки давали хороший, не больше четырех баллов. Капитан объявил команде: "Будем выходить". В глубине души Володя Гершовский опасался только одного - как бы не напороться на знаменитый южный шторм, который случается в этих краях как раз в январе. Но, как говорится, "Бог не выдаст -свинья не съест".
Первые два дня шли нормально, а к вечеру заметили на горизонте облака, от вида которых у бывалых мореходов все внутри похолодело. Сероватые, ребристые, как стиральная доска, квадратики следовали друг за другом, а за ними поднималась черная стена. Это предвещало не просто шторм, а настоящую бурю. Через 5-6 часов члены экипажа почувствовали мощную глубоководную волну, которая поднимала лодку через равные промежутки времени, постепенно нарастая. Самый молодой в экипаже, Гершовский-младший предложил: "Может, вернемся на Кипр?". Из 170 миль лодка прошла к этому времени 70. Гершовский-старший прикинул: если возвращаться на Кипр, буря все равно догонит. А у берега штормовать опаснее, может разбить лодку. Да и куда возвращаться - денег нет, солярка и продукты на исходе. "Будем штормовать в море", - сказал он команде. Пока "Аллана" не теряла ход и медленно, но верно двигалась в сторону Хайфы. Вечером буря усилилась, пришлось перейти на штормовой парус. Ветер был такой силы, что легко тащил 13-метровое судно за маленький парусиновый треугольник. Ходить по палубе уже было невозможно – передвигались ползком, цепляясь за страховочные веревки. Володя привязал себя к борту у штурвала, Игорь был на подхвате. Яковлевича попросили оставаться в каюте, на что он ответил сдержанным ворчанием, так как рвался в бой. Вид у него – с фингалом и косынкой, повязанной на лысом черепе, и впрямь был самый что ни на есть боевой.
Ночью волну раскачало выше мачты. Девятый или одиннадцатый вал – команде было уже не до счета – вздыбливался мощной трапецией с гребнем наверху, опрокидывющей все на своем пути. Ощущение реальности ускользало; казалось, что они затерялись не в море, а в горах, которые почему-то постояннот передвигаются. И вдруг ветер срывал водяные бугры, подобно метели, сравнивающей сугробы в одну линию, и перед ними вырастала белая стена – очередная штормовая иллюзия.
«Алану» сильно толкало и укладывало на бок почти под 90 градусов, но она быстро восстанавливала равновесие благодаря своей особой конструкции. Двигатель после одного из таких толчков пришлось заглушить: жесткая юго-западная волна могла серьезно повредить судно сильными ударами.
Уворачивая судно от встречного ветра, капитану поневоле пришлось отклониться от курса на Хайфу. Судя по всему, они находились милях в пятидесяти от берега. Обессиленные неравной схваткой, сбросили плавучий якорь и решили дрейфовать до утра, а утром отошли немного в сторону Кипра и снова взяли курс на Хайфу. Ветер по-прежнему был встречным, и им целый день пришлось дрейфовать опд штормовым парусом то отклоняясь в сторону Кипра, то возвращаясь назад, к Хайфе. Наутро пошли третьи сутки с тех пор, как они находились в штормовом море, Рассвело. И тут они увидели берег совсем близко - на расстоянии нескольких миль.
- Заходим в хайфский порт, - скомандовал капитан.
- Это не Хайфа. Откуда в Хайфе такие горы, да еще покрытые снегом? - усомнился Игорь. - По-моему, нас занесло в Ливан.
Гершовский-старший перерезал ножом веревку, удерживающую плавучий якорь, которым служила алюминиевая лодка - поднять ее у него уже не было сил, запустил двигатель на полные обороты и приказал Игорю, недавно демобилизовавшемуся из израильской армии, убраться в каюту от греха подальше: над судном уже кружил вертолет ливанской береговой охраны. "Аллана" быстро удалялась в море, вынужденно держа курс на Кипр.
К исходу третьих суток члены команды напоминали выходцев из ада - почерневшие лица, покрасневшие от бессонницы и ветра глаза, губы, разъеденные солью, и покрытые чирьями руки. Добавим к сему промокшую насквозь одежду, блеск молний над головой, раскаты грома, град, яростный свист ветра. Натекшая в каюту вода превратила макароны, чай и одежду в сплошное мессиво. В довершение сорвало спасательный плот, который, впрочем, был совершенно бесполезным при таком шторме.
Наконец ветер поменялся, и они на последних литрах солярки стали двигаться в сторону Хайфы. Связаться с берегом уже не могли - радио залило водой, антенну сорвало. Попробовали позвонить по мобильному телефону, и он вдруг ожил посреди этого кромешного ада.
- Вас спасать? – спросили с берега.
- Мы дойдем сами, только помогите с соляркой. Тут у берега такая болтанка - хуже, чем на море.
- Так вас спасать или нет? - повторили свой вопрос с берега, игнорируя просьбу.
- А сколько нам это будет стоить?
- Мы должны посчитать.
Володя отключил пелефон. Он был наслышан, что в иных случаях спасение яхты стоит чуть ли столько же, сколько она сама. А откуда у них, наполовину безработных (из всей команды только у Игоря какая-никакая работа) деньги?
«Алана» бросила якорь на подходе к Хайфе. Солярка кончилась. Пытались подойти к берегу на парусах, но борьба с переменчивым ветром не принесла успеха. Утром подошел буксир береговой охраны и оттащил судно в порт.
Они вышли на пирс. Капитан покачнулся, и Игорь просто упал ничком. Все трое мокрые, черные, страшные. И тут начались настоящие пытки. Спасшихся в шторм людей немедленно окружили люди из службы безопасности:
- Откуда у вас яхта? На что живете? Где работаете? Связаны с мафией?
- Ну какая мы мафия? – разлепил потрескавшиеся губы Гершовский-старший. – Вы зайдите внутрь нашей посудины, посмотрите. Мафия так не ходит.
- Братки, нам бы попить. Трое суток без воды, - взмолился Яковлевич.
«Битахонщики» (служба безопасности – Ш.Ш.) спустились в каюту, посмотрели. Больше у них вопросов не было. Видимо, им уже приходилось встречаться с этими странными "самоделкиными" из стран СНГ. Строят сами черт что за посудины, каким-то образом
ходят на них в море, да еще умудряются спасаться в шторм, когда ветер и на суше-то валит деревья.
Спасло ли их то, что Володя назвал свою яхту по имени самых близких людей – жены и дочери (Алла плюс Наташа), или то, что лодка была нестандартной? Отец и сын Гершовские на одном энтузиазме строили свою яхту еще в Симферополе, корпус договорились сварить на заводе из особой судостроительной стали. За образец взяли непотопляемый, скомструированный по типу "ваньки-встаньки" японский спасательный ботик. Да еще особая форма киля, позволяющая "наезжать" на препятствия и благополучно «съезжать" с них. Конструкция, испытанная многими мореходами, совершавшими не одну "кругосветку". Отделкой и освещением занимались сами.
Второй момент - не менее важный. Гершовские выросли на Черном море, а там благоприятных погод было не более двух-трех месяцев в году (в Средиземном – для сравнения - порядка восьми). Кроме того, Черное море хоть и мелководное (относительно других морей), но характер шторма у него довольно жесткий - волна бьет очень сильно. Так что яхты там строят особо прочные, способные выдержать серьезные переделки. Неплохое судно получилось у Гершовских, и в 1997 у Володя с Игорем репатриировались на нем в Израиль. Вышли из Симферополя в феврале, а в Хайфу пришли только в мае. Чистый переход занял десять суток, остальное время пережидали шторма в разных портах по пути следования. На них смотрели как на сумасшедших. Без отопления на судне, когда за бортом метет снег...
Впрочем, подобного рода семьи в странах СНГ - после разразившегося в бывшей
советской империи кризиса - были не такой уж редкостью. Прошлой зимой в ашкелонскую "марину" забрело маленькое самодельное судно под символическим названием «Скиталец». символическим названием "Скиталец". На нем плыли из Таганрога куда глаза глядят муж, жена и двое детей трех и пяти лет от роду, а третий ребенок был на подходе. Денег у экипажа "Скитальца" к моменту прибытия в Израиль уже не было, а из еды оставались лишь гречка и чай, который отец семейства использовал также в качестве табака. "Русские" яхтсмены помогли скитальцам чем могли, снарядив их в дальнейший путь продуктами, горючим и теплой одеждой. С помощью поспели вовремя, потому что вскоре администрация попросила непрошеных гостей, не являющихся гражданами Израиля, покинуть пределы ашкелонской акватории.

После бури

- Менее страшно пережить шторм в море, - философски замечает Володя Гершовский, - чем справиться с проблемами на берегу. - При том, что мы, "самоделкины", конечно, в большинстве своем чудаки и любим момент риска, поверьте: в это январское путешествие мы отправились с сыном и с 70-летним Михаилом Яковлевичем Ашкенази не по доброй воле, а ВЫНУЖДЕННО. Яхта наша стоит в ашкелонской "марине" под украинским флагом. Мы, репатрианты четырехлетней выдержки, не прочь перевести ее под израильский флаг. Но откуда у нас, перебивающихся случайной работой, людей, деньги на то, чтобы заплатить за курс, экзамены, "лицензию", перестройку судна согласно израильскому стандарту, ежегодные техосмотры и страховки? И потому мы, граждане Израиля, вынуждены вот уже четыре года находиться в "марине" в статусе владельцев иностранного (украинского) судна, платя деньги только за стоянку. Но по новым условиям мы обязаны выходить за границу не реже одного раза в три месяца. Поэтому в январе, когда вышли все установленные сроки, мы вынуждены были взять курс на Кипр,
чтобы вернуться назад с отметкой кипрского порта и продолжать держать судно в местной "марине" очередные три месяца.
- Вообще к "самоделкиным" из стран СНГ у большинства яхтсменов предвзятое отношение, - продолжает Владимир Гершовский. - Американцы, например, начали с нами здороваться только после того, как прослышали о том, что мы пережили в море. О том, как нас приняла береговая охрана - этот бессмысленный диалог "спасать - не спасать", вместо того, чтобы поделиться парой литров солярки, которые дали бы нам возможность дотянуть до берега, - я уже не говорю.

Экипаж машины боевой

Володя Гершовский вырос на море. Выходил на суденышках и суднах с 17 лет. Потом много лет работал в симферопольском яхтклубе. Все трое его детей ходят на "серфе" с 12-летнего возраста. Многие годы Гершовский-старший мечтал о собственном судне, но построить его смог только в период горбачевской оттепели.
Михаил Яковлевич Ашкенази всю жизнь прожил в Крыму, в Ялте. Пять лет служил на флоте. И после армии большую часть времени находился в море. В свои 70 лет он сохранил поразительное для его возраста атлетическое телосложение и в описываемом мною путешествии был не пассажиром, а полноценным членом экипажа - натягивал и снимал паруса, нес вахту у штурвала. Юбилей отпраздновал на суше - через три дня после пережитого в море.
О третьем члене экипажа, сыне Гершовского - Игоре, все сказано уже тем, что это
не первый его выход в море на пару с отцом, и не первый пережитый шторм. Первый потрепал их на пути в Израиль четыре года назад, когда отец и сын репатриировались на яхте в Израиль.

О тех, кто оставался на суше

Вообще-то третьим членом экипажа должен был быть Давид Шкиллер, гражданин Израиля с 1974 года, владелец яхты "Кассандра", прописанной в ашкелонской "марине". Давид, кстати, был первым "русским", поставившим здесь свою яхту на прикол четыре года назад. Сегодня в ашкелонской "марине" "русских" уже полтора десятка. Давиду - 70 лет, но его спортивной форме могли бы позавидовать и молодые. Давид, как и Гершовский-старший, - из породы "самоделкиных". Яхту после выхода на пенсию собрал собственноручно по книжкам и советам бывалых яхтсменов и выходит на ней в море каждую неделю. Давид не смог выйти с Гершовскими на Кипр из-за скоропостижной смерти тестя, случившейся накануне. Он предложил экипажу замену - бывалого моряка Михаила Ашкенази, репатриировавшегося в Израиль полгода назад. Михаил Яковлевич, переживший с Гершовскими сильный шторм, по-прежнему носит на голове косынку на пиратский манер. По поводу дальнейших походов в море говорит однозначно: "Обязательно пойду, и тем более с Гершовскими". Ну что ж, три месяца пролетят быстро. Что же касается будущих штормов, а они на море, как известно, случаются, то пусть экипажу "самоделкиных" поможет нехитрая молитва моряка: "О, Господи, не сделай мою жену вдовой, избави нас от того, чтобы мы напились морской воды, и пусть у нас впереди будут еще лучшие лодки". Потому что больше им, похоже, уповать не на что.

ТАЙНЫ ЗАТОНУВШИХ КОРАБЛЕЙ

...Для того чтобы понять, отчего иные рискуют жизнью, поднимаясь в горы или опускаясь на морское дно, надо хотя бы раз оказаться там вместе с ними. Это по сути переход в иное измерение, когда твоему взору открывается другой мир. Дайверы, исследующие затонувшие корабли, утверждают, что подобные спуски - своего рода путешествие во времени, прибытие в некую точку прошлого, где жизнь остановилась - возможно, в тот момент, когда пассажиры еще спокойно спали в своих каютах, но радист уже отправлял свое последнее послание миру - SOS.

Откуда берутся дайверы? Вот, например, Марк Федер, чье детство прошло в сугубо сухопутном Реховоте и чьи родители мечтали видеть своего первенца (у Марка есть еще младший брат) преуспевающим адвокатом. Федеры-старшие и представить себе не могли последствий невинных детских увлечений.

Мальчики увлеклись велосипедами? Прекрасно! Пусть развиваются физически! Ездят на море? А кто из израильских детей не торчит в каникулы и выходные на пляжах? Так-то оно так, но с обычного велосипеда Марк довольно быстро пересел на спортивный, скоростной, а маске с трубкой вскоре предпочел акваланг. По дорогам страны он разъезжал на велосипеде лет десять, пока не понял, что в израильских условиях это становится слишком опасным — ты уже не столько получаешь удовольствие от собственной скорости, сколько увиливаешь от маневров очередного водителя-беспределыцика. Продав железного коня, Марк целиком посвятил себя морю и в конце концов стал первым в Израиле инструктором, обучающим дайверов технике спуска в подводные пещеры и на затонувшие корабли.

Сам он осваивал дайверское дело в Мексике, где существует целая сеть разветвленных подводных пещер огромной протяженности. Вернулся в Израиль, открыл курсы, потом сколотил группу, с которой постоянно совершает спуски на затонувшие корабли.

...Занятие это крайне опасное, степень риска чрезвычайно велика. Затонувшее судно может в любой момент изменить положение - лечь на бок или разломиться пополам. Добавим к этой апокалиптической картинке проваливающуюся под ногами палубу, падающие на аквалангиста тяжелые металлические двери и мачты. Самое страшное, как свидетельствуют бывалые дайверы, - это не найти обратной дороги. Мне подобное утверждение показалось странным, однако оно было верным. Мелкие частицы ржавчины, потревоженные вторжением человека, отделяются от пола, потолка и стен и превращаются в непроницаемую завесу, которая рассеивается примерно в течение часа и лишь при условии, что аквалангист застыл на месте, не совершая никаких дополнительных движений. Час под водой для человека, чье дыхание ограничено содержимым баллонов, - это очень много. А потому, как в знаменитой сказке братьев Гримм, надо отмечать путь, которым ты пришел сюда. Спуститься очень просто, а вот подняться наверх...

У дайверов есть немало примет. Одна из них - ничего не брать с затонувшего корабля. То, что взяло море, принадлежит ему. В доме Марка вы не найдете ни одной реликвии с затонувших кораблей: разве что фотоснимки находок, хранящиеся в компьютерной памяти.

Спуск дайвера в подводную пещеру или на затонувший объект напоминает военную операцию и столь же тщательно разрабатывается еще на суше. Буквально по минутам. И по метрам расстояния, которое предстоит пройти. Потому что малейшая ошибка может стоить жизни. Однако, как бы тщательно ты ни просчитывал каждую мелочь, от непредвиденных ситуаций не застрахуешься.

Марк вспоминает один из спусков в подводную пещеру, где случилось ЧП, едва не стоившее жизни ему и его спутнику:

- Мы находились в пещере на глубине сорока метров, в нескольких километрах от ее входа, и уже собирались возвращаться обратно. На двоих у нас было довольно много снаряжения и скутеры (специальные устройства, позволяющие аквалангисту передвигаться под водой с большой скоростью - Ш. Ш.). И вдруг я обнаружил, что не могу запустить свой скутер - батарея сдохла. Вроде бы все тщательно проверяли перед спуском, и тут такое... Решили возвращаться на одном скутере. Начали движение, но вот снова остановка. В пропеллер второго скутера замотало веревку, на которой болталась одна из разметок пещеры. Запасы кислорода у нас ограниченны, если идти пешком - может не хватить. Мы принялись разбирать скутер прямо под водой, пытаясь извлечь веревку из лопастей пропеллера. На это ушло минут двадцать. В общей сложности мы поднялись на поверхность с опозданием в час - на сей раз пронесло. Страх в подобных ситуациях приходит обычно позже. Если, находясь под водой, начнешь паниковать, то лишишь себя шанса выжить. А потому надо отключить все эмоции и постараться решить проблему. Что мы, собственно, и сделали. И я могу привести массу примеров, когда в той же самой пещере, где мы едва не остались навечно (она пользуется большой популярностью среди дайверов всего мира), людям не хватало каких-нибудь двух десятков метров... Они уже видели отверстие выхода из пещеры, но кончался запас воздуха, а всплыть без снаряжения в закрытом пространстве невозможно.

...Если зайти на сайт, где помещаютсядайверские новости со всего мира, то можно увидеть, как много погибает экстремалов, причем едва ли не каждую неделю. Пожалуй, наиболее трагический случай, описанный на вышеупомянутом сайте, связан с историей известного дайвера, спустившегося в подводную пещеру и случайно обнаружившего там тело другого дайвера, погибшего несколько лет назад. Он поднялся на поверхность, сообщил о находке и снова отправился в пещеру, намереваясь транспортировать найденное тело наверх, но не вернулся.

Что же так безудержно тянет их вниз, в морские глубины? Марк, например, утверждает, что им движет стремление побывать в недоступных для других местах и желание проверить собственные возможности. Кроме того, по его словам, на глубине открываются такие картины, каких больше не увидишь нигде и никогда. За последние десять лет он исследовал пять десятков затонувших кораблей, причем на некоторые из них спускался по многу раз. Самый памятный спуск, конечно, первый. Это было в районе Синая («Я до сих пор помню коридор, по которому мы шли, - время здесь словно остановилось»). Впоследствии Марк погружался на знаменитые «Тислегорм» и «Салем-экспресс».

«Тислегорм» - английское грузовое судно (водоизмещение - 5000 тонн, длина 126 метров) было потоплено в районе Красного моря во время Второй мировой войны. Оно направлялось в Египет в составе конвоя с огромным количеством военной техники и боеприпасов на борту. «Тислегорм» был атакован двумя немецкими бомбардировщиками и ушел на дно. По официальной версии, с судна не было сделано ни одного выстрела. Но существует и другая версия, что команда все-таки успела произвести выстрелы из двух орудий и сбить самолеты противника, которые также покоятся на дне.

- Я обнаруживал подобные свидетельства в разных источниках, - говорит Марк. - При этом люди утверждали, что своими глазами видели бой и то, как два горящих самолета ушли под воду - один примерно в двухстах метрах от затонувшего судна, а второй чуть дальше, в районе рифа. Позднее распространились слухи о том, что в указанном районе якобы была обнаружена часть самолета. Я спускался на «Тислегорм», лежащий на тридцатиметровой глубине, не один раз. Кроме того, мы с нашей группой безуспешно пытались найти обломки самолетов и, по правде говоря, не оставляем своих попыток до сих пор. Хотя, с другой стороны, обследовав корабельные орудия, из которых могли быть сделаны выстрелы, я пришел к выводу, что они находятся в таком положении, что вряд ли это было бы возможно.

Вообще на «Тислегорме» есть на что посмотреть. Одна его часть разворочена взрывами, и там почти ничего не сохранилось, зато на уцелевшей части палубы можно увидеть аккуратные ряды армейских тягачей, танков, грузовиков, мотоциклов. Трюмы «утопленника» забиты ящиками со всевозможными боеприпасами - от мин до артиллерийских снарядов. Там и сям коралловые заросли и множество тропических рыб, которые превратили это странное место в среду своего обитания.

...Что же касается парома «Салем-экспресс», то он, в отличие от «Тислегорма», затонул в северной части Красного моря сравнительно недавно, в 1991 году, напоровшись днищем на рифы. При этом погибли сотни мусульманских паломников, возвращавшихся из Мекки. Паром был перегружен - пассажиров на борту было в несколько раз больше, чем мест на спасательных шлюпках. Трагедия произошла ночью, все случилось достаточно быстро - дверь трюма от удара распахнулась, открывая доступ воде.

- Оказавшись внутри, я увидел разбросанные детские игрушки: велосипеды, куклы, - вспоминает Марк. - И еще под ногами валялись вещи, которые люди обычно берут в дорогу. Этих вещей было так много, что меня охватила жуть. Мгновение трагедии сохранилось подобно фотоснимку, и оттого очень легко было представить себе, как это все происходило...

К сказанному Марком добавлю, что паром «Салем-экспресс» лежит на небольшой глубине, и это место посещают многие дайверы, но далеко не все из них отваживаются проникнуть внутрь - слишком опасно и требует особой экипировки. Снаряжение дайвера, специализирующегося на подобных предприятиях, достаточно дорогое и обходится в десять-пятнадцать тысяч долларов.

Марк между тем продолжает рассказывать о своих приключениях. В одном из затопленных кораблей, который, очевидно, погружался в воду медленно, не меняя горизонтального положения, все вещи и поныне пребывают на своих местах - даже огромные кастрюли до сих пор стоят на плитах, в точности так, как их оставил там много лет назад повар. На палубе другого судна, затонувшего в районе Кипра более двадцати лет назад, сохранились контейнеры с уцелевшими куриными яйцами и грузовики с рядами коровьих скелетов - мясо обглодано обитателями моря.

…В подводных пещерах взору дайвера открываются невообразимые красоты. Это могут быть огромные, сорокаметровой высоты залы, где на фоне причудливого каменного рельефа величественно проплывают диковинные рыбы. Спуск в такую пещеру может продолжаться не менее трех часов, однако зрелище того стоит.

И все-таки лучшие объекты - те, на которых еще никто не бывал. Сведения о малоизвестных затонувших кораблях дайверы обнаруживают в различных источниках. То, что для большинства всего лишь исторический факт, для дайвера - повод к увлекательному, полному опасностей приключению.

- В районе хайфского побережья со времен Второй мировой войны лежит английское военное судно, на которое мы собираемся спуститься в ближайшие выходные, - говорит Марк. - Мы стараемся всякий раз отправляться на новое место. Правда, нам не всегда удается с первого раза обнаружить то, что мы ищем. Например, в том же районе Хайфы, согласно некоторым источникам, лежат две подводные лодки, но мы до сих пор их не нашли. В ближайшее время мы намерены вести свои изыскания в районе тель-авивского побережья, где тоже покоится немало кораблей, на которые еще не ступала нога дайвера. Кстати, могу взять вас с собой, - неожиданно предлагает он мне и добавляет, - но, разумеется, не дальше палубы нашего катера.

…В мире дайверов есть овеянные печальной славой проклятые места, словно проглатывающие любознательных экстремалов. Например, судно «Андреа Дориа» в США давно превратилось в братскую могилу дайверов.

- Я собираюсь спуститься на «Андреа Дориа» следующим летом, - сообщает Марк, а я при этом непроизвольно ойкаю. Моя реакция вызывает у него на лице легкую улыбку. - Конечно, такая экспедиция требует особой подготовки, - продолжает он. - Положение судна очень неустойчиво, кроме того, в этом районе довольно сильные течения. Но в нашей профессии нельзя без риска.

…Кстати о профессии. Для Марка дайверское дело – отнюдь не профессия, а, скорее, призвание. А вообще-то он работает в государственном учреждении, ведающем израильскими водными ресурсами, и по своей основной профессии географ и программист. Вместе с членами своей группы Марк построил единственный в Израиле сайт, где помещает разного рода информацию об экстремальном дайвинге. Здесь и хроника актуальных событий, происходящих в мире международного дайвинга, и технические новинки, и дневники собственных экспедиций, сопровождающиеся множеством фотографий. Кстати, самый благоприятный сезон для погружения у израильских берегов - зима, когда море не такое бурное и сохраняется хорошая видимость.

…В заключение приведу поразивший меня факт: оказывается, в мире совсем немного людей, опускающихся на глубину более 300 метров, - подъем на поверхность занимает у них не менее 12 часов.


ВГЛУБЬ ЗЕМЛИ

...В феврале на севере Израиля произошло событие местного масштаба, никак прессой не освещавшееся. Спелеологи обнаружили в районе Бкиина три новые пещеры, которые по глубине вышли на второе место после самых известных в Израиле пещер – Мальха и Джармук. Почему же по этому поводу не было никакой шумихи, блицев фотокамер и микрофонов?

Оказывается, обнаружить пещеру – не означает, что можно немедленно приступить к ее исследованию. Природоохранное ведомство не в восторге от подобных инициатив и получить разрешение на исследование пещер на подведомственной им территории невероятно сложно. Кстати, об этом говорят не только спелеологи из ассоциации специалистов экстремальных видов спорта и спасательных работ, но и старейший в Израиле исследователь пещер профессор Амос Фрумкин из Еврейского университета, возглавляющий центр МАЛЬХАМ, представляющий Израиль в Международном спелеосоюзе (UIS) (Кстати, от названия центра произошло и название одной из самых известных в стране пещер – Мальха).

- Для того, чтобы получить подобное разрешение, нужно приложить достаточно серьезные усилия, - говорит профессор и добавляет. – Что же касается спелеологов из бывшего Союза, то они, на мой взгляд, вносят огромный вклад в исследование пещер, находящихся на территории Израиля. Я работаю в этой области сорок лет и могу сказать, что с началом большой алии, когда в страну стали прибывать спелеологи очень высокой квалификации, в Израиле было открыто очень много новых пещер, и в том числе – совершенно уникальных. Этот, без преувеличения, большой прорыв в области, которой я посвятил много лет, стал возможен именно благодаря им. Эти ребята настоящие профессионалы: способны проникать в самые труднодоступные пещеры, не нанося им вреда.

О человеке, который был первым

- Мой роман с пещерами начался 40 лет назад. Мне было тогда 17 лет, - рассказывает профессор. - Гидон Ман (ныне – врач-ортопед) повел нас (кроме меня, в группе было еще несколько ребят) показать самую длинную пещеру, расположенную в южной части Иерусалима. Ее длина была около трех с половиной километров. Мы все шли, шли, а пещера все не кончалась. Я тогда еще подумал: "Интересно, до куда же мы в конце концов дойдет?" Бедуины утверждали, что пещера может вывести до Хермона. Впрочем, до Хермона мы так и не дошли, - улыбается, - зато составили подробную карту своего маршрута. Это путешествие и определило всю мою дальнейшую жизнь, при том том, что в ней происходило еще много разных событий: Война Судного дня, Первая Ливанская... Я ведь был десантником... После армии я занялся исследованием пещер уже всерьез: переехал в поселение Офра, в окрестностях которой было немало пещер и решил создать здесь полевую школу. Я тогда нашел пещеру и в самом поселении, отстояв ее у подрядчиков, собирающихся строить на ее месте дом. Одна из наших находок получила название "Бор сини" (Китайский колодец).

- Почему китайский?

- Потому что если бы она оказалась достаточно длинной, но в конце концов привела бы нас в Китай, расположенный на противоположном конце земли, - улыбается. - Но, к сожалению, в ней оказалось всего 60 метров.

- А что было в дальнейшем с вашей полевой школой?

- Она в 1980-м году превратилась в центр исследования пещер МАЛЬХАМ, относящийся к еврейскому университету. В этом самом центре мы с вами сейчас, собственно, и находимся.
Амос показывает мне библиотеку, где собрана информация о всех известных пещерах мира; спелеологические журналы, выходящие в других странах, картотека пещер, обнаруженных в Израиле. Во второй комнате хранится оборудование – каски, веревки, карабины, фонари. В углу – обломки скальной породы. Амос объясняет, что это остатки разрушенных пещер, по котором ученый пытается определить возраст уже не существующих пещер и их особенности.
Кстати, природные пещеры до Амоса Фрумкина в Израиле практически не исследовали. Ученые в основном изучали пещеры, созданные человеком. Их интересовали археологические находки, места древних погребений. Созданный Амосом центр исследования пещер МАЛХАМ (мерказ ле хакера меарот) был первым и до сих пор остается единственным в своем роде.

- Я основал центр МАЛХА в 1980-м году. Сначала он находился под эгидой природоохранного общества, затем там произошло сокращение бюджета: в том числе "сократили" и нас. С тех пор мы работаем при университете, не получая от него никакой дотации, чисто на одном энтузиазме. У нас обширные связи с другими университетами Израиля и других стран в области разных исследований, касающихся археологии и геологии.

- Мы завели на каждую из уже известных пещер "дело", - продолжает профессор Фрумкин, - и начали выпускать журнал с подробнейшей информацией о каждой из них.

- Сколько в Израиле известно пещер?

- Несколько тысяч. Но далеко не все из них еще хорошо изучены. Кроме того, постоянно обнаруживаются новые пещеры. Самые глубокие расположены на севере, самые протяженные – в центре страны. В Израиле есть совершенно уникальные пещеры – например, Мальха на горе Сдом. Ее длина семь километров, кроме того – это самая большая соляная пещера в мире.

- По поводу пещеры Джермук среди местных друзов ходят легенды о том, что турки, якобы, казнили людей, сбрасывая их в пещеры. Это действительно было?

- Вот уж чего не знаю, - улыбается и продолжает. – Подобных легенд существует очень много, и не только о Джермаке, но и о других пещерах.

- А вам приходилось натыкаться в пещерах на человеческие останки?

- В районах верхней Галилеи у нас были такие находки. Обычно мы не поднимаем останки на поверхность, захораниваем их в той же пещере, где нашли. Скорее всего, этих людей туда действительно сбросили, чтобы избавиться от тел: входные отверстия пещер слишком узки, чтобы человек туда случайно упал. Возможно, это жертвы междоусобиц деревенских кланов, или беглецы, скрывавшиеся в пещераз от преследования, и обнаруженных своими врагами. По виду останки очень древние. Но я не занимаюсь ими, моя тема – геология, скальные породы, процесс образования пещер, информация, которую они могут сообщить о климате прошлых веков.
Кроме того, меня волнует проблема сохранения пещер. Иногда их полости вскрываются во время строительных работ, или при разработке карьера (именно такая история произошла с ныне знаменитой пещерой Сорэк). Если мы получаем сообщение о том, что где-то при прокладке трассы, или рытье котлована обнаружена пещера, мы тут же выезжаем на место. Тут дорога каждая минута. Ведь строители по незнанию могут разрушить уникальный природный памятник. Именно такая история едва не произошла с пещерой Аялон в районе Лода: ее едва не разрушили, поскольку она расположена на территории карьера цементного завода. Наше вмешательство оказалось очень своевременным: аналога пещеры Аялон в мире не существует.

- Что же в ней уникального?

- Мы обнаружили там новые виды ракообразных, лишенных органов зрения, которые сумели образовать в замкнутом, лишенном пространстве света длинную пищевую цепочку. Остается только гадать, когда и каким образом они туда попали? По нашим предположениям, это могло случиться миллионы лет назад, и эволюция известных видов пошла своим путем: чтобы выжить, они вынуждены были приспособиться к условиям новой среды, где не было процессов фотосинтеза. Уникальность пещеры Аялон и в том, что в ней есть довольно большой бассейн с водой. Нам помогли его исследовать спелеологи-добровольцы из асоциации "Сарма".

- Кстати, руководитель "Сармы" Сергей Щипицин считает, что самые глубокие пещеры можно найти на Хермоне. Вы разделяете его мнение?

- Да. Поскольку высота Хермона – больше двух тысяч метров, то есть все шансы найти там глубокие пещеры. Мы работали в районе Хермона не один год, в том числе – и в 2009-м. В поисковых работах принимал участие доброволец Владимир Буслов: он работает в больнице, но все свободное время посвящает поиску новых пещер. Благодаря Владимиру нам удалось найти в районе Хермона немало интересного. Дело в том, что у этого парня особый дар – быстро находить общий язык с другими людьми. Ему каким-то образом удалось заинтересовать идеей поиска пещер в этом районе командира военной базы Хермона и, заручившись его поддержкой, добиться всех необходимых разрешений. Одну из новых пещер этого района было решено назвать в честь командира Хермона, - улыбается.

- Но пещер-"тысячников" вы там пока не обнаружили.

- Нет. Нам удалось углубиться до отметки 70-80 метров. Пещеры, обнаруженные в Верхней Галилее вдвое глубже – от 120 до 150 метров.

- Спелеологи говорят, что у любой пещеры всегда можно обнаружить продолжение..

- Это действительно так. Если продвигаться вниз по следу воды, которая строит подобные пещеры, разбирать завалы и искать продолжение, процесс может продолжаться до бесконечности. Просто нужна очень большая мотивация. Что мне нравится в спелеологах из бывшего союза, так это их огромное желание открывать новые пещеры. Они готовы тратить на поиски все свободное время, совершенствую свои навыки на бесконечных курсах. Еще раз повторяю: до прибытия большой алии область исследования пещер не пользовалась такой большой популярностью, как сейчас.

- А вы сами часто спускатесь под землю? Для этого ведь нужна хорошая физическая подготовка.

- Я постоянно хожу в пещеры. Вчера, например, повел группу молодых ребят в одну из самых глубоких пещер. Часть "сломались" в середине маршрута и захотели вернуться, остальные упорно продвигались за мной. Конечно, я не могу бывать в пещерах так часто, как "русские" спелеологи. Я ведь ученый, занимаюсь исследованиями, езжу на научные симпозиумы, в научные экспедиции по исследованию пещер, расположенных в других странах. Но я считаю, что у нас сложилась неплохая интеграция: одним лучше удается поиск новых пещер, другие очень грамотно составляют карты, ну а я исследую пещеры с точки зрения геологии и климата.

- Какое самое большое впечатление у вас связано с посещением пещер?

- Это было в 1981-м году, в самом начале деятельности нашего центра. Мы поднялись на гору Сдом и начали спускаться внутрь колодца. На глубине 70 метров, попали в большой зал, откуда начиналось отвлетвление. Мы шли по нему, затем снова спускались вниз на веревках и вдруг оказались в туннеле, усыпанном кристалами соли. И вот мы шли и шли, и, казалось, что этому не будет конца. Даже появилось опасение – выберемся ли мы отсюда? И вдруг в конце сужающегося хода забрезжил свет, мы поползли туда и выбрались наружу с другой стороны. Это была всего лишь часть огромной пещеры Малха. Потом я спускался во многие пещеры мира – в Америке, Китае, Италии, Мексике...Но то, первое впечатление было самым сильным.

- Вам приходилось не раз выступать на международных симпозиумах. Какие сообщения вызывали у ваших коллег особый интерес?

- Прежде всего, те, что были связаны с нашими соляными пещерами. На территории Израиля находятся уникальные соляные пещеры, соответственно, и исследования проводятся наиболее интересные. Есть у нас еще один вид особых пещер – гипогенных, образованных водой снизу. Неизменно вызывают интерес коллег и палеоклиматические исследования, которые мы проводим в Израиле: пещеры могут рассказать нам очень многое о том, как менялся здесь климат на протяжении миллионов лет.

Я исследую природные пещеры, но на самом деле Израиль с его богатой историей славится и множеством рукотворных пещер: погребальных, ритуальных, пещер для хранения воды, выращивания голубей, для укрытия от врагов, - улыбается и добавляет. – Кое-какие свойства пещер не потеряли своей актуальности до сих пор: Бин-Ладен скрывается в одной из таких пещер.

- Как у вашего центра складываются отношения с природоохранным ведомством ("рашут ха-тева ве ха-ганим")?

- Инспектора выполняют свою функцию, отвечая за сохранность ландшафта, растительного и животного мира в заповедниках и национальных парках. Если пещера, которую мы хотим исследовать, находится на вверенной им территории, мы обязательно согласовываем с ними свои действия. Это должны делать все, кто занимается пещерами. Перед началом работ инспектора объясняют существующие правила: что можно делать, чего делать нельзя...

- Насколько я знаю, на днях вы обратились в управление природных заповедников и парков с просьбой разрешить спелеологам "Сармы" исследование трех недавно обнаруженных ими пещер.

- Да. Я не в первый раз пишу подобные обращения в подддержку добровольных спелеологов из "Сармы", потому что уверен в их профессионализме. Ребята работают очень акккуратно, соблюдая все необходимые правила, чтобы не нанести ущерба пещере и ее обитателям.

"Сарма" и ее недавние открытия

Настало время вернуться к рассказу о трех пещерах, обнаруженных недавно спелеологами на севере страны.

- Зимой мы с ребятами наткнулись в районе Бкиина на три пещеры, которые, вопреки ожиданиям, оказались очень глубокими – от 120 до 150 метров, - рассказывает Юрий (по профессии механик, увлекающийся спелеологией). - Первую назвали "Прорыв", а чуть позже обнаружили еще две. Поскольку одну из пещер мы нашли накануне моего дня рождения, решили назвать ее "Подарочной". Более необычного подарка на свой день рождения я еще не получал. Поначалу нам показалось, что она не такая уж глубокая – не больше 50 метров, но потом обнаружили ее продолжение – еще метров 60. Что же касается "Черепашьей"... Она получила свое название благодаря тому, что у ее входного отверстия мы обнаружили сидящую под кустом черепаху. Спустившись вниз и разбирая завал, мы наткнулись на черепаший панцырь. А в довершение всего на дне пещеры лежал камень, по форме напоминающий большую черепаху. "Черепашья" состоит из трех колодцев, из первого открывается окно во второй, с невероятно красивыми натеками, из которого попадаешь в третий - очень большого диаметра, больше похожий на зал. Мы уже сообщили о своей находке ученым, надеюсь, это их заинтересует. Что же касается нас – через пару недель мы уезжаем с ребятами в крымскую экспедицию, где собираемся исследовать местные пещеры.
Теперь о том, что их во всем этом привлекает.

- Наверное, мы соскучились по тому, что было у нас в стране исхода: ночным посиделкам у костра с гитарой, походам в горы, экспедициям, когда буквально за сутки у тебя вдруг появляется масса новых друзей, - рассказывает еще одна участница экспедиции в районе Бкиина Светлана Брук (по профессии математик, увлекающаяся спелеологией). - Там, в отличие от ежедневной рутины, попадаешь в экстремальные ситуации, которые сразу выявляют - кто есть кто: случайные люди моментально отсеиваются. Многое становится понятным уже на первом привале: по тому, как человек достает свои припасы – делится с другими, или отсаживается в сторону, уже становится понятно, можно на него положиться в трудной ситуации или нет. Или когда после тяжелого перехода по пустыне, когда вода почти на исходе и ее приходится распределять между всеми участниками буквально по глотку, обнаруживаешь, что у кого-то в рюкзаке все это время была полная фляжка, но он предпочел оставить ее на всякий случай для себя. А тебе казалось, что ты так хорошо знаешь этого человека... Или когда в холодные ночи все сбиваются в одну кучу, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться - элементарное выживание.

У нас в экспедициях были разные люди: они пришли, чтобы поставить для себя галочку – "я смог спуститься в пещеру!". Другие остались на годы. В пропасть спускаться страшно, даже когда у тебя надежное оборудование. Ты должен прежде всего верить в себя и в человека, который тебя страхует наверху. После таких ситуаций устанавливаются очень прочные отношения. Думаю, что сегодня я могла бы пригласить на свой день рождения не менее сотни человек, с которыми в разные периоды проходила школу выживания, спускаясь в пещеры и пропасти. Это уже не просто друзья, это по сути твоя вторая семья, куда тебя постоянно тянет. Мы ведь встречаемся не только в походах и на тренировках. Вместе отмечаем дни рождения, без конца устраиваем праздники: 1 апреля - День Дурака, 14 февраля – День влюбленных, летом – День Нептуна... У многих уже дети подросли, спускаются в пещеры вместе с родителями.

Кто-то увлекается скалолазанием, кто-то лезет в пещеры... Меня, например, больше увлекают пещеры: хочется попасть туда, где до тебя никто не был, почувствовать себя первооткрывателем. У тех, кто познал красоту подземного мира, ЭТО уже не проходит. Никогда не слышала, чтобы кто-то из наших ребят распродавал свое оборудование, решив покончить со спусками в пещеры.
Кстати, мы исследуем не только израильские пещеры. Я с группой ребят уже два раза ездила на Крит, где мы помогали разрабатывать пещеру местным спелеологам. Еще одна группа регулярно выезжает в поисках новых пещер в Украину и Крым.

Центр "МАЛЬХАМ", которым руководит профессор Фрумкин – фактически монополист в области исследования пещер, но они нередко привлекают к своей работе и нас, добровольцев. Были интересные проекты, связанные с районом Бкиина, когда в одной из пещер удалось обнаружить саламандр, а в другой – акулий зуб: возраст находки, по мнению ученых, около пяти миллионов лет.

Был еще один интересный проект "МАЛХАМ", в котором участвовали наши добровольцы, исследуя пещеру "Аялон" в районе цементного завода в Рамле. Ей тогда угрожала опасность от взрывных работ, которые велись в карьере. После того, как наши ребята выложили на сайт фотографии уникальных находок, обнаруженных в пещере, началась шумиха. Пещеру удалось отстоять.
Как обычно проходят наши экспедиции? Первой спускается штурмовая группа в поисках продолжения пещеры и ее ответвлений. Затем составляется карта и подтягиваются силы, обеспечивающие комфортное пребывание в пещере: нужно протянуть связь, создать временные лагеря на разных уровнях. Если пещера глубокая - 2000 метров, ее за один день не пройдешь: на это потребуется около недели. Кроме того, нужно расширять ходы с учетом того, чтобы в экстренном случае могли пройти носилки.

Начинаешь разбирать камни, а под ними – проход. Расширяешь его и попадаешь в колодец, который постепенно расширяется, от него идут ответвления. Любая пещера, которая дошла до дна, часто имеет продолжение, скрытое завалом камней. С одной стороны, это тяжелая физическая работа – нужно делать навеску, разбирать завалы, но внизу тебя всегда ждет награда - невероятный по красоте подземный мир.

Иногда мы принимаем у себя спелеологов из других стран. Например, один раз к нам приезжали ведущие спелеологи из Украины и в течение двух недель проводили тренировки по эвакуации из пещер пострадавших. Каждому из нас тогда пришлось выступить во всех ролях – от начальника группы до рядового спасателя и пострадавшего. Эвакуация пострадавшего их пещеры не терпит промедления: там такая высокая влажность, что организм очень быстро теряет тепло, и если человек находится без движения, он может погибнуть в течение нескольких часов от переохлаждения. Времени на то, чтобы подтянуть силы, иногда просто нет: каждый, кто находится поблизости, должен оказать максимальную помощь.

Дважды мы устраивали гуманитарные экспедиции. Однажды спускали в пещеру Гута-6, где есть большой зал и куда без труда проходят носилки, тяжелобольного парня за полгода до его смерти. Это была очень тяжелая и ответственная экспедиция: кислородный баллон, без которого он не мог дышать, был рассчитан всего на пять часов. Второй раз мы спускали в "Гуту-6" девушку, у которой парализованы ноги. Она мечтала о том, чтобы хотя бы раз спуститься в пещеру.
Пещер в Израиле достаточно много: они есть в районе Мертвого моря, на горе Мерон, в других местах. Самая красивая из труднодоступных пещер расположена в районе Мертвого моря. Она напоминает царство Снежной королевы: своды покрыты переливающимися кубиками соли, со свода свисают снежные "бороды".

Кстати, то, что многие пещеры труднодоступны, позволяет им лучше сохраниться. Например, на выходном отверстии известной пещеры Мальха, куда добраться достаточно легко, побывало много случайных людей. В результате – следы копоти, отбитые куски сталактитов и сталагмитов, мусор... Пещеры вообще не созданы для массового посещения: он погибают от варварского отношения к ним. Например, брошенные кем-то окурки, способны выжить из пещеры летучих мышей.....Кстати, спелеологи неукоснительно следуют неписанному правилу: ничего не выносить на поверхность из пещеры, чтобы не нарушать естественной гармонии природы и не потревожить пластов ушедших времен.

Где сталкиваются интересы

Из управления защиты природы и заповедников в ответ на мой запрос ответили следующее: "В основном исследованиями пещер в Израиле занимается институт геологии. Когда речь идет о пещерах, находящихся на подведомственной нам территории, исследователи согласуют с нами свои действия, точно так же, как это происходит и в случаях археологических раскопок в районе национальных парков. Они уполномочены вести исследования пещер в соответствии с существующими критериями. Что же касается несанкционированных исследований, мы в последние годы не сталкивались с подобными случаями. Подобные действия квалифицируются как нарушение. Далее все зависит от обстоятельств и конкретного ущерба, нанесенного природе. Стандартная сумма штрафа, который выписывают наши инспектора – 660 шекелей. Теперь о том, почему нельзя вести несанкционированные исследования на территории заповедников и национальных парков. Например, в отнощении пещер существует правило: на протяжении четырех месяцев в холодное время года мы закрываем в них доступ, чтобы не нанести ущерба летучим мышам в период их спячки. Появление человека в труднодоступных пещерах, где обитают разные виды животных, может нарушить установившееся там равновесие. Кроме того, существуют пещеры, представляющие историческую ценность, и мы ограничиваем в них доступ, чтобы предотвратить разграбление археологических находок. По поводу дальнейших разъяснений советуем обратиться к профессору Фрумкину – главному исследователю пещер в Израиле".

Комментарий профессора Фрумкина я привела в начале статьи. А вот что думает опо поводу сложившейся ситуации руководитель ассоциации "Сарма" Сергей Щипицин:

- Удивительно, но в стране сложилась уникальная ситуация. С одной стороны, есть сотни израильтян, которые бы хотели не только лучше узнать свою страну, но и готовы профессионально и добровольно проводить исследования. С другой стороны, ни одно государственное учреждение не только не готово поддерживать энергию масс, а всячески препятствует возможности получения бесценной информации.
Забавно, что в стране с самой богатой в мире историей сохраняется «статус кво» практически неисследованных «белых пятен». Единственная организация, проделавшая гигантскую работу – Центр исследования пещер МАЛЬМАХ под руководством профессора Амоса Фрумкина проводит уникальные исследования, но Израиль настолько богат скрытыми природными памятниками, что открытий здесь хватит еще не на одно поколение. Только за два месяца исследований Пкиина мы обнаружили 15 новых пещер!

Природоохранные организации до последнего времени занимали самую простую позицию – ничего не разрешать. В частных беседах нам обьяснили, что причина простая: нежелание брать на себя лишнюю ответственность. В Европе, например, всё, что связано с пещерами, безоговорочно находится под контролем спелеологов, так как никто лучше их не знает особенности пещерной экологии и никто лучше их не может контролировать ситуацию. Во Франции во время проведения спасательных работ спелеологам подчиняются и полиция, и медики.

Мы не просим финансирования, всё, чего бы нам хотелось –разрешения на исследования своей страны. Ведь еще Иосиф Флавий в своих трудах, практически это самое древнее упоминание о спелеологии, упоминал об исследовании пещер в районе горы Хермон, прекратившемся из-за «нехватки веревки». К сожалению, с тех времен - прошло 2000 лет – полномасштабных исследований на горе Хермон не проводилось. Между тем, там могут находиться пещеры глубиной больше километра, что могло бы выдвинуть Израиль в первую десятку спелеодержав мира. Но, видимо, чиновникам важнее свои кресла, чем познание своей земли и престиж страны.
Как организация, мы представляем вместе с центром МАЛЬХАМ Израиль в Международном спелеосоюзе (UIS). В качестве "кейверов" (первопроходцы пещер) наша команда сегодня находится на седьмом месте в мире. Мы организовываем экспедиции в Турцию, Крит, на Кавказ. В Абхазии замминистр по культуре лично встречает нас при пересечении границы. Что же касается Израиля: мы не можем сделать шаг в сторону от размеченной тропинки. Остается только надеяться, что государственные организации рано или поздно проникнутся духом сионизма и первооткрывателей и в конце концов дадут нам «зеленый свет.

О чем мечтает ученый

А теперь снова вернемся в центр МАЛЬХА и продолжим беседу с профессором Амосом Фрумкиным:

- О чем вы мечтаете, как ученый?

- Раньше у меня мечты были очень простые: обнаружить самую длинную, самую глубокую, или самую красивую пещеру. Сегодня у меня не меньше мотивации исследовать пещеры, но задачи изменились: мне хочется ответить на вопросы, на которые до сих пор нет ответа. Например, выше я уже упоминал о пещеры Аялон. Мне не дает покоя вопрос: каким образом, когда, при каких обстоятельствах могли попасть в пещеру Аялон живые организмы, образовавшие уникальную экосистему в замкнутом пространстве. Как они смогли ее образовать, лишенные какого либо источника энергии извне? Возможно, ответ на этот вопрос поможет нам в дальнейшем открыть загадки других планет, где нет атмосферы и большая степень радиации на поверхности.
Извечная человеческая мечта – попасть туда, где до тебя еще никто не был. Первым подняться на Эверест, первым ступить на поверхность Луны... На поверхности земли осталось не так уж много мест, куда еще никто не ступал. А вот под землей их еще достаточно много. Я рад, что сейчас к пещерам проявляют интерес очень многие израильтяне. Есть специальные сайты, где они делятся информацией. Все больше людей начинают понимать, что на самом деле представляют собой пещеры, как много в них может быть не только опасного, но и интересного.


Рыцари подземных ходов


...Одни, рискуя жизнью, лезут в горы и покоряют вершины, другие спускаются под землю и покоряют глубины. К чему им это? Зачем они покидают свои теплые дома и по две недели живут под землей –в холоде, сырости и темноте? Лучше всего об этом сказал один из известных российских спелеологов Александр Осинцев: "Мы рыцари подземных ходов, участники одного большого турнира. Здесь, в пещерах, мы ведем битву за глубину. Глубинная спелеология - именно здесь развивается главная интрига, и с этим согласится любой, кто уходил вниз по нейлоновым дорогам веревок, кто стоял на краю еще неисследованной бездны, кто отодвигал все дальше вглубь Земли границу неопознанного. Когда-то мы доходили до глубины 170 метров, потом 500, а теперь все чаще перешагивает отметку 1500 и думаем уже о 2000-ной. Лучшие команды мира ведут между собой этот спор: еще недавно впереди были французы, австрийцы, затем вперед вырвались наши друзья-украинцы с результатом 1710 метров. Кто будет следующим?»

Сергей Шипицин - один из тех, кто вместе с Александром Осинцевым открывал одну из самых глубоких пещер мира – Сарму глубиной 1543 метра. Сегодня она шестая в списке после Мирольды (1733 метра, Франция), Вороньей (1710 метров, Абхазия), Лампрехторхен (1630 метров, Австрия), Жан-Бернар (1602 метра, Франция), Торсе Дель Сьеро (1589 метров, Испания). Поскольку обнаружили эту пещеру члены иркутского спелеоклуба, они и дали ей название: Сарма – это ветер, внезапно возникающий в районе озера Байкал и так же внезапно исчезающий.

С 1995-го года Сергей исследует местные пещеры и продолжает участвовать в кавказских экспедициях. Тут следует заметить, что исследование старых пещер и поиск новых для него всего лишь хобби, вообще-то он программист и работает в известной компании высоких технологий «Матрикс». Мы пересеклись с ним случайно в районе Мертвого моря, а точнее, на горе Сдом, куда Сергей приезжает чуть ли не каждые выходные, экипированный с головы до пят (в багажнике его машины сотни метров веревки, карабины, крючья, каска и прочие атрибуты спелеолога), чтобы в очередной раз совершить путешествие по подземным лабиринтам. Он болен «спелеонаркоманией» уже более двадцати лет и утверждает, что не знает более сильных ощущений, чем то, что испытывает человек, обнаруживший новую пещеру или продолжение старой, которую считали исследованной до конца.

- Мне жутко повезло, - говорит он, - в 16 лет, проучившись всего три месяца на факультете кибернетики, я познакомился с фанатом пещер Сашей Осинцевым и вместе с ним мы создали одну из сильнейших спелеологических команд в Сибири. Так что с апреля 1985 года моя жизнь полностью перевернулась - я превратился в открывателя неизведанных земель. В конце 1980-х наша группа вторглась на Кавказ.

- Вторглась? – уточняю я.

- Да, это вполне можно назвать вторжением, потому что долина в районе горы Арабика была прочно оккупирована местными спелеоклубами, которые вели там исследования уже не один год. Мы были людьми со стороны, чужаками, но нам как-то удалось договориться: с этого момента наша иркутская группа начала ездить туда каждый год и постепенно захватила лидерство, поскольку в отличие от других мы занимались в основном поиском новых пещер, попутно «продвигая» старые, считающиеся бесперспективными. У нас была мечта - найти свой «километр».

- Это, очевидно, что-то очень специфическое…

- У каждого спелеолога есть рубеж: если ему удается открыть новую пещеру глубиной в километр, то это равнозначно тому, как если бы он попал в десятку лучших на «Формуле-1», или, иными словами – в мировую команду подземных «колумбов».

- В общем-то вам это и удалось: открытая вами Сарма вошла в десятку самых глубоких пещер мира и занимает в ней шестое место.

- В 1990-м, когда это случилось, нас с самого начала сопровождало просто сумасшедшее везение. Обычно за одну экспедицию группе удается добавить в уже открытой пещере лишь пару-тройку десятков метров, и подобный процесс длится десятилетиями. Наши коллеги из Чехии назвали одну из таких пещер, которую они углуюлябт уже в течение очень многих лет «Вечной работой». Теперь вы представляете, что это такое – открыть новую пещеру в подобных обстоятельствах?

- Как вам открылась Сарма?

- В 1990-м я обнаружил в районе горы Арабика маленькую дырку размером меньше пепельницы. Оттуда дул настоящий сквозняк, что свидетельствует о том, что внизу - большой объем. С помощью небольшого заряда взрывчатки мы расширили вход, начали копать и прошли за время экспедиции 250 метров, и это было уже очень и очень неплохо, поскольку наши предшественники вообще не верили, будто здесь что-то может быть и даже не искали. Для спелеолога очень важен вопрос веры: если он верит в свою пещеру, то обязательно ее найдет. Так спелеологи находили продолжение пещер, которые давно известны, и в которые ходит масса народу. Например, на горе Мерон есть пещера Гута-6, где бывают тысячи людей: нам в этом году удалось найти там замечательное продолжение, полное извилистых ходов, усеянных сталактитами.

- Вы сказали «нам»?

- Мы называем себя «люди Сармы». В нашей группе – спелеологи, альпинисты и другие специалисты, которые поднимаются на горы и спускаются под землю уже не первый десяток лет.

- Ну хорошо, вера-верой, но должны же существовать какие-то признаки, свидетельствующие о том, что в районе, куда вы направляетесь, действительно есть пещера?

- Да, конечно. Мы выбираем районы, в которых потенциально могут быть пещеры и просто исследуем там каждую дырку. Критерий такой: если из отверстия дует ветер, или звук брошенного туда камня, доносится откуда-то с большой глубины, то шансы найти пещеру очень велики. Если дырка маленькая, мы начинаем ее раскапывать, пуская в ход молоток или прибегая к взрывчатке.

- Так просто?

- Увы, бывает немало разочарований: ты спускаешься на глубину 15-20 метров и обнаруживаешь внизу непроходимый завал – к примеру, таких пещер очень много на Кавказе. Главный признак хорошей пещеры – это дующий из-под земли ветер, означающий, что пещера есть и она «дышит»: я не знаю ни одного спелеолога, который устоял бы перед этим сквозняком и тут же не полез бы вниз.

- А что было дальше с Сармой? Кажется, мы остановились с вами на первых 250 метрах…

- В 1992-м, как вы знаете, началась война в Абхазии, и долгие восемь лет туда не могла попасть ни одна спелеогруппа. В 2000-м экспедиции возобновились. Я уже к тому времени был в Израиле, ребята позвонили мне и сказали, что углубили Сарму на километр. В 2001-м они предложили мне поискать ее продолжение. И я тут же поехал. Примечательно, что штурмовая группа первопроходцев собралась в том же составе, который был в 1990-м году, когда мы открыли Сарму и пробили первые 250 метров. То есть экспедиция была без преувеличения «звездная» и нам опять жутко везло.

- Вы были единственным иностранцем в ее составе?

- Да. Остальные ребята были из Сибири и они тут же присвоили мне кучу прозвищ: «наш израильский хлопчик», «легионер», «иностранец». Но когда мы общались с местными, они меня не афишировали, поскольку наша группа находилась в местах «боевой славы» Шамиля Басаева, где существовала опасность похищений людей ради выкупа.

- На сколько вам удалось углубить Сарму в 2001-м?

- На глубине 1 100 метров мне опять удалось найти ее продолжение. Никогда не забуду этого момента. Шли восьмые сутки нашей жизни под землей. Мы отправились стирать одежду в одном из больших залов: кавказские пещеры отличает обилие подземных рек, ручьев и водопадов. Потом я решил полазить вокруг и наткнулся в одном из завалов на ручей, который вывел меня на галерею с острыми крыльями, которая уходила вниз. У меня не было с собой веревки, чтобы спуститься и я стал бросать камешки, и по звуку их падения понял: там что-то есть. В состоянии глубочайшей эйфории я побежал назад, к ребятам. Мы целый час искали это место. Нашли, отметили, а на следующий день устремились туда уже с веревками и со всем снаряжением: надо было забить крюки, провести телефонный кабель для связи с главной базой, расположенной у входа в пещеру. Каждый день мы проходили по сто метров, работа шла круглосуточно.
В той экспедиции мы углубили Сарму до 1549 метров и сделали ее шестой в списке самых глубоких пещер мира.

- Сколько дней вы обычно проводите в подобных экспедициях под землей, не поднимаясь на поверхность?

- Экспедиции длятся месяц, мы живем под землей неделями.

- Для этого, очевидно, требуется, очень серьезная экипировка.

- Груз подобной экспедиции может достигать двух тонн. Одной веревки мы берем километра два. Все снаряжение - специальное и очень дорогое. Лично я на ту экспедицию 2001-го года потратил пять тысяч долларов и долгое время был в жутких долгах. Открытие пещер – не коммерческое предприятие и держится на энтузиазме фанатов. Вообще это самый дорогой вид вертикального экстрима.

- Две тонны груза… Как вы все это спускаете в пещеру?

- Сначала мы должны поднять это в гору, откуда обычно начинается спуск, например, в Абхазии нам приходилось подниматься на отметку 2 000 метров. Если дорога проходима, нанимаем машину у местных. В противном случае тащим все на себе, поднимая вверх, а затем опуская в пещеру челночным способом. У нас все рассчитано до грамма – мы не берем с собой ни мыла, ни сменной одежды, ничего такого, без чего в экстремальной ситуации можно обойтись. Даже ложки у нас в экспедиции – без черенков. Еда тоже рассчитана до минимума, буквально до калории. Обед готовим на пяти таблетках сухого горючего.

- Опишите процесс прохождения пещеры.

- Обычно бы ставим несколько баз – основная находится на земле, другие – под землей. Штурмовая группа из трех-четырех человек пробивает пещеру, остальные следуют за ней, обеспечивая первопроходцев всем необходимым.

- Какие опасности поджидают вас внизу?

- В силу своей непредсказуемости спелеология считается одним из самых опасных видов экстрима.
Во-первых, обвалы и камнепады. В 1999-м году я едва не погиб при спуске в пещеру Джермак глубиной 157 метров на горе Мерон: огромный камень угодил мне в голову и расколол каску. Каска была специальная, она приняла на себя всю силу удара, это меня и спасло. Я отделался легким сотрясением мозга. Были случаи, когда я срывался и падал в пещерах. Однажды сломал кисть руки и даже этого не заметил, поскольку мы находились в очень экстремальном режиме – трое суток без сна. Я отмахал тогда с грузом 60 километров и только после этого обнаружил перелом. В другой раз мне отрубило при камнепаде палец и врач пришил его в полевых условиях, на большой глубине.

- Вторая опасность, которая подстерегает спелеологов внизу, - продолжает Сергей, - это переохлаждение: в пещерах бывает такая высокая влажность, что организм очень быстро теряет тепло, и если человек находится без движения, он может погибнуть в течение нескольких часов. Но самое страшное из того, с чем мне пришлось столкнуться в пещерах – это паводок. Когда он тебя настигает внизу, ты чувствуешь себя тараканом, который сидит в канализации в момент, когда в квартире, расположенной выше, кто-то дернул ручку унитаза и потоки воды устремились вниз. Пещера – это труба, спелеолог находится в ней. Если наверху пошел сильный дождь, вниз обрушивается огромная масса бурлящей воды, которая мчится с огромной скоростью и моментально заполняет все ходы, неся с собой камни и песок. На Кавказе у тебя есть три-четыре-пять минут, чтобы найти укрытие повыше и спастись. В Израиле этого временного промежутка нет: поток воды обрушивается в пещеру внезапно и все перемалывает на своем пути.

- Насколько я поняла, вам приходилось бывать в подобных переделках.

- Да, и я никогда этого не забуду. Самый сильный паводок мне довелось пережить в Сарме. Я услышал звук, подобный тому, который издает приближающаяся электричка. При этом все стены начали жутко дрожать. Нас было внизу 14 человек, к счастью, мы как раз успели уйти с вертикальных спусков, через которые обрушился мощный поток воды и, заслышав шум, тут же поднялись на высокий уступ. Все входы и выходы из пещеры были перекрыты бурлящими потоками. Эта фантасмагория продолжалась в течение 14 часов – у нас не было ни еды, ни топлива, ни света. Мы сбились в тесную кучу, подстелив под себя лист специальной фольги, которая помогает сохранить тепло, и накрылись таким же листом. Все пребывали в состоянии близком к анабиозу – заснуть при таком грохоте было невозможно, кроме того, мы постоянно менялись, перемещая тех, кто находился с краю, в центр клубка, чтобы отогреть – только так мы и смогли выжить. Как мы узнали потом, наверху бушевала настоящая буря: молния сожгла телефон в базовом лагере. О том, что в пещере находятся люди, сообщалось по радио, в район бедствия вышли группы спасателей.

- Они вас и спасли?

- Нет, мы выбрались сами, едва начал спадать уровень воды в пещеры. Где-то пришлось подныривать, чтобы попасть в нужную галерею. Наверху нас встречали как потерпевших бедствие…

- А летучих мышей, змей, ядовитых жуков и скорпионов вы не относите к числу опасностей, которые подстерегают спелеологов в пещерах?

- Нет. Летучие мыши – совершенно безобидные существа. Если они случайно врежутся в тебя, то причинят тем самым вред лишь себе, ломая крылья. Помню, как в Бурятии, в районе Богдарино, мы однажды наткнулись на целую подземную долину мумифицированных животных – там были летучие мыши, которые погибли в движении: возможно, оттого, что произошел завал и резко прекратился доступ воздуха. Это были сотни высохших скелетов, обтянутых кожей, с косточками тоньше иголки. Что же касается змей, пауков и скорпионов – их довольно много в израильских пещерах. Они выглядят устрашающе, но первыми никогда не нападают. Гораздо большую опасность, на мой взгляд, представляют собой пещерные вши, среди которых встречаются переносчики возвратного тифа. Так что в неизвестные пещеры лучше не ходить.

- Какие неожиданные находки вы обнаруживали в пещерах?

- Однажды в Сарме на глубине 1300 метров я наклонился к маленькому ручейку, чтобы попить воды и неожиданно увидел перед самым носом живую розовую креветку, которая там плавала. Один бог знает, как она туда попала. В Израиле, в пещерах горы Мерон мне посчастливилось встретить огненных саламандр. Это красивейшие черно-желтые создания с ярко-рыжими пятнами. Они водятся на глубине 20-30 метров в кромешной тьме и питаются насекомыми.

- Что вы открыли для себя неожиданного в подземном Израиле?

- В горе Сдом на глубине 60 метров находится пещера «Питриет» («Грибы»), которой нет аналогов в мире: это пещера с водным бассейном внутри соляной толщи, чего, как утверждали до 1980-го года, не может быть по определению, ведь вода растворяет соль. Однако поскольку сезон засухи здесь длится долго, а осадки выпадают редко, соляной раствор достигает такой высокой концентрации, что образует водный бассейн в соляной толще, не растворяя ее стенок. Все стенки и потолок пещеры покрыты плотной шубой из соляных кристаллов самой причудливой формы. На поверхности воды образуются тонкие пленки, которые при снижении ее уровня образуют прозрачные фигуры, напоминающие по форме грибы – отсюда и название. Я провел как-то в этой пещере восемь часов, и испытал потрясающее ощущение: мне казалось, что я герой сказки «Лампа Алладина», который сумел проникнуть в пещеру с сокровищами. Там же, на горе Сдом, в одном из открытых каньонов, я обнаружил место, которое назвал «библиотекой»: здесь разбросаны сотни спрессованных пластинок: разнимая их, ты можешь наткнуться на отпечаток древней водоросли или рыбы, которые существовали здесь миллионы лет назад, когда само место было морским дном.

- Насколько я понимаю, все выходные вы проводите в пещерах.

- Да. Зимой – в районе Мертвого моря. Летом – на севере Израиля. Кстати, я не один такой: зайдите на сайт, которые создали «Люди Сармы», и в этом убедитесь. Началось массированное обновление старых, давно забытых маршрутов. Мы первым в Израиле внедрили спелеотехнику одной веревки, которая дает возможность одновременно спускаться вниз всей группе. За один только год мы пробили на горе Мерон 20 новых пещер. Если бы нам еще удалось получить разрешение на исследования пещер в районе Хермона, где очень большой шанс найти гораздо больше пресловутого «километра», мы вывели бы Израиль в десятку ведущих спелеодержав мира. Лично для меня нет ничего лучше, чем открытие новых пещер, когда ты первым ступаешь на территорию, находящуюся глубоко под землей и чувстсвуешь себя одновременно Колумбом и астронавтом, высадившимся на поверхность Луны. Это совершенно иное измерение, другой мир.

ВЗОРВАТЬСЯ В МАШИНЕ, УПАСТЬ С НЕБОСКРЕБА...

Они сделают то, чего не сделает никто. Они амбициозны, но о подвигах своих предпочтут умолчать и великодушно подарят славу храбрецов актерам, за которых выполнят трюки. Никто не догадается о страхе профессионалов, «падающих» с небоскреба и «взрывающихся» в автомобиле. Но самое непостижимое: каскадеры считают свою профессию самой безопасной.

Человек-академия

До Дмитрия Осмоловского о профессии каскадера в Израиле знали понаслышке. Голливудские режиссеры, снимавшие в наших палестинах исторические фильмы и боевики, привозили двойников с собой. Израильские режиссеры приглашали для трюков спортсменов или цирковых. Дмитрий, репатриировался в 1991-м, имея за спиной несколько сот фильмов. Имя каскадера шло впереди него: в 1980-х он первым в мире кино «взорвал» мотоцикл в полете вместе с мотоциклистом. Так что на съемочную площадку американской картины «Тропическая жара», снимавшейся в земле обетованной, Осмоловский попал через неделю после приезда и остается в профессии по сей день, попутно основав первую в истории Израиля академию каскадеров. На съемочную площадку нередко выходит вместе с сыном: Алекс выполнил свой трюк в восемь в известном израильском фильме «Сломанные крылья». (Старший Осмоловский: «Сын падал с моста, а у меня падало сердце...»). В свои 24 года младший-Осмоловский уже известен в мире кино не только в качестве каскадера, но и режиссера, чей фильм демонстрировался недавно на международных кинофестивалях в Риме и Нью-Йорке.

...Снимаясь в первом израильском фильме у Ури Барабаша, Дмитрий ивритом еще не владел: по ситуации «считал», чего от него хотят, а когда режиссер обратился к нему после окончания съемки с простым вопросом, каскадер не понял ни слова. Тот удивился: минуту назад этот парень блестяще выполнил на площадке все, что от него требовали – как ему это удалось без знания иврита? Никакого секрета, впрочем, нет: язык киношников универсален и не нуждается в переводе, когда включается опыт и профессиональные навыки.
С тех пор прошло двадцать лет. Он продолжает сниматься в Израиле и других странах. (Дмитрий Осмоловский: «Украина вызывает у меня ностальгию: там прошла моя юность, там я учился своей профессии. Американцы - более организованные, израильтяне – темпераментные, душевные...»)

Времена, когда работали по принципу «пришли на площадку и сходу сделали» давно прошли. Подготовка к трюку начинается месяца за два до съемок. Обычно Осмоловский сообщает режиссеру, что готов исполнить любое его желание, даже самое невероятное. Некоторые из них впоследствии так и пишут в ремарках к сценарию: «И грянул бой... Дима знает, что делать», или «Только Дима знает, что будет в этом кадре». Нередко его приглашают на пересъемку сцены, после того, как ее «запорол» случайный в профессии человек, выдающий себя за каскадера.
В зависимости от трюка, закупается необходимое оборудование, после чего каскадеры приступают к репетициям. Вообще эта профессия требует не только отменной спортивной формы, но и определенных знаний в области физики, химии, механики. Не говоря уже о литературе («Дмитрий Осмоловский: «Мне мало знать о возможностях актера, которого предстоит дублировать - я должен прочувствовать героя картины, его характер, просчитать его реакцию в той или иной сцене...»)

Осмоловский утверждает, что каскадеры учатся всю жизнь. Профессия эта, по его мнению, совершенно особая: каскадерами становятся, когда иначе жить не могут. Осмоловский и с женой познакомился 27 лет назад на съемочной плошадке: Наташа гримировала актеров для фильма, где он исполнял трюки. У сына же просто не было выбора: он родился в семье каскадера. Да и 12-летняя дочь Осмоловских Аня уже успела сняться в двух фильмах: в одном из них ей пришлось ходить по краю крыши. Конечно же, с серьезной подстраховкой.
При том, что в большинстве своем люди, работающие в этой профессии амбициозны, при встрече с коллегами руками размахивают те, кто только начинают в ней осваиваться, маститые же корифеи больше молчат (Дмитрий Осмоловский, улыбаясь: «Когда-то и я размахивал руками, но это было так давно...»).

Во времена «железного занавеса» у советских каскадеров не было технических возможностей Голливуда. Приходилось изобретать колесо и даже «подворовывать»: едва в руки попадался западный ролик с трюками, его разбирали по-кадрово, чтобы понять, как это сделано и где каскадеры подменяют актера. Они все время учились – на своих ошибках и чужих. Благо, что амбиций и куража было не занимать. Группа каскадеров, в которой работал Осмоловский, «делала» по 30 картин в год.

Дмитрий считает себя представителем «третьей волны» каскадеров бывшего Союза. В его время профессия уже имела определенный статус: каскадеры получали в киностудиях аттестации, что позволяло отсеять случайных людей и обеспечить безопасность исполнителей трюков.

«Адреналина» моему герою вполне хватает на съемочной площадке: на дороге он идеальный водитель, разве что профессиональная реакция не раз помогала ему избегать столкновений с каким-нибудь очередным лихачом. (Дмитрий Осмоловский: «Сам я к экстриму не стремлюсь, но если на моих глазах кто-то начинает падать, обязательно подстрахую – уже чисто автоматически».)

Секреты каскадеров

Мне представлялось, что у человека, пусть даже снявшегося в семи сотнях картин, обязательно должен быть любимый трюк. Это – как первая любовь, разве его забудешь? На деле все оказалось проще.

- С возрастом приоритеты меняются, - задумчиво говорит он мне. - Раньше я любил «летать»: падал с больших высот – 50 метров, 65 метров... Сейчас мне нравится все. При том, что кино – коллективное творчество, где у каждого – своя роль, постоянно что-то придумываю. Например, режиссер говорит: «Хочу, чтобы мотоциклист в этой сцене упал». Я тут же предлагаю: «О кей, но пусть мотоцикл при этом подпрыгнет и взорвется в воздухе – будет эффектнее». Продюсер добавляет: «Я оплачу этот трюк, только при условии, чтобы мотоцикл не пострадал». Ну а когда картина готова, зритель видит на экране взрывающийся бензобак от парящего в воздухе мотоцикла, разбивающегося вдребезги, - улыбается. – Но машина при этом на самом деле цела.

- А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее, - прошу я. – Откройте нам секреты своей закадровой работы. Куда, например, приземлился ваш восьмилетний сын, когда падал с моста? Для зрителей этот момент остается за кадром...

- Алекс прыгал в коробки. Эту систему изобрели еще в 1930-е годы для небольших высот и до сих пор ничего лучше не придумали: она используется во всем мире. «Подушка» из картонных коробок складывается особым образом – в зависимости от высоты, с которой предстоит прыгать. А для больших высот применятся airbag, или надувной мат.

- Теперь о самом невероятном: как удается уцелеть каскадеру, охваченному огнем, погруженному в пучину, или взорванному в автомобиле?

- Существует масса приспособлений и составов. Гель «против огня» и «для огня», специальные костюмы и маски. Иногда «охваченному пламенем» каскадеру приходится надевать прозрачную маску и ему подводят кислород, иной раз - достаточно просто задержать дыхание. Машину, которую нужно по сценарию взорвать, готовят заранее: над этим работает целая бригада – слесари, механики, электрики, пиротехники. Ее нужно обесточить, убрать бензобак, поставить дуги безопасности, установить специальное ортопедическое сиденье и заложить в нужных местах заряды. Для зрителя машина взрывается и тот, кто внутри нее - погибает. На самом деле каскадер в полной безопасности. Когда машина кувыркается, вращается и ломается снаружи, и все вокруг охвачено огнем, каскадер находится в своего рода капсуле. Когда мы выполняем подобные трюки, на площадке находится не менее десяти человек, и каждый знает свое дело. Поверьте мне, каскадер – самая безопасная профессия. Если мне придется какое-то время провести под водой – значит, там будет кислородный балон. Если предстоит прыгнуть – я приземлюсь в «подушку» из коробок. И как постановщик трюков я придумаю все возможное, чтобы облегчить другим каскадерам жизнь.

- Думаю, трюки ощутимо удорожают картину?

- Чем больше денег вложено, тем сильнее будет эффект. Например, недавно мы разбивали во время трюка мотоцикл стоимостью 100 тысяч шекелей. В хороших картирах бьется нормальная техника, но все это окупается.

- Какой трюк для вас самый дискомфортный – тонуть, гореть, взрываться, разбиваться на машине, падать в пропасть?

- Я ощущаю дискомфорт лишь в одном-единственноем случае, когда вижу на видеоконтроле, что допустил ошибку и придется делать новый дубль. Если отснятая сцена нравится мне, значит, понравится и зрителю. Я никогда не соглашусь прикрыть ошибку искусным монтажом. Для каскадера это вопрос профессиональной чести.

Безопасная профессия

Оказывается, никаких супервозможностей для этой професии не требуется: все определяется умением человека переступить через собственный страх. (Дмитрий Осмоловский: «Каждый нормальный человек испытывает страх. Если новичок, желающий попасть в нашу группу, заявляет мне: «Я ничего не боюсь!», я не стану иметь с ним дела, понимая, что это не от большого ума...»).

Единственная причина травмы у каскадера – чей-то непрофессионализм, считает Дмитрий, - ведь любой трюк готовится заранее. По его мнению, ни один, даже самый гениальный фильм не стоит царапины на теле каскадера, или актеров, играющих в нем.

Однажды Осмоловский-старший реально рисковал жизнью. Дело было еще в Союзе. Снимали сцену лобового столкновения КАМАЗа с «жигулями»: Дмитрий должен бы спуститься с горы на скорости двадцать километров в час навстречу грузовику и выскочить из легковушки за три метра до столкновения. Аккумулятор гробить пожалели - вытащили, после чего просто толкнули «жигули» с горки. Но вот незадача: заело педаль газа, и машина разогналась до ста километров в час. Каскадер успел выскочить - в него уже летели осколки лобового стекла – и приземлился в тридцати метрах позади (!) грузовика. Легковушка разлетелась вдребезги.

Осмоловскому-младшему на одной картине пришлось делать шестнадцать дублей падения с лестницы: где-то на седьмом из них он начал реально «биться». Когда каскадер вынужден делать трюк на «автомате» - это плохо. Обычно ведь как: два-три дубля – не больше, а тут режиссер с оператором все никак не могли определиться с оптимальными точками съемки. Есть в профессии такая штука, объясняет мне Осмоловский-старший, которая называется «мышечная память», и она очень помогает каскадерам. Например, отрабатывая трюк падения с лестницы, каждый выбирает, как он будет крутиться, переставлять руки и ноги и закрепляя свои движения на уровне рефлекса. Но «мышечная память» - это половина дела: нужно еще предельно контролировать всю ситуацию. Шестнадцать дублей способны сбить даже самую отлаженную систему.

...По мнению страховых компаний, каскадеры – потенцильные самоубийцы, ненужная головная боль. Осмоловский много лет работал в Израиле без профессиональной страховки, подписывая документ о том, что в случае травмы всю ответственность берет на себя. У него ушло пятнадцать лет на то, чтобы объяснить агентам простую вещь: обычный водитель, выезжая на дорогу, рискует гораздо больше, чем каскадер в момент переворачивая, или взрыва машины в кадре. В итоге все члены его группы получили профессиональную страховку.

- У нас, к счастью серьезных ЧП не было, - суеверно стучит по дереву. – В других странах случалось... Московский каскадер Саша Карин, которого я хорошо знаю, во время съемок во Франции получил перелом позвоночника, когда падал с большой высоты: он приземлился неудачно, ослепленный случайной вспышкой фотоаппарата.

Вечный «двойник» и немного о будущем

За редким исключением, каскадер в картине - вечный «второй», двойник, тень героя. Есть в этом какая-то несправедливость... Дмитрий считает иначе. По его мнению, неважно, кто делает трюки, а важно чтобы картина «пошла» и всем понравилась. Зрителю и в самом деле неинтересно, кто ставил и исполнял трюки, зато это интересно профессионалам - если трюки удачные, они обязательно обратят внимание на имена каскадеров в титрах и пригласят их в другие фильмы.

Новичка, рвущегося в каскадеры, Осмоловский первым делом предупреждает: «Славы не будет. Зрители увидят лишь твою спину или фигуру на дальнем плане, и все восторги публики и внимание прессы достанутся актеру, которого ты дублировал». Ну а что касается амбиций, то каскадер вполне удовлетворен своими достижениями и охотно поделится ими с коллегами, отправив им ссылку на ролик с головокружительным трюком - не столько ради похвалы, сколько ради профессиональной оценки.

Сколько можно продержаться в этой профессии? Зависит от физических возможностей человека. Учителю Осмоловского – президенту Международной ассоциации профессиональных каскадеров «Украина» Анатолию Грошевому 63 года, но он по-прежнему снимается в кино. Мой 48-летний герой признает, что есть трюки, которые молодой каскадер может сделать лучше: зачем, ему, к примеру летать на мотоцикле, когда в группе есть молодой парень, буквально «живущий» на своем железном коне? Зато в группе не найти наездника лучше Осмоловского: за его спиной десятки советских фильмов о революции со множеством конных боев.

Напоследок приберегаю каверзный вопрос: не убьют ли новейшие компьютерные технологии профессию каскадера?

Осмоловский улыбается:

- Представьте себе, подобными вопросами люди задавались еще 35 лет назад, но что-то наша профессия и по сей день не обнаруживает признаков умирания. И знаете, почему? Даже самый неискушенный зритель легко отличит компьютерное изображение трюка от реальной съемки. Настоящее от ненастоящего.

ЭУСТРЕМАЛЫ

Есть люди, которые всю жизнь ходят по краю. Они прыгают с вертолетов, высотных домов и мостов; «горят» заживо; разгоняют машины, переворачивая их на полном ходу или врезаясь в препятствие. Одни из них делают это своей профессией, другие рискуют ради собственного удовольствия. Никто на самом деле не знает, чего им это стоит и какую цену они готовы заплатить за мгновение до… смерти или очередного спасения.

«В роли трупа я очень переживал за свою жизнь".

...Его «убили» в самом начале эпизода фильма «Битва за Иерусалим». Сергей Климкин лежал в окровавленной рубашке, изображая «труп». Остальные участники сцены продолжали бой с противником и настолько вошли в раж, что совершенно забыли о валяющемся у них под ногами каскадере, в которого сначала полетел брошенный кем-то приклад, затем отрикошетил холостой патрон. В довершение всего по нему несколько раз прошлись ногами и выбросили из окна, едва не промахнувшись мимо расстеленного внизу матраса. «Будучи «трупом» я так переживал за свою жизнь!» - смеется каскадер.

Его участь, как считает Сергей Климкин, была предопределена еще при рождении. Когда отец вез его беременную мать, мотоцикл на взгорке сильно тряхнуло, и отцовской трюк закончился преждевременными родами. Причем, действие происходило в селе под названием Невежкино. Так что и место рождения будущего каскадера было уже отмечено словом «кино». Словно сама судьба подавала знаки. Она же впоследствии его не раз и хранила. Однажды, когда снимался эпизод падения с вертолета, произошла накладка. Договорились прыгать в воду с высоты не более 15 метров и на малой скорости. Режиссер с оператором находились внизу – на яхте. Когда вертолет уже завершал круг на заданной высоте, готовясь к выбросу каскадеров, съемочную камеру заклинило, и летчику было сообщено по рации задержать прыжок. Вертолет взмыл вверх и начал набирать скорость, собираясь совершить еще один круг, пока внизу отлаживают камеру, каскадеры сообщения летчика не услышали – связь барахлила. «Работаем!» - подал команду старший группы каскадеров и они сиганули вниз с 30-метровой высоты и на полной скорости.

- Мы должны были мягко войти в воду, а упали на «бетон». Именно таким было первое ощущение, - вспоминает Сергей. – Я чуть не отбил печень, второй из нас отбил руки, но хуже всех пришлось третьему – его тут же увезли в больницу. К счастью, все обошлось. Выжили.

Сергей Климкин, выпускник одесского училища каскадеров, за последние 15 лет снялся в двух десятках фильмов – российских, израильских, американских, в том числе – с участием Ван Дамма и других звезд. В свободное от съемок время он зарабатывает на жизнь «спайдермен»-шоу и промышленным альпинизмом. В отличие от других «высотников», занимающихся покраской стен и мойкой окон, он никогда не работает на многоэтажных зданиях в подвесной люльке, предпочитая перемещаться вдоль стены на веревках, закрепленных на крыше.

- Когда я работаю на здании алмазной биржи, то всегда использую эту возможность для съемок разных трюков – отрабатываю скольжение на роликах по отвесной стене, или «падение» с высоты, - говорит он. – Однажды случился такой казус. Я лечу вниз головой с 80-метровой высоты (все страховки спрятаны у меня под одеждой, поскольку мы снимаем трюк), а внизу стоит распорядитель здания и обсуждает что-то с инсталлятором. Случайно они поднимают глаза вверх и видят падающего с крыши человека. Распорядитель здания входит в состояние шок, а инсталлятор спокойно резюмирует: «Наверное, кино снимают». «Какое кино? – вопит опомнившийся распорядитель, - почему я об этом ничего не знаю?» Забавно, что когда спустя пять лет, отрабатывая на том же здании алмазной биржи очередной трюк, я влетел на веревке через окно предпоследнего этажа в туалет и столкнулся с тем же распорядителем нос к носу, он уже не удивился и произнес: «А, это опять ты».

...В бывшем Союзе профессия каскадера была редкой и в силу своей исключительности и опасности практически не рекламировалась. Люди находили училища, где готовят каскадеров, сами.

- Туда попадали только те, кто готовил себя к этой профессии всю предыдущую жизнь, - считает Климкин, - однажды я потянул за собой товарища и очень пожалел об этом, когда он упал мимо страховки и начал харкать кровью. С тех пор я помогал только тем, кто действительно не мыслил себя без этой профессии, которая слишком опасна и ты в любой момент можешь покалечиться или умереть.

«Это невозможно объяснить, это можно только почувствовать»

Авнер Цхори – бывший спецназовец ЦАХАЛа и известный израильский «бейсер» (позже я объясню значение этого слова) год и три месяца назад неудачно прыгнул с моста и теперь передвигается с помощью инвалидной коляски. Меня вывел на него Сергей Климкин, который в свое время увлекся парашютным спортом именно благодаря Авнеру, собирался прыгать вместе с ним и судя по всему, уже готовил себя к «бейс-джампу». Несчастье, случившееся с Авнером в Америке, нарушило эти планы. А теперь – самое время сделать обещанное отступление и объяснить значение слова «бейсер».

...Если заглянуть на разные сайты, описывающие «Бейс-джампинг», можно обнаружить немало интересного. Бейс – джамп - это прыжок с прашютом с неподвижного объекта. Слово «бейс» происходит от английской аббревиатуры B.A.S.E. - Building–Antenna–Span–Earth ("здание–антенна–пролет моста–земля"). Основной смысл «бейс-джампинга» в том, что высота, с которой совершается прыжок, и длительность полета значительно меньше тех, что допустимы в парашютном спорте. «Бейс»-прыжок длится несколько секунд и его высота – от десятков до нескольких сотен метров. Если парашютист начинает чувствовать приближение земли лишь на исходе полета, то «бейсер» – с самого начала.

Конструкция парашютов для «бейс-джампинга» отличается от обычной: их производят в США отдельные фирмы. В нем отсутствуют многие узлы обычного парашюта, которые могут отказать во время недолгого полета. Самые продвинутые «бейсеры» прыгают в специальном костюме. Называется он wing-suit и представляет собой перепонки, протянутые от рук к ногам, имитирующие крылья. Такой костюм обеспечивает горизонтальный полет и может продлить 15-секундное падение до полутора минут.

В большинстве стран мира (в их числе и Израиль) «бейс-джампинг» в силу своей исключительной опасности запрещен: нарушители рискуют получить штраф до пяти тысяч долларов. В жизни каждого бывалого «бейсера» всегда найдется хотя бы один эпизод, связанный с травмами и чудом спасения. Главной причиной смертей в «бейс-джампинге» является то, что на местном сленге звучит как «доворот»: это когда раскрывшийся парашют несет «бейсера» на объект, с которого он прыгнул. Спастись в подобной ситуации можно только за счет искусного маневра.

Первые заповеди этого закрытого клуба супер-экстремалов: прыгать должен тот, кто надеется остаться в живых; никогда и никого не обучать за деньги, а если помогать – то только советом. Считается, что начинающий «бейсер» должен иметь за спиной не менее 300 обычных прыжков с парашютом. В мире есть супер-«бейсеры», которые имеют свой «бейсерский номер»: на счету одного из них, например, уже несколько часов «бейс»-полета, т.е. огромное количество прыжков и объектов, с которых он их совершил.

Кстати, об объектах. Самым популярным из них является New River Gorge Bridge - мост над горным ущельем в штате Западная Вирджиния. Только раз в году – в третью субботу октября – руководство Национального парка, в котором располагается этот 876-метровый мост, разрешает «бейсерам» прыгать с него в течение шести часов: неудивительно, что в этот день сюда съезжаются самые знаменитые «бейсеры» со всего мира. New River Gorge Bridge считается одним из самых безопасных объектов в мире, в отличие от каньона Вердон, расположенного во Франции, заслужившего недобрую славу из-за большого количества несчастных случаев, связанных с «бейс-джампингом». Французские власти преследуют «бейсеров», а вот Малайзия, напротив, гостеприимно распахивает перед ними двери, официально разрешая прыжки с двух небоскребов – башен Petronas и KL Tower. В Малайзии даже проводятся легальные чемпионаты мира по «бейс-джампингу».

В Книге рекордов Гиннеса имеется упоминание о прыжке с небоскреба в Торонто высотой в 335 метров, совершенном в 1984 году каскадером Даром Робинсоном. За свой трюк во время съемок фильма "Звездный час" Робинсон получил гонорар в 150 000 долларов.

...А теперь вернемся в небольшое жилище, отстроенное в одном из мошавов в центре страны сравнительно недавно и приспособленное для нужд 30-летнего Авнера Цхори, лишенного возможности самостоятельно передвигаться. Обстановка в его доме вполне спартанская: никаких излишеств, назначение каждой вещи сугубо функционально.
Путь Авнера в экстрим начался с армии, где он служил в элитном подразделении и впервые познакомился со скалолазанием. Парашютным спортом Авнер увлекся позже, пройдя частный курс.

- Ощущение от первого прыжка была просто невероятным, - говорит он, - но его невозможно передать словами. Конечно, страх был. Все боятся, когда прыгают в первый раз.

Авнер вспоминает о своем самом «крутом» - прыжке с высоты 23 тысячи футов, который совершил в Калифорнии с борта «Боинга 727» вместе с несколькими десятками других экстремалов. В тот день – единственный в году, когда проводится подобная аттракция, прыгали 5 000 человек, прибывших в штат Иллинойс из 60 стран. Удовольствие стоило порядка 40 долларов. За две с половиной минуты свободного падения опытные парашютисты упевали совершить в воздухе массу трюков. Парашюты они раскрывали на минимальной высоте, которая допустима при таких ипрыжков – 2 000 метров.

За последние восемь лет Авнер совершил 1000 прыжков с парашютом и 500 прыжков с разных зданий и мостов высотой от 220 до 65 метров. Параллельно продолжал заниматься снеплингом. Довольно долгое время жил между двумя странами: в Израиле занимался промышленным альпинизмом (здесь он, кстати, и пересекся с Сергеем Климкиным), а Америке был инструктором по прыжкам с парашютом.

- Что для тебя представляло больший интерес из твоих увлечений экстремальными видами спорта? – спрашиваю я Авнера после просмотра коротких видеосюжеты с его прыжками.

- Снеплинг, конечно, интереснее, - после некоторого раздумья говорит он. – При снеплинге работает все тело, ты учишься держать равновесие, контролируешь каждое движение. Прыжок – это, конечно, круто, но…слишком быстро.

- Что произошло с тобой тогда в Америке во время неудачного прыжка?

- Я прыгал с моста высотой 220 метров, пять с половиной секунд провел в свободном падении и раскрыл парашют слишком поздно – не рассчитал. Получил много переломов – позвоночник, ребра, ноги…Операции мне сделали в Америке. Я провел там три недели, сразу меня боялись отправлять самолетом из-за повреждения легких. Потом еще четыре месяца реабилитации - уже в нашей больнице….

- Ты уже освоился в своем новом состоянии?

- Я еще в процессе. У иных это берет три года и больше. Вот я смотрю сейчас вместе с тобой на фотографии, где я еще хожу, прыгаю с парашютом, и мне это кажется уже совершенно невероятным, словно там кто-то другой, не я.

- Извини, если мой вопрос покажется тебе некорректным. Ты не жалеешь о том, что в свое время стал «бейсером»?

- Я отвечу на твой вопрос вопросом: а ты не жалеешь о том, что села за руль, прекрасно зная о том, что иногда езда на машине кончается плохо? Понимаешь, я делал именно то, что хотел – и вовсе не ради «эго». Я ведь мог бы разбиться с таким же успехом и в автомобильной аварии.

- Тебе приходилось, очевидно, встречать немало других «бейсеров». Кто они?

- Да кто угодно. Адвокаты, врачи, инженеры, спортсмены - у многих есть семьи, дети.

- Мне кажется, что для подобных прыжков нужна хорошая физическая форма, и соответственно, определенный возраст.

- Ты знаешь, я был знаком с женщиной-«бейсером», которой было 60 лет. Она была в прекрасной спортивной форме и до того, как разбилась насмерть, совершила 70 прыжков.

- Как «бейсеры» находят друг друга?

- По цепочке, кроме того, в Интернете есть специальные сайты. Когда приезжаешь на точку, откуда хочешь прыгнуть, находишь местных, спрашиваешь, откуда ветер, какое движение на дороге - чтобы не угодить под колеса машины после приземления.

- Какова статистика несчастных случаев среди «бейсеров»?

- Примерно две смерти в год: раненых никто не считал. Сейчас все более организованно: есть специальное снаряжение, курсы (правда, они единственные в своем роде и существуют только в США и Канаде). Раньше всего этого не было: просто одни прыгали и показывали другим.

- Сколько сегодня в мире «бейсеров»?

- Я думаю, около тысячи.

«Я видел, как он прыгал»

- Я видел, как прыгал Авнер, - вспоминает Сергей Климкин. – вроде бы, сам каскадер и повидал всякое, но тут было что-то совершенно другое. Когда он прыгнул, а высота была не такой большой, у меня сразу возникло ощущение, что он сейчас просто впечатается в асфальт. Смотрю и думаю: «Пора бы открывать парашют», а он не открывает. Я начинаю волноваться, и тут парашют, наконец, раскрывается. Это был такой удар по нервам! Авнер никогда не держал в руках маленький парашют, с которым прыгают начинающие: тут счет шел на секунды - он просто заводил руку за спину и выпускал парашют.

- Для чего он и другие делают такие вещи? Что это им дает? Авнер так и не смог ответить мне на этот вопрос.

- Я думаю, что в такие моменты люди понимают, насколько все это по-настоящему, в отличие от… компьютерной игры в «Джеймса Бонда». Экстрим, по-моему, это просто поиски самого себя, но настоящего. Чем больше риска, тем резче ощущения. Это как любовь. Как мечта…

- Вы встречались с Авнером после случившегося?

- Да, когда я узнал, что отец привез его из Америки, я пошел к нему в больницу и…не смог зайти, после того, как увидел, как много в этом отделении инвалидных колясок и мои нервы не выдержали: я ведь тоже экстремал, постоянно рискую и понимаю, насколько хрупка человеческая жизнь. Я зашел к Авнеру через два дня, и мы нормально общались. Потом я был у него дома. Спросил про друга, с которым он занимался скалолазанием. «Он еще здесь не был, - ответил Авнер, - ему тяжело видеть меня в таком состоянии, и я его понимаю». Пару месяцев назад, когда мы с Авнером смотрели фильм о прыжках с парашюта, он вдруги начал говорить мне о том, что хотел бы прыгать с дельтаплана, но ему для разбега нужно особое устройство, которое можно купить только за границей и там же пройти специальный курс. Я понял, что он хочет летать. У него появилась новая цель.

ПРИМЕРИТЬ НА СЕБЯ ВОЙНУ

Можно раздобыть шинель образца 1941-го года, винтовку Мосина, кирзовые сапоги… наконец, «состарить» фотографию особым образом. Странность заключалось в том, что и лица были тоже «оттуда», из того времени. Возможно ли такое? Ведь это же всего лишь реконструкция событий Второй Мировой войны. Игры взрослых людей «в прошлое», приобретающие все большую популярность в разных странах мира. Впрочем, только ли игры? Или нечто большее?

ххх

Из полевых записей фоторепортера Александра Шульмана:

«Все как обычно – лагерь, пеший переход, бой, разъезд по домам… И все-таки на сей раз это для меня не совсем обычная реконструкция. Именно здесь, под хутором Таранским, на Сумщине 70 лет назад начинал войну мой дед – тоже Александр Шульман, старший лейтенант из 1036 стрелкового полка 293 стрелковой дивизии. Говорят, я на него очень похож. Может быть, я стою на тех же самых позициях, где в 1941-м стоял он?»

- Я тебе все это рассказываю, а у самого – мороз по коже. Деду было 33 года, когда началась война, я сейчас уже старше, чем он тогда, - говорит мне Александр Шульман. – Когда ты топаешь тридцать пять километров в сапогах и форме образца 1941-го года по тем же местам, где шел он, ощущая на плече тяжесть трехлинейки – знаменитой винтовки Мосина, это здорово «включает мозги». Вроде бы все, как тогда – жарко, душно, хочется пить, артиллеристы тащат на себе пушки. И когда ночью из укрытия выскакивают те, кто изображает «немцев» и кричат «ахтунг, фойер!», то ты сначала рвешь кольцо шумовой гранаты и бросаешь туда, а только потом начинаешь соображать: «Спокойно, тут все свои. Это же реконструкция!» Но все же домой возвращаешься немного другим….

Недавно мы ездили в Одессу, где проводили реконструкцию боя в катакомбах Холодной балки, - продолжает рассказывать Александр, – под землей, без солнечного света, а «фрицы» с настоящим огнеметом – все как было тогда, в 1940-е... Я пошел с нашими связистами, которые тянули кабель и телефон, замешкался на минуту, выронил фонарик, а он погас. Я искал его, понимая, что вокруг абсолютно черно и кричать бесполезно – ракушечник глушит звуки. Мне стало не по себе от мысли, что значило для людей сидеть в этой кромешной тьме и сырости несколько месяцев и еще воевать! После такого все рассказы о том времени Сельвинского, Катаева и Кассиля воспринимаются уже совсем иначе.

Из полевых записей фоторепортера Александра Шульмана:

«Понятно, что те, кто надевает форму бойцов РККА и Вермахта, не убивают друг друга. Но когда видишь, как роют окопы мальчишки, а ты с трудом вбиваешь ноги в сырые сапоги, думается не о «великой победе», а о том, как бы согреться. И еще – вдруг мелькает мысль – «Туман. Налета не будет».

…Взрывы имитационных зарядов… откувыркались самолеты, отбила артиллерия. Цепь лежит, пережидая, пока заткнется чертов пулемет. Сказки про «матросовых» оставим политотделу. Серо-черный гроб полугусеничного «Hanomag» дымит у дороги, и нужно успеть поймать кадр, и не бахнуть объектив, и обогнать атакующих, и залечь, и вот на тебя уже бежит с хриплым ревом - вся цепь, и ты видишь их широко открытые рты и слышишь звук выстрелов и крики: «Мать твою, кто же так лупит!!! – патрон хоть и холостой, но плюется огнем метров на пять, а чья-то горячая гильза валится в аккурат за шиворот. Кажется, Роман Кармен писал, что в хронике не может быть кадров с лицами солдат, идущих в атаку: ведь оператор в таком случае должен был находиться между сходящимися противниками… Бросок на крышу БТР…Есть! Четкий силуэт в кадре. Получилось. Реконструкция – не бой и не война. Это погружение в прошлое. Дань нашего уважения павшим и живым…."

ххх

…В эту историю мой герой попал совершенно случайно. Вышел однажды в Киеве на Крещатик и увидел колонну людей в форме времен Великой Отечественной. Тут же рванул с плеча камеру и начал снимать. Получилась отличная фотоподборка. Это было 6 ноября 2010 года – в годовщину освобождения Киева.

Потом состоялся первый военно-технический фестиваль «На броне Победы»: в 30 километрах от Киева ездили раритетные танки и бронетранспортеры; летали самолеты аэроклубов, размалеванные под фронтовые; стреляли холостыми зарядами пушки; взрывались мины-имитаторы, и это было грандиозное зрелище. Некоторый диссонанс, правда, вносили пожарные и «скорые», которые дежурили на периферии действа, камеры телевизионщиков и толпы зрителей в отдалении.

- Мне понравилась атмосфера. И все остальное. Когда взвод идет в наступление и открывает огонь, это очень похоже на настоящие боевые действия, - вспоминает Саша.

Когда он познакомился с участниками фестиваля поближе, оказалось, что ребята очень интересные. Кого только среди них не было! Бизнесмены, программисты, учителя, врачи, инженеры, студенты… Вскоре Саша уже и сам бегал с ними под выстрелами (холостые патроны с близкого расстояния опасны – старались стрелять в сторону или поверх голов).

– Но для нас реконструкция – не просто мальчишеские игры в войну. Это, скорее, желание испытать себя, понять, что чувствовали наши деды, для которых история войны – не пустой звук. Мы-то потом возвращаемся с тех же самых полей, где они воевали, к себе домой, а они не знали, что их ждет, и кто из них выживет…

Когда мы находим в старых окопах солдатские медальоны и фляги, проводим перезахоронение останков погибших, которых со времен войны считали без вести пропавшими… В прошлом году, 22 июня, на одну из таких церемоний под Борисполь приезжали родственники обнаруженных нами бойцов, личности которых удалось установить. Среди них были и евреи, нам даже удалось разыскать в Израиле их близких, и они тоже прилетели сюда. Получается, что мы возвращаем не только память о войне, но и канувшие в безвестность имена. Кто вспоминает сегодня советского танкиста Лавриненко, который осенью 1941-го под Москвой подбил 52 вражеских танка? Его имя хорошо известно только тем, кто интересуется военной историей. Как и многих других…

ххх

И на этой войне, пусть не настоящей, а реконструированной, у каждого своя задача. Саша стал военкором и начал выпускать газету клуба «Красная звезда», для которой пишет репортажи с тактических боев и печатает те самые фотографии, которые я поначалу приняла за подлинные фронтовые снимки 1941-1945 годов.

– Мне было интересно: можно ли сделать цифровой камерой снимки, которые не будут отличаться от военной хроники, - говорит Саша, - оказалось, это возможно.

- Ты военкор, значит, у тебя есть и звание? – спрашиваю я его. Саша показывает мне пилотку и погоны, объясняя, что он участвует в реконструкции в роли старшего техника-лейтенанта танковых войск. Это не командирское звание. Прежде чем заявить себя командиром, нужно собрать группу тех, кто будет готов за тобой пойти. Но Саше это и не нужно. Он – военкор, а, значит, на войне – он одиночка.

- Было что-нибудь забавное, курьезное во время ваших боев-реконструкций?

- Помню, мы заложили на поле закладки имитационных зарядов, а толпа прорвала оцепление и потопала прямо на них, чтобы рассмотреть бой поближе. А закладки вот-вот рванут! А каждая такая закладка – там пороха, как в снаряде 85 или 100 мм. Пришлось вспомнить «командный мат». Я употребил только два нормативных слова: «Куда?» и «Назад!», остальное все было непечатное. Мне потом кто-то из наших сказал: «Спиши слова».

…Теперь военно-исторические парады на Крещатике не редкость. Посмотреть на них приходят очень многие, и в том числе ветераны войны. Зрелище очень впечатляющее. По улице катят танки Т-34, на броне которых сидят бойцы в касках, плащ-палатках, шинелях-скатках, с автоматами в руках. Следом вездеходы тащат пушки-«сорокопятки», и прочая техника, которую теперь можно увидеть разве что в старой кинохронике. Детвора облепляет танки, молодежь рвется сфотографироваться с бойцами на память на фоне танка. Ветераны улыбаются, а кое-кто смахивает слезу…Ряженые-настоящие – так ли уж это важно?

- Где вы достаете оружие и прочие атрибуты? - спрашиваю я Сашу.

- Обмундирование каждый покупает себе сам. У нас есть связи с министерством обороны, МВД, киностудией, многое покупается через клубы за границей – в мире хватает «чокнутых» людей. А оружие времен войны до сих можно обнаружить на армейских складах, - отвечает он. – С винтовками Мосина помогает национальная киностудия художественных фильмов им. А.П.Довженко, с которой у клуба полное взаимопонимание: мы заимствуем у них то, что нам в данный момент нужно, а наши реконструкторы помогают киношникам поддерживать в хорошей форме их оружейный арсенал. Мы дружим с другими клубами ближнего и дальнего зарубежья. Военно-исторический клуб «Гарнизон» из Бреста и военно-технический клуб «Самоход» из Харькова приезжали на наши парады, мы ездили к ростовчанам, были у друзей из Беларуси на реконструкции боя на линии Сталина (под Витебском). Из Израиля к нам приезжают гости – осенью был в Киеве Натан Гринберг, он создал клуб «РККА-Израиль», там уже почти 30 человек, ребята реконструируют Красную Армию. Ты бы видела, как радовался наш руководитель Влад Таранец, когда Натан привез ему красную беретку десантника и черный берет танкиста! Подобных клубов существуют десятки, даже в Англии есть клуб реконструкции Красной Армии.

- А сколько примерно человек участвует в подобных мероприятиях, которые организуют клубы?

- По-разному. Например, в реконструкции боя под Львовом участвовали 30 человек от Красной Армии, 20 – от Вермахта и 20 от Украинской повстанческой армии. А фестивали «Великая Победа» и «Даешь Киев!» собирали больше тысячи участников.

- Когда же ваша следующая битва?

- Как когда? Конечно, 9 мая. Уже вовсю к ней готовимся…Операция, которую мы собираемся реконструировать, была настоящей мясорубкой. Это одна из очень трагичных страниц последних дней войны и первых дней мира, которую без преувеличения можно было назвать: «Добро пожаловать в ад!»

- Кстати, а люди сами выбирают, какую армию они хотят представлять – РККА, Вермахт или УПА. Или вы решаете это всем клубом?

- Конечно, все выбирают сами. Я, правда, не очень понимаю тех, кто предпочитает Вермахт и тем более SS. Спросил как-то одного человека, который изображает немецкого майора: «Почему именно Вермахт»? А он мне говорит: «Я уже в советской армии 25 лет отслужил, теперь хочется узнать, как было в немецкой». С другой стороны, я, конечно, понимаю: нам без них (без Вермахта) не обойтись – с кем тогда воевать? Зашел как-то к ним в блиндаж – все аутентичное. Даже вход сделан зигзагом, чтобы при взрыве гранаты не побило тех, кто внутри. На стене портрет Гитлера, на столе - консервы с теми же наклейками, которые были у немцев во время войны. И такой сюрреалистический нюанс: за столом сидит внук Героя Советского Союза и говорит на неплохом немецком, - смеется.

Наши, кстати, тоже всегда отрывают окопы и стрелковые ячейки в полный профиль, обшивают досками, блиндажи – «вагонкой»: все в точном соответствии с тем, что было во время войны. Есть стрелки, связисты и все атрибуты.

Командир клуба Влад Таранец очень большое внимание уделяет аутентичности – он занимается реконструкцией почти 10 лет. Сам клуб «Красная звезда» создан в 2003 году, и ребята на фестивалях практически «живут» в том времени. Единственная разница – на нашей войне никого не убивают…

- Как воспринимают ваши боевые операции профессиональные военные?

- Среди членов клуба немало тех, кто служит, или много лет служил в действующей армии.

- А ветераны как ко всему этому относятся?

- Вспоминают свою фронтовую молодость, благодарят за память…

- Исход военной операции, которую вы воспроизводите, всегда совпадает с тем, что был в реальности?

- Да. Мы ведь не переписываем историю, мы ее реконструируем. Исход всегда предрешен, никуда от этого не денешься. Ну а что касается нас – мы изучаем историю на практике, примеряем ее на себя. Чтобы понять чувства тех, кто шел с Суворовым через Альпы, нужно надеть епанчу, сапоги того времени, треуголку, взять кремниевое ружье и пробиваться через перевал. Ведь горы и снег за сотни лет не изменились, несмотря на Интернет и космические спутники. И когда ребята сидят ночью зимой в снегу при морозе минус 25, когда пальцы примерзают к винтовке, что ни говори, это очень приближает их к реалиям минувшей войны. Это не то же самое, что прочитать в книжке: «Снег, метель, фашисты прорывались, были большие потери личного состава…»

ОГНЕУПОРНЫЕ ЛЮДИ

Если бы пожарные, как то утверждает молва, играли во время дежурства в «шеш-беш», насколько беспечальнее была бы наша жизнь. Потому как это означало бы, что в Израиле нет серьезных происшествий. Знаете ли вы, кого зовут на помощь, когда человек собирается прыгнуть с крыши; ребенок застревает между прутьями решетки, а собака проваливается в глубокую яму?  Пожарных! Потому как именно они занимаются всеми видами спасения – и в том числе от огня. Кто еще способен в течение пяти минут разрезать на куски искореженную в дорожной аварии машину, чтобы извлечь раненых? Или за полторы минуты вскрыть «пладелет» и вынести из квартиры умирающего от инфаркта? Из 90 тысяч происшествий,  случающихся в Израиле каждый год – 45 тысяч связаны с пожарами, а 55 (то есть большинство) – с чем угодно. И всеми ими занимается пожарно-спасательная служба. Страна у нас даром что маленькая, а происшествия, на ликвидацию последствий которых вызывают пожарных, случаются каждые 12 минут, то есть - до 126 происшествий в день! Каждые 15 минут в Израиле происходит пожар. Теперь вы понимаете, насколько наша жизнь порой зависит от расторопности этих огнеупорных людей?

Малые войны

Пожары иной раз сравнивают с «малыми войнами», и в этом действительно что-то есть. В Израиле в дыму и огне ежегодно погибают не менее 25 человек (прошлый год в этом отношении был рекордным – число жертв достигло трех десятков людей). Дети являются виновниками 12 процентов всех израильских пожаров. Что же касается взрослых, то в годы интифады на территории Израиля фиксировалось по 147 поджогов в день, устраиваемых палестинцами. Возгорания на открытой местности составляют 60 процентов от всех пожаров. Пик лесных пожаров, которых насчитывается 35 тысяч в год, приходится на май (весенние хамсины) и октябрь (трава высохла до такой степени, что достаточно одной искры).

Между прочим, израильские пожарные считаются одними из самых профессиональных в мире. Если в странах западной Европы на каждую тысячу населения приходится один пожарный, то в Израиле соотношение совсем другое: один пожарный на шесть тысяч человек. Иными словами, израильский пожарный вызывается в случае всевозможных происшествий в шесть раз чаще, нежели его коллега из Австрии или Германии. 
Согласно статистике, в мире ежегодно фиксируется до пяти с половиной миллионов пожаров, то есть каждые пять секунд где-то что-то горит! В конце прошлого века дым и огонь ежегодно уносили до 70 тысяч жизней (каждый час от пожара гибли восемь человек). Что же касается сил, противостоящих огненной стихии, то количество профессиональных пожарных в мире достигает около двух с половиной миллионов человек, плюс семь миллионов добровольцев. Каждый год 250 из них погибают во время тушения пожара.

Работа или геройство?
 
Израильские пожарные называют недавнее происшествие, случившееся в Петах-Тикве, когда восьмиэтажный дом был охвачен огнем, классическим пожаром, добавляя при этом, что подобного в нашей стране не было уже лет 20.  В тот день был сильный ветер, который способствовал быстрому распространению огня и дыма по всем этажам. Вид полыхающих квартир, который израильтяне наблюдали по телевизору, был просто ужасен. К счастью, обошлось без жертв. Руководил тушением страшного пожара 49-летний Менахем Каспи, заместитель начальника пожарной охраны Петах-Тиквы, работающий здесь уже почти 30 лет. Он же – главный израильский специалист по ликвидации происшествий, связанных с опасными материалами (учился в Швеции и США), а так же представитель третьего поколения пожарных в своей семье. В тушении редкого в истории Израиля пожара принимали участие 14 машин и 45 пожарных. Особо отличился 29-летний Орен Шишинский из пожарной команды Петах-Тиквы, которому удалось спасти полуторамесячного младенца и его мать, причем, в самый опасный момент, когда счет шел уже на минуты. Вот как это происходило.
 
- Я прибыл на место одним из первых, - рассказывает Орен. Внизу толпилось люди, успевшие выбежать из здания, и куча зевак. Дом был окутан густым дымом, а из окон доносились крики о помощи. Сначала я начал выводить наружу людей, укрывшихся от удушающего дыма на лестнице. Потом принялся проверять, не остался ли кто-то в квартирах. В одной из них я обнаружил парня, который никак не соглашался следовать за мной  без своей собаки. «Дай я тебя выведу и сразу вернусь за собакой», -  сказал я ему. – «Нет, без нее я никуда не пойду», - ответил он. Пришлось выводить пса вместе с хозяином. Уже после пожара я узнал, что этот парень и в больницу не соглашался ехать без своей собаки.
 
- Мне крикнули, что на восьмом этаже есть две квартиры, из которых люди уже не могут выйти из-за быстро распространяющегося огня, и их надо спасать, - продолжает Орен. –  В окне одной из них виднелись двое стариков. Я спросил их, выдержат ли они еще пару минут, пока я проверю соседнюю квартиру, где тоже есть люди. Мне ответили: «Постараемся, только, пожалуйста, быстрее». Я устремился туда и проник в квартиру через окно. Из-за густого дыма здесь все было погружено во мрак.  Я крикнул: «Есть кто-нибудь живой?». В ответ донесся слабый крик из дальней комнаты, где я обнаружил мать с ребенком. Женщина сидела на полу, прикрыв головку малыша легким одеялом – так, чтобы он мог под ним дышать. Малыш не плакал и не издавал никаких звуков. Я подумал, что, может быть, ребенок уже сильно пострадал от дыма. «Спаси его, - крикнула женщина, - я уже не могу идти, нахваталась дыма». – «Я возьму вас обоих», - ответил я, быстро надел ей на лицо кислородную маску, взял младенца на руки (у меня самого двухлетний сын, я умею обращаться с малышами) и велел женщине держаться за мой рукав. Мы вылезли через окно на площадку пожарной лестницы. Опустив мать с ребенком вниз, я тут же снова поднялся на восьмой этаж за стариками. Я очень беспокоился за состояние женщины и ее ребенка и после пожара тут же поехал в больницу. Когда я увидел, что они отделались достаточно легко и уже пришли в себя, то очень обрадовался.
 
Я подумала, в России бы такому молодцу, как Орен, отличившемуся на пожаре, пожалуй бы, дали медаль, или денежную премию. В Израиле же его имя разве что было упомянуто в газете, и все. Потому что по мнению Орена и его коллег, спасение людей при пожаре – никакое не геройство, а просто часть их работы, и не более того.
 
Любопытно, что Орен – представитель целого клана пожарных. Его отец служит в команде уже два десятка лет. Здесь же работает и муж сестры Орена, а его младший брат после окончания армии, тоже собирается стать пожарным.
 
- Все мое детство прошло на пожарной станции, где работал отец, - вспоминает Орен. - Для меня даже вопроса такого не существовало, кем я буду после окончания школы и армии. Только пожарным! Я здесь уже восемь лет. Да, это правда, работа очень опасная и тяжелая. Мы никто не знаем, что нас ждет на месте. Например, в жилом доме от огня может рвануть газовый баллон, на заводе – упасть тяжелое перекрытие. Но для того мы и проходим бесконечные курсы, чтобы научиться распознавать опасность. Нам не приходится полагаться на удачу. Только профессионал имеет все шансы для того, чтобы выйти из огня целым и вывести других.
 
«102? Спасите мою собаку!»
 
Чем только не приходится заниматься пожарным! В четырехэтажном доме в квартире, расположенной на самом верху, у пожилой женщины случился сердечный приступ. Соседи вызвали «Скорую помощь». Медики уложили больную на носилки и устремились к выходу, но сначала едва не застряли вместе со своим грузом в дверях, а потом не смогли развернуться на лестнице. Женщина весила больше ста килограммов. Пришлось вызывать пожарных. Приехала машина с пожарной лестницей. Носилки вынесли через окно и опустили на платформе вниз.
 
Был случай почище. Женщина крутила мясо через мясорубку, а ее маленькая дочь крутилась рядом, и едва мама отвернулась в сторону, сунула пальцы внутрь и не смогла вытащить. Крики, плач. Приехала «Скорая», девочку повезли в больницу – вместе с мясорубкой на руке. Врачи попытались высвободить пальцы малышки – не смогли. Позвонили пожарным. Добры молодцы явились со специальными инструментами и в течение нескольких минут провели «операцию» по вызволению пострадавшей из плена. Представьте, каким мастерством надо обладать, чтобы разрезать мясорубку в течение считанных минут и не повредить при этом пальцев, застрявших внутри.
 
Кстати, пожарные отличились и в недавнем случае, который был описан в газетах. Речь шла о жителях севера - отце и сыне, которые угодили в глубокую яму с рыхлыми стенками и едва не были засыпаны. Доступ к ней был очень тяжелым. Пришлось вызывать пожарных со специальной спасательной техникой, которая применяется в подобных случаях. Над ямой установили треногу с лебедкой, опустили пожарного на веревке вниз, и он вызволил пострадавших из плена. К этому моменту один из них уже был по самую шею засыпан землей. Операцией по спасению руководил наш бывший соотечественник, выходец из бывшего Союза полковник Мордехай Шерман.
 
Довольно часто пожарным приходится спасать и животных. Собака угодила в канализационный колодец, кот забрался на столб электропередачи или высоченное дерево – куда обращаются перепуганные владельцы? В службу спасения - 102.

От начала государства до наших дней

Служба, о которой идет речь, на девять лет младше нашего государства и ведет свой отсчет с 1959-го года. До этого в Израиле существовали лишь добровольческие группы, занимавшиеся тушением пожаров с помощью простейших средств. Ныне в стране насчитывается 1300 профессиональных пожарных. Сейчас, когда я пишу эти строки, 400 из них находятся на боевом дежурстве, то есть, выезжают на происшествие (согласно статистике) каждые 12 минут. В их распоряжении 400 специализированных машин девяти типов, включая пожарные краны, позволяющие достичь высоты 42 метра. Если вам интересно знать, кто у нас является главным пожарным страны, отвечу: генерал Шимон Ромах, чье звание можно приравнять к высшему армейскому. Он возглавляет  управление пожарно-спасательной службы.
 
Теперь попробуем разобраться, каково устройство этой службы и как она функционирует. Всего в Израиле насчитывается 24 объединения, в составе которых 92 пожарные команды. Каждое объединение владеет пятью-десятью станциями. Пожарная служба по статусу гражданская, хотя ее сотрудники имеют звания наподобие тех, что имеются в армии, или полиции, и носят темно-серую форму со знаками отличия. У пожарной службы – два хозяина: Министерство внутренних дел и местные советы. Их дотации составляют две трети ее бюджета. Откуда берется остальное? 20 процентов – доходы от инспекционной работы. Остальное пожарникам приходится зарабатывать. Я не оговорилась. Пожарные не работают бесплатно, исключение составляют лишь случаи, когда речь идет о спасении животных. За все же прочие вызовы служба предъявляет счет. И как это не покажется странным, его всегда есть кому предъявить. К примеру, даже если пожар случается в чистом поле, совсем нетрудно установить, какому кибуцу или мошаву оно принадлежит – туда и будет направлен счет. Полыхает дом, завод, или машина – платить владельцу.  То же и в случае прочих происшествий. Застряли в лифте – пожарные вызволят, а счет за услугу предъявят хозяину дома. Куда идут деньги? В бюджет пожарной команды. Замечу мимоходом, что служба переживает не лучшие дни: экономический кризис, задевший местные советы, ударил рикошетом и по пожарникам, ведь их бюджет во многом зависит от муниципальных вливаний. 
 
Ради любопытства я поинтересовалась, сколько можно заработать на большом пожаре, к примеру, если полыхает завод? От 50 до 100 тысяч, - ответили мне, добавив, что цифра условна, поскольку счет составляется на основании четких тарифов министерства внутренних дел. Иными словами, учитывается буквально все: количество людей, участвовавших в тушении пожара; рабочих часов (иные пожары – особенно лесные – парой продолжаются до двух-трех суток); метраж отмотанных пожарных рукавов; литры потраченного на проезд до места бензина, а так же воды и пены. Подсчитали, суммировали, умножили - счет готов, можно предъявлять к оплате. Правда, сегодня у каждого владельца фабрики-завода-дома-парохода есть свой адвокат и страховая компания, в случае чего могут и опротестовать. И тогда – готовься к долгому судебному разбирательству. И потому служба вынуждена прибегать к превентивным мерам. Когда вы набираете цифры «102», сигнал поступает на пульт пожарной команды именно того района, где вы сейчас находитесь. С этой секунды весь разговор будет записываться на пленку, точно так же – как и все переговоры между диспетчером и пожарными, выехавшими на место происшествия – а данные автоматически зафиксируются в комьютере. Эти записи помогут службе впоследствии избежать возможных претензий.  Пожарных весьма часто упрекают в том, что приехали слишком поздно, работали нерасторопно и т.д. И немудрено. Люди переживают шок: в подобном состоянии каждая минута вырастает до размеров часа, и истину может установить лишь запись всех телефонных переговоров, связанных с происшествием. 
 
«Я б в пожарные пошел»

Давно уже канули в прошлое времена, когда пожарный облачался в брезентовую робу, надевал на голову медную каску и вооружался топориком и ведром. Современные огнеупорные костюмы выдерживают температуру до 200 градусов, а специальные шлемы наподобие скафандров, светопоглощающие очки, герметичные кислородные маски надежно защищают пожарного от огня и дыма. Что же касается оборудования – об этом чуть позже.

Еще одна примета времени: сегодня далеко не каждый может стать пожарным. Извольте пройти по конкурсу, объявленному пожарной командой. И, поверьте на слово, одного здоровья здесь будет недостаточно. Если с вас не потребуют академической степени, то без аттестата зрелости даже к участию в конкурсе не допустят! А как же иначе, если пожарному сегодня приходится то и дело сталкиваться с отравляющими, взрывчатыми, а то и радиоактивными веществами – тут без знания химии и физики никак не обойтись. Впрочем, и физические данные для огнеборца по-прежнему важны: во время лесных пожаров на труднопроходимых участках ему приходится вручную тянуть десятки метров пожарных рукавов. Мимоходом замечу, что в некоторых странах Запада пожарники обязаны для поддержания физической формы регулярно посещать тренажерные залы. Что же касается Израиля, здесь таких требований пока нет: вместо тренажерных залов пожарные тренируются на полигонах и регулярно проводят различные учения. Между прочим, два года назад в Израиле появились первые женщины-пожарницы (их в и мире насчитывается не так уж много).

Предположим, вам повезло: прошли по конкурсу. Не спешите ликовать, потому как к главным экзаменам вы еще и не приступали. Первые полгода вас будут испытывать в деле – в качестве помощника пожарного. И вот тут-то выяснится: боитесь ли вы высоты, замкнутого пространства, вида окровавленных людей в искореженной при дорожной аварии машине и многого другого? Только после достойного прохождения вышеупомянутых испытаний вас направят на первый курс (впоследствии их будет еще очень много), по окончании которого выдадут заветное удостоверение профессионального пожарного.
 
Конечно, каждый понимает, насколько опасное это занятие – входить в полыхающее здание, из которого все бегут. Но в том-то и заключается профессионализм, чтобы уцелеть в огне и дыму и спасти тех, кто в силу обстоятельств оказался в этом аду. За последние тридцать лет в Израиле при тушении пожаров погибли двое пожарников, а один лишился ноги. Первый случай произошел в Тель-Авиве, где загорелся дом старой постройки: из-за густого дыма пожарный не заметил глубокого колодца, упал в него, получив множественные переломы - спасти его не удалось. Второй случай произошел во время пожара завода в Бней-Браке, где в момент непредвиденной химической реакции пожарный был отброшен взрывной волной и угодил в емкость с каустической содой.
 
Никто из этих людей, отправляясь по вызову, никогда не знает, с чем ему придется столкнуться. Иной раз картины, которые пожарные видят на месте терактов или дорожных аварий настолько ужасны, что впоследствии им приходится обращаться за помощью к психологу.
 
Я поинтересовалась, много ли среди израильских пожарных выходцев из стран СНГ? Оказывается, что в отличие от армии и полиции, совсем немного. Но зато почти все они – обладатели академических степеней, имеют офицерское звание, а иные даже закончили    Московскую пожарную академию. Требования противопожарной профилактики, предъявляемые сегодня в области строительства, настолько высоки, что пожарники, занимающиеся инспекционной работой, должны разбираться в любых чертежах, а это требует специальных знаний. Как раз эту нишу в управлении пожарно-спасательной службы и заняли инженеры, репатриировавшиеся из стран СНГ.
 
Теперь о проблеме внутренней, которая давно требует своего решения. Понятно, что после 50-ти лет пожарный уже не может участвовать в боевых дежурствах наравне с молодыми – силы уже не те, а до пенсии еще ой как далеко. Управление в качестве компромисса переводит предпенсионников в отделы профилактики, где те занимаются инспекционной деятельностью. Но на всех работы не хватает, и иных все же приходится отправлять на преждевременную пенсию. Пока управлению никак не удается добиться принятия поправки к закону о труде, благодаря которой пожарные могли бы выходить на пенсию раньше, как военные и полицейские. Тем более, что их работа связана с постоянным риском и отягчена профессиональными заболеваниями органов дыхания и слуха. Да и условия труда, прямо скажем, каторжные: 24 часа боевого дежурства – включая праздники и выходные, 48 часов отдыха. Но что интересно: в пожарно-спасательной службе совсем нет текучести кадров, и люди работают здесь до пенсии. Более того, насчитывается даже несколько династий, состоящие из двух и даже трех поколений семьи. В чем причина? В том, что по статусу пожарные относятся к государственным служащим и имеют те же льготы, включая «квиют»? Или в том, что их заработная плата смотрится совсем неплохо на фоне израильской среднестатистической? Сами они утверждают так: «Пожарная команда – это на всю жизнь. Мы здесь все – как одна семья». Я убедилась в том, что так оно и есть, побывав на одной из станций, расположенной в Петах-Тикве, где каждый пожарный проводит  в течение месяца не менее 240 часов. Обстановка вполне домашняя: телевизор, кухня, плита. Обеды пожарники  готовят себе сами, игнорируя близлежащие кафе. В день, когда мне довелось побывать на этой станции, все живо обсуждали недавнее происшествие – тушение пожара в синагоге, где удалось спасти свиток Торы, который лишь слегка обгорел по краям.

Супер-машины

Выше я обещала рассказать о технике, которой нынче пользуются пожарные, и здесь мне не обойтись без помощи инженера Леонида Шеймана, репатриировавшегося в Израиль в 1989 году из Молдовы. Он в управлении уже 16 лет, возглавляет отдел инженерно-технической службы и работает над проектами новых пожарных машин. Для меня было откровением, что на местных заводах собираются такие супер-машины (кстати, сочиненные Леонидом), на которые даже приезжают посмотреть пожарные асы из Европы и Америки, где подобного пока нет.

- Мне приходится готовить технические данные для всех видов пожарных машин и оборудования, которые мы заказываем в Израиле и за границей -  с учетом того, что они должны подходить нам и для ведения всех видов спасательных работ, - говорит Леонид, - Например, эта, относительно небольшая машина, - показывает он на снимок, - была собрана в США по моему проекту. Ее стоимость – 85 тысяч долларов. Она относительно небольшая и очень мобильная, в отличие от тяжелых пожарных машин, но главное – в ней удалось соединить разные функции и разместить специальное оборудование для тушения пожаров и проведения спасательных работ в труднодоступной местности. И в том числе – насос особой конструкции, позволяющий затушить пожар малым количеством воды. Сегодня у нас уже 20 таких «универсалок». Главное преимущество, которое она нам дает в условиях, когда не хватает пожарных - это возможность выехать на любое происшествие, и в том числе, по бездорожью или по узким улочкам старых городов. 
 
- Какое оборудование из всего арсенала, которым располагает ваша служба, можно назвать уникальным?
 
- Оборудование, которым оснащены машин для ведения спасательных работ. Я выбрал их их многочисленного арсенала современных технологий, существующих в мире. Благодаря ему мы можем вести спасателаьные работы в случае наводнения, обрушения зданий, дорожно-транспортных происшествий, а так же падения людей в глубокие ямы с осыпающимися краями и пропасти. Мы способны обнаружить человека под обломками и  даже «услышать» дышит он, или нет. У нас есть десять спасательных машин с подобной начинкой, стоимость каждой из них - 2 миллиона 200 тысяч шекелей. Еще одна машина из того же семейства уникальных, имеющихся только в Израиле (их у нас девять), предназначена для ликвидации последствий происшествий, связанных с особоопасными материалами: в ней имеется все необходимое для того, чтобы спасти людей и нейтрализовать отравляющие вещества. Ее стоимость достигает полутора миллионов шекелей.
 
- А если возникает лесной пожар, который эффективнее тушить сверху, кто в таком случае приходит вам на помощь? Армия? Полиция?

- Полиция занимается оцеплением места происшествия. Что же касается армии - в прошлом она действительно предоставляла нам для тушения лесных пожаров так называемые вертолеты-«ведра», которые опускали в море, или озеро резервуары емкостью до 4-5 тонн водоизмещения. Но потом военные стали утверждать, что в результате подобной работы вертолеты получают механические повреждения, и отказались нам помогать. Мы нашли выход, заключив договор с одной компанией, которая держит небольшие самолеты, используемые для опрыскивания полей. Теперь четыре таких самолета вылетают и на лесные пожары.

Если загорится «высотка»

Немногие из нас живут в небоскребах, горят последние не так уж часто, но уж если горят, то перед этой картиной меркнут кадры любого фильма-катастрофы. Это, если выразится компьютерным языком, настоящая трагедия в режиме «он-лайн» (реального времени). От чудовищной температуры провисают и скручиваются металлические конструкции, с оглушительным треском лопаются оконные стекла, здание окутывают клубы ядовитого газа, выделяемого горящими синтетическими материалами. Не хочу никого пугать, но одежда на человеке, бегущем по коридору такого здания, воспламеняется через десять секунд. Чем не апокалипсис?

Семь лет назад я писала об изобретателе Марке Молдавском, репатриировавшемся из бывшего Союза. Автор 36 изобретений, кандидат технических наук, специалист в области физики, строительного дела и авиационной техники, предлагал оригинальный проект, который позволил бы быстро и  эффективно спасать людей из горящих высотных зданий. Мой собеседник утверждал, что при том наборе спасательных средств, которым располагает сегодня спасательная служба, очевидно: если в высотном здании быстро распространится пожар, то люди, находящиеся в нем, будут обречены. Потому что внутренние запасные выходы зданий обычно забиты разным хламом, либо доступ к ним уже перекрыт огнем. Да и сколько можно вывести из горящей высотки людей с помощью высотной пожарной лестницы?

Изобретатель предлагал простой и оригинальный способ, не требующий больших затрат: крепить на углах высотных зданий катушки с тросами. Пожарные, прибыв на место, присоединят к ним люльки, которые с помощью лебедки и тросов будут безопасно скользить по периметру здания (в современных высотках нет угловых окон, из которых при пожаре будет вырываться пламя), эвакуируя людей. Как утверждал автор проекта, при такой системе пожарные смогут в течение считанных минут начать эвакуацию людей с любой точки, не проникая в само здание.

Я встретилась с Марком Молдавским в апреле 1999-го, после его многочисленных и безуспешных попыток заинтересовать своим проектом специалистов в Израиле и США. Мое интервью с ним вышло под заголовком «Когда горит небоскреб». А через полтора года случилась трагедия в Нью-Йорке: 11 сентября 2000-го года мы увидели страшные картины, когда люди прыгали из окон горящих небоскребов.

- Как израильская спасательная служба справляется с тушением пожара в высотных зданиях? И как в мире вообще решается эта проблема? – спрашиваю я начальника инженерно-технической службы управления Леонида Шеймана и рассказываю ему о том, что в свое время  писала об ученом-репатрианте, который в течение нескольких лет безуспешно пытался пробить внедрение относительно недорогого проекта для спасательных работ в многоэтажных зданиях.

- Дело в том, что концепция проектирования высотных зданий в мире основана на автоматических системах тушения огня, - отвечает он. - В случае возгорания или появления дыма срабатывают детекторы и включается сирена. В домах, высота которых превышает 42 метра, устанавливаются распылители воды, позволяющие локализовать очаг. В высотках проектируется так называемая «стерильная лестничная клетка» для эвакуации людей. У нас в Израиле применяются американские стандарты противопожарной безопасности.  Другое дело, что после трагедии 11 сентября, в США и во всем мире специалисты начали разрабатывать альтернативные методы. Это различные люльки со специальными лебедками, работающими от автономного генератора, устанавливаемые на крышах высотных домов, рельсы, по которым механизм со специальной люлькой может быстро сновать вверх и вниз и многое другое. Но изменение существующих строительных стандартов и внедрение альтернативных проектов требуют очень больших средств и времени на утверждение и реализацию. Пока все разработки, ведущиеся в мире, и в том числе в Израиле, находятся на стадии рассмотрения. К сожалению, ни в одной стране технической революции в этой области пока еще не произошло.


В ЗАПАДНЕ

С высоты птичьего полета они кажутся язвами на теле земли: с каждым годом в прибрежной зоне отступающего Мертвого моря появляются сотни новых провалов. Единственное спасение от них – бежать... Бежать из района, где они начинают появляться. Так утверждает известный исследователь подземных пустот в районе Мертвого моря Эли Раз. Однажды он ожидал спасения на дне одной внезапно открывшейся под его ногами ямы в течение целого дня, рискуя быть заживо погребенным от любого неосторожного движения.

Бессрочная командировка

До Войны Судного Дня геолог Эли Раз занимался исследованиями в районе озера Кинерет. В 1974-м ему предложили поработать в районе Мертвого моря. Директор тамошней полевой школы погиб во время войны: ему искали замену хотя бы на первое время.

- Я поехал туда ненадолго и неожиданно для себя остался навсегда, - впоминает Эли. – Просто влюбился в этот район. В конце 1980-х на южном побережье Мертвого моря начали появляться земные провалы. Тогда многие предпочитали об этом молчать из опасений, что это отпугнет людей и нанесет ущерб туризму. Я начал отслеживать явление и увидел, что земные провалы открываются и в других местах, в том числе – в северной части. Благодаря поддержке министерства инфрастуктуры мне удалось обнародовать первый научный отчет о происходящем в районе Мертвого моря. Вскоре и другие ученые начали проводить здесь интенсивные исследования, которые продолжаются до сих пор.

Карстовые провалы – явление известное, - продолжает он. - Эта проблема существует во всем мире. Недавно мы узнали об ужасной трагедии, которая произошла во Флориде: открывшийся под спальной комнатой жилого дома огромный провал в одно мгновение поглотил Джефа Буша вместе с кроватью. Могу представить себе охвативший его ужас... Дело в том, что однажды мне довелось испытать подобное, но, в отличие от Буша, я выжил.

Дневник из земляной западни

О том, что с ним произошло десять лет назад, Эли Раз написал в своем дневнике, который вел в на дне земного провала, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей. Долгие часы плена не лишили его надежды на спасение.

...В то утро Эли проснулся в шесть утра и отправился на джипе в район земных провалов. Он знал опасную зону как свои пять пальцев и сегодня собирался исследовать одну из недавно образовавшихся ям. Эли привычно проводил ее замеры, как вдруг земля под его ногами разверзлась и он полетел вниз. Очевидно, границы ямы расширились и были покрыты лишь небольшим слоем почвы, чего он знать не мог.

Поначалу ему показалось, что он ослеп, но когда пыль улеглась, на недосягаемой высоте проявился кругляшок неба. Глубина ямы с рыхлыми стенами была не меньше девяти метров, и он лежал теперь на самом дне. Эли осторожно пошевелился: кажется, цел, переломов нет. Кровоточащая ссадина на лбу не в счет. Но положение почти безнадежное. Мобильный телефон не работает. О том, чтобы карабкаться наверх, даже думать нечего: любое движение может вызвать дальнейший обвал и заживо похоронить его на дне ямы. Вся надежда на спасателей: к концу дня его наверняка хватятся и начнут искать. Хорошо, если успеют найти до наступления темноты... А пока остается только ждать. Эли корил себя за собственную беспечность. Раньше он был куда осторожнее: отправлялся в опасный район с помощником, надевал на голову каску и постоянно находился на связи с киббуцом. Как же он мог пренебречь простейшими правилами! Ведь даже никому не сообщил, в какой район едет. Теперь единственная надежда на джип, оставшийся наверху, который укажет спасателям, где его следует искать наверняка.

Двигаться на дне ямы было нельзя, невыносимо ныла спина. Иногда порывы осеннего ветра наполняли провал пылью и песком. Он слышал шум пролетающего самолета. Иногда ему даже чудились отдаленные голоса. Чтобы не думать о плохом, Эли начал писать – сначала на листочке для замеров, которые не успел нанести, потом на чудом завалявшейся в кармане открытке, и, наконец, на рулоне туалетной бумаги. Он писал своим близким о том, как их любит, и даже поймал себя на том, что улыбается при мысли о внуках. Время тянулось очень медленно. В яму пожаловали мухи, а какой-то жучок, очевидно, тоже упавший сверху, снова и снова предпринимал сизифовы попытки выкарабкаться наружу, но всякий раз скатывался вниз. Исследователя восхитило его упорство, о чем он тоже поведал своему дневнику. В какой-то момент он даже захотел протянуть руку и помочь жучку преодолеть трудный барьер, но вовремя спохватился, впомнив о том, что любое его движение может нарушить хрупкое равновесие рыхлых стен.

Эли обсудил вместе с дневником возможные сценарии своего спасения, подробно описав, как это примерно будет происходить – с участием его киббуцных друзей, и их извечными шутками по его поводу. Но даже самый лучший сценарий обрекал его как минимум на пятичасовое ожидание. Самый же худший эту цифру и вовсе удваивал. Сколько он еще сможет продержаться в яме? И когда начнется ее дальнейшее обрушение? Эли вовремя себя остановил, написав в дневнике по-английски: «think positive!!!» (думай позитивно), чтобы глаз сразу выхватывал эту фразу из текста, который он писал на иврите.

Он начал вспоминать израильских экстремалов, игравших в поддавки со смертью и выбиравшихся из самых невероятных ловушек, но тут же поймал себя на том, что с ними все происходило в течение очень короткого времени – не так, как с ним. И была хоть какая-то определенность. Лучше ему переключиться на воспоминания о Войне Судного Дня и подумать о раненых, которых все же находили под огнем на поле боя, спасая им жизнь. Да, конечно, это именно то, что ему сейчас нужно. Тем более, что его положение намного лучше, чем было у них: во-первых, он цел, во-вторых, его скоро хватятся и начнут искать. В-третьих...Тут Эли озарило. У него есть фотоаппарат! И если спасатели появятся здесь после наступления темноты, то, заслышав их голоса, он сможет привлечь их к яме яркими вспышками съемки. Пока же Эли решил сделать несколько снимков со дна провала. Он щелкнул себя, потом жучка-героя, продолжавшего карабкаться наверх, и, наконец, голубой кругляшок неба наверху.

Впоследствии эти фотографии станут иллюстрациями уникального дневника,

а к ним будут присоединены еще несколько снимков чудесного спасения Эли Раза, снятые уже его товарищами, вытащившими его со дна ямы с помощью специального снаряжения.

Запретная зона

Процесс образования провалов в прибрежной части Мертвого моря, начавшийся в конце 1980-х, идет все более интенсивно. Здесь насчитывается уже три с половиной тысячи ям, к которым ежегодно добавляются еще порядка 400. Диаметр самых крупных из них составляет 25 метров, а меняющаяся от продолжающихся обвалов глубина достигает 15-20 метров. Мест, куда в силу опасности закрыт доступ людям, появляется все больше. Провалы наносят ущерб не только туризму, но и сельскому хозяйству: некоторые плантации финиковых деревьев, приносившие киббуцу Эйн-Геди в прошлом неплохой доход, уже невозможно использовать из-за образовавшихся провалов. Ямы угрожают и отдельным участкам единственной проходящей здесь дорожной трассы 90. Особенность явления, наблюдаемого в районе Мертвого моря, состоит еще и в том, что процесс идет слишком быстро и интенсивно. Море с каждым годом отступает, нарушая баланс почвы. Можно ли хотя бы избежать при этом гибельных последствий, подобных тем, которые в разное время происходили в других странах? На юге Италии автомобили провалились под землю. Автобус упал во внезапно образовавшуюся дыру в Лиссабоне. В китайском городе Нинсян образовавшийся провал продолжает расти и уничтожил уже 20 домов.

- По поводу укрепления дороги предлагаются всевозможные инженерные проекты, которые достаточно дороги. В том числе речь идет о возведении моста над потенциально опасной зоной - объясняет мне Эли Раз. – Предположим, инженеры смогут найти решение, как защитить от подступающих провалов участок дороги, или электростанцию, но, во-первых, не факт, что его можно будет применить в любом другом месте, во-вторых, все равно речь идет о временном улучшении ситуации. Мне кажется, важнее отыскать линию прежней границы Мертвого моря: за ней провалы не будут образовываться, значит, можно перенести из опасной зоны участок дороги туда. Это обойдется дешевле, и будет надежнее любого другого варианта. Я убежден, что бессмысленно противостоять провалам, когда от них проще «убегать».

Существуют более глобальные проекты: «наполнение» Мертвого моря с целью поднятия его уровня путем переброски вод из Средиземного или Красного морей, - добавляет он. – Но тут есть свои подводные камни и много неясного. Если учесть, что химический состав воды совершенно разный, не обернется ли это в будущем более серьзными экологическими проблемами для всего региона? Мы не можем исключить и того, что на определенном этапе установится некий баланс и земная поверхность в районе Мертвого моря начнет «успокаиваться» - ученые постоянно ведут наблюдения за происходяшим процессом с помощью спутниковой системы. Я за двадцать лет собственных исследований научился неплохо определять признаки намечающегося провала, но новые технологии способны уловить даже самые мизерные изменения, недоступные человеческому глазу.

...Эли не раз бывал в Иордании и видел, что происходит у наших соседей на противоположном берегу Мертвого моря. Там провалов значительно меньше и появляются они только в южной части побережья. Исследователь не скрывает своего разочарования по поводу того, что в последние годы у правительства уже нет прежнего интереса к проблемам Мертвого моря. Он еще помнит времена, когда исследования ученых получали большую поддержку от правительства, готового рассматривать любые предложения альтернативы.