Любовь-невидимка

                Ни единым облаком не хмурясь,
                Замаячил мартовский денёк.
                Я с тобою, кажется, рифмуюсь,
                Хоть и многим это невдомёк.
                Друг от друга нас не отпуская
                И на половинки не деля,
                Бьется рифма: женская - мужская,
                На которой держится земля.
    (Памяти Любимого)             

                1
    
    Мы с Ним познакомились на радио.  Вернее, не так. Мы познакомились и подружились на фейсбуке. У Него было огромное количество подписчиков, которые ставили Ему лайки на все посты – оригинальные, спорные, провокативные, дерзкие и порой даже отталкивающие излишней откровенностью и цинизмом.  К каждому посту прилагалась фотография – тоже, как правило, в тему: допустим, предметы женского туалета, висящие на люстре. Посты поражали разнообразием: от рассуждений о судьбах мира до полиаморности. А потом вдруг неожиданно появлялся горячий и искренний репортаж о городских бездомных, которых Он кормил на собственные деньги. Я читала и не могла понять: как это все уживается в одном человеке?
     Ко мне Он, конечно, не заходил и ничем не выделял мою страницу: я была одна из многих и существовала только в списке Его френдов. До момента личного знакомства.
     Итак,  однажды меня позвали на радио читать стихи. Уточню сразу: позвала знакомая, поэтесса, которая вела на этом самом радио авторскую программу об искусстве.  Мы пришли в студию, сели у микрофонов, а место за пультом заняла хозяйка радио, которую я до того момента тоже знала только виртуально. Во время паузы уютно пили чай, и вот тут, как пишут в сказках, дверь открылась. И вошел Он. Высокий( за 190), дорого и со вкусом одетый, поблескивающий модными очками. А в глазах у Него была тоска –  вселенская, обжигающая даже на расстоянии.
 Он был соведущим на радио – это я знала. Он был ее любовником  – об этом нетрудно было догадаться. Мы начали общаться – довольно непринужденно. Он задал мне несколько вопросов: как живется поэтессе? Помогают ли мне в жизни стихи? Счастлива ли я как женщина?
     На тот момент я была одна. Уже довольно долго. И совершенно смирилась со своим одиночеством. Мало того – мне казалось, что оно выжжено у меня на лбу каленым железом и мужчины, как дикие олени, до конца моих дней будут бросаться прочь от меня, напуганные  этим  смирением, возведенным в позу. Поэтому естественный мужской вопрос, не предполагающий отрицательного ответа, поверг меня в смущение. Я не стала говорить правду, но и врать не захотела. Просто постаралась выкрутиться: прочитала какой-то невнятный  стиш -  и засобиралась домой.
     После этого Он стал заходить ко мне на страницу и читать  стихи. Рассматривать  фотографии. И комментировать их.
«Людочка, как Вы хороши на этом фото! Вам очень идет этот костюм!»
«Вы просто из другого времени: вписываетесь в этот сад и в этот замок».
«Спасибо за стихи, они мне очень понравились».
Я отвечала – вежливо и доброжелательно, комментировала, как и многие, Его посты, зачастую вступая в дискуссии, но ни разу не вызвав Его раздражения: это я ощущала абсолютно точно.
 

Потом он прочитал у меня анонс очередного поэтического междусобойчика – из тех, которые мы  организовывали в симпатичной кафешке в центре. Чай и вино там обычно льются рекой, а общение в стихах и прозе затягивается надолго. Он пришел – неожиданно для всех, особенно для меня.  Молчал, поблескивал стеклами очков, слушал... А после "официальной части" я подсела к Нему и подарила свою книжку. А Он мне - шарфик. Чудесный, тонкий, изумительный. Да, так и было. Книжка - в обмен на шарфик. Через минуту я подхватилась и уехала к детям, которым обещала вернуться не поздно. Все эти годы Он недоумевал: к кому же я сбежала от Него в тот вечер?


Твержу стихи я только шепотом:
Мое последнее заклятие.
Chanel - на шее шарфик шелковый,
Как крыльев сложенных объятие.
И сразу - талия осиная,
Прочь глупый брак, морщинок сеточку...
Найду-ка я перо гусиное
 И надушу листочек в клеточку
 И напишу Вам с реверансами
 Пять кратких строк красивым почерком...

Chanel - на шее шарфик радостный,
С которым мне взлететь захочется.
               

                2

Следующая наша встреча случилась на каком-то гитарно-певческом концерте - в баре на Вацлавской площади. Я сидела на высоком табурете у окна и пила мятный чай из огромной кружки, которую водрузила на подоконник. Народ занимал столики поближе к сцене. Тут вошел Он, и сердце радостно бросилось к Нему навстречу. Но опешило. Он был не один. С ней. Не спеша они сели за стол в центре зала, потом перед ними оказалась бутылка вина... Начался концерт.  Но я ничего не помню. Помню, как смотрела на Него все эти два с половиной часа. А Он на меня. А она сидела рядом с ним и ничегошеньки не замечала. Они были вдвоем, но не вместе – вот что мне тогда удалось понять и почувствовать.

То ли август, то ли май
 Был тогда - я вспомню вряд ли.
То ли кантри, то ли джаз
 Я послушать забрела...
Остывал имбирный чай
 Потихоньку. ( Или мятный?)
А потом обоих вас
 Рядом, через три стола,
Я увидела - едва
 Отвести глаза успела...
Против вас двоих - одна
 На концерте вечерком...
Натянулась тетива
 Старой скрипки, и запела
 Предпоследняя струна
 Под стремительным смычком.

Я ж не знала, что Амур
 В нас тогда обоих метил,
И тебе тот гитарист
 Тоже был "до фонаря"...
Вероятно, чересчур -
Через парочку столетий
 Отыскать заветный лист
 Из того календаря.

    
                3
На фейсбуке шли нешуточные баталии: против них ополчились все сторонники традиционных ценностей, ибо чем дальше, тем больше Он писал о полиаморности, о свободе любви... Я прилежно читала Его посты, внутренне протестуя и не веря... Вспоминая Его глаза, полные тоски, и гадая, где заканчивается игра и начинается истина. Он притягивал меня. Хотелось подойти к Нему вплотную и, осторожно касаясь лица и души, снять маску...
Потом я  пригласила Его на свой вечер, и Он ответил, что придет, конечно, обязательно, непременно.
Помню: я пришла заранее, минут за тридцать до начала, а Он уже сидел в зале. Я кивнула Ему и побежала переодеваться в длинное черное платье.  Потом уже неторопливо я направилась к Нему, и Он поспешно встал. На шпильках я оказалась с Ним почти одного роста.
 - Добрый вечер, - сказала я.
 - Добрый вечер, - кивнул Он. – Вон там в вазе – цветы для вас. ( Боже, что это был за королевский букет! Спустя некоторое время Он напишет, что последние годы принципиально не дарил цветов женщинам, а я Ему отвечу: «Мне – да». - «Значит, ты исключение из всех правил», - скажет Он.)
 - Спасибо. -  И я поцеловала Его в щеку. А Он – меня.
В этот вечер я читала стихи только для Него. Мы больше не перемолвились ни единым словом, не пересеклись ни единым взглядом, но Его река – совершенно точно – влилась в мое море, и наоборот. Правда, только до конца вечера, потому что течь вместе нам было еще некуда.
Через недельку  на фейсбуке появилось объявление о «свадьбе понарошку», на которую Он и она приглашали друзей. Я поняла, что это очередной фарс, но уточнять ничего не стала.
Вместо этого поблагодарила за то, что Он пришел на мой вечер, и послала стихотворение, написанное накануне.
 
 Что мне сказать вам в утешенье?
Я просто женщина. Аминь.
Неотвратимое решенье -
Среди зимы зажечь камин,
Чтоб занялось и затрещало,
Согрев, сгорело - все дотла...
Я без надежды обнищала
И обмелела без тепла.

А вы? Что вы? Ваш легкий шепот
Я слышу явственно вполне,
И сквозь каминную решетку
Вы тоже тянетесь ко мне.
Нам скрыться некуда от мира,
А он, боюсь, неизлечим...

Вот разве только у камина
Мы сладко вместе помолчим.

«Спасибо вам, - написал Он. – Просто спасибо от всей души».
А потом я заболела гриппом. Он узнал об этом случайно – из моего «мимоходом» ответа кому-то из общих друзей: дескать, не до встреч сейчас, болею сильно, температура. Он написал сразу: «Вам что-нибудь нужно? Ведь так бывает: человек болеет, а помочь некому. Пишите без колебаний. Я буду думать о вас».
     4
Затаив дыхание, виртуальная публика следила за очередным спектаклем: она во всеуслышанье объявила о расставании с Ним.  А потом Он исчез и закрыл свой аккаунт. Писать было некуда, телефона я не знала, поэтому просто ждала, почему-то не сомневаясь, что Он даст о себе знать. И дал!
Недели через две мне пришел запрос о дружбе от некоего Baksa Huntera. Фотографии в профиле не было, а скупые сведения: живет в Праге...без пары... – навели меня на правильную мысль. И я написала ему:
«Олег, это вы? Вы так неожиданно исчезли, что я не знала, что и думать».
«Конечно, я. Я ведь попросился к Вам в друзья и был уверен, что вы все поймете...»
И мы продолжали дружить. Его посты стали менее эпатажными и более раздумчивыми.

«...только полюбив этот несовершенный мир, я понял, что смогу его изменить...»
«Эстетика – это своеобразная форма мышления, в которой мудрость соединяется с красотой».
«Самая большая ценность – это время, и надо успеть собрать своих».



... А потом Он снова исчез. Надолго. Отовсюду. Из сетей. Из тусовок. Даже из разговоров. Я написала Ему: "Что с вами?" - И получила леденящий душу ответ: "Была операция. У меня рак мозга. Жить осталось максимум полгода".
Я помню, как долго-долго сидела перед монитором, оглушенная этой новостью. А потом написала - неожиданно для самой себя: "А можно, у тебя( какое уж там "вы", в самом деле!) в эти полгода буду я?" - "Нет, - ответил Он. - Я хочу остаться один. И больше никаких романов".
 Я писала еще и еще... «нужна ли помощь?» -  «нет, спасибо, у меня все есть, ко мне приходит дочка»...
 Потом я послала вот это:

Мы вместе - море, что уже который день не ждет прилива.
В тревожной дали голубой покорно тают облака...
Еще сто восемьдесят дней ты можешь быть со мной счастливым,
А заглянуть за горизонт мы не пытаемся пока.

Обнимет влажный сарафан мои горячие колени,
Я намурлыкаю тебе смешной мотив средь бела дня,
Чтоб отпустили страх и боль, и ты заснул без промедленья,
Потом проснулся, полный сил, - вновь на коленях у меня.

Я просто плАчу и молюсь, и, как ребенок, верю в чудо.
На мой незаданный вопрос никто не может знать ответ...
И все ж сто восемьдесят дней с тобою я счастливой буду,
Ведь это стоит, черт возьми, семи десятков скучных лет.

Замечу, что прожил он не сто восемьдесят дней, а больше полутора лет. И спустя несколько писем я все же состоялась в Его судьбе.
                5

 Так вот, однажды он  предложил встретиться у ближайшей к Его дому станции метро. Сказал, что будет ждать меня на платформе, а потом мы пойдем в ресторанчик.  Я выскочила из поезда – и с трудом узнала Его. Подумала: что же Ему пришлось пережить уже... И сколько еще придется...
Я шла рядом с ним  и думала: о чем же мы будем разговаривать? На какие  темы общаться с человеком, заглянувшим ТУДА?
Оказалось – на любые. Нам принесли заказ ( Ему – рис с овощами, мне – лапшу с курицей), и... Два с половиной часа пролетели совершенно незаметно. Он рассказывал о детстве и юности: Ростов-на-Дону...мальчик из профессорской семьи...( Чуть позже Он начнет публиковать об этом маленькие статьи, которые я потом, по Его просьбе, соберу в книжку...и она выйдет после Его смерти...)
«Я рос в стае дворовых компаний провинциального русского бандитского города».
«Я научился шить джинсы на старой бабушкиной машинке «Зингер»... Найти одежду моего размера было невозможно... В седьмом классе, изучая в библиотеках труды Академии Наук по античному монетопроизводству и участвуя в раскопках древнегреческих городов Северного Причерноморья, будучи членом археологического кружка, я научился подделывать античные монеты – да так, что мне позавидовал бы любой фальшивомонетчик...»
«В связи с условной политической судимостью( а я, надо сказать, был жуткий антисоветчик), для меня была закрыта дорога в приличные заведения, и я попал к цеховикам( подпольным предпринимателям во времена СССР)...»
Он оказался старше меня на восемь лет... С того самого дня мы полюбили одну игру.
 -  «Что ты делал в 1980 году?» - ни с того ни с сего спрашивала я. – «Учился в ПТУ шить джинсы». – «А я пошла в первый класс».  – «А в 1988?» - задавал он вопрос. – « Училась в восьмом классе. Прочитала «Мастера и Маргариту». Как раз вот и вышла книга тогда. Весь класс читал, друг другу передавали». – « А я уже был отцом!  Булгакова к тому времени давно прочитал, только не изданную книгу, а самиздатовский вариант».
Из богатства Его кидало в нищету, из одной страны – в другую ( а было всего их 26), но Он оставался верен себе:
«И даже если мне придется встать за свои взгляды против семи с половиной миллиардов жителей нашей планеты – я встану...»

Чем я могла Ему ответить? Только стихами...

На разных обитали этажах:
На первом ты, а я - на двадцать третьем,
И ты меня, конечно, не заметил,
Когда тяжелой сумкой впопыхах
Тебя задела я, ползя наверх
Без лифта( он ведь ехал до шестого),
В один неприснопамятный четверг,
В компании Болконского с Ростовым.

А ты на "Мерседесе" уезжал,
Закованный в успех, как рыцарь в латы...
Бродили мы по разным этажам:
Я - где рубли считали до зарплаты,
Ты - там, где миллионные долги,
Разборки и смертельные враги.

Откуда б знали мы, что век спустя
Обоих нас, как бабочек, нанижут
На строчку опоздавшего дождя:
Тебя - повыше, а меня - пониже?
И будущего черную дыру
Пронзит тоска последнего абзаца:
Мы будем трепыхаться на ветру
И крыльями слегка соприкасаться.
        6

Так и повелось. Он писал, приглашал меня, я выбирала день и час ( чаще всего утром или в обед) и ехала на свидание.
 Сперва раз в месяц, потом - раз в две недели, потом - раз в неделю...
 Сначала Он говорил... о своей болезни... спокойно и мужественно... и о себе – в прошедшем времени... о том, что прожил хорошую жизнь, в которой было столько интересного ... о взрослых уже детях... особенно о дочери, которую очень любил.
Потом Он молчал. О бизнесе – удачном и не очень. О бегстве из России в лихие девяностые. О сложностях с получением новых документов и гражданства... (Я, конечно, обо всем догадывалась – просто потому, что силилась, хотела, стремилась к этому.)
 Потом стал задавать мне вопросы и слушать... Он умел это делать. Слушал, поблескивал стеклами очков... взгляд у Него был всепроникающий, всезамечающий, всеохватный...
Сначала Он галантно поднимался мне навстречу, когда я входила в ресторанчик, потом я стала стремительно бросаться Ему на шею - и не только потому, что соскучилась, но и потому, что вставать Ему со временем становилось всё трудней...
Однако это было гораздо позже... А поначалу - обед, разговор и легкий флирт с приятным мужчиной. Ну, что еще нужно женщине?

Когда-нибудь я вспомню россыпь утр,
Случайный вкус невыпитого кофе...
Взгляд через стол пронзителен и мудр,
И будто бы нездешен четкий профиль.

Нездешен и вовек неповторим.
Теряюсь. Или просто обретаю
 Себя саму, когда мы говорим
 Про космос и политику в Китае,
Про разности и суммы.. Я ни с кем
 Сто лет про это...В голову не шло бы!

Как все, я лишь ходячий манекен
 С кармашками усталости и злобы.

Но ощутимо верится в добро
 С тобою рядом - над тарелкой суши...
И ты меня целуешь у метро.
Не в губы, нет, конечно. В душу. Душу.
                7

   В какой момент начинается любовь? С чьего поворота невидимого ключа в волшебном замке души Просто Интересный Мужчина( почти как у Гоголя), с которым приятно разговаривать и флиртовать, превращается в Единственного и Любимого, рядом с которым забываешь дышать, а без которого это и вовсе невозможно?
Наши ресторанные рандеву учащались и затягивались, перетекая в долгие обедоужины и прогулки.  Телефонные разговоры становились все бессвязнее, а письма – бестолковее.
Я поздравила Его с Днем Валентина: «дескать, не наш это праздник, но почему бы и нет? Любви много не бывает!»  Он горячо откликнулся: «Наш-наш! Чей же еще?»
А однажды позвонил и сказал, что хочет сделать со мной программу – все на том же радио, где Он продолжал работать, поскольку оставался компаньоном...
  На этот раз Он сам сидел за пультом.  Спрашивал меня о публикациях, тираже последней книжки( издательское дело было хорошо Ему знакомо – Он и этим занимался в свое время)... Как и в прошлый раз,  интересовался, счастлива ли я, и как на поэзию влияет  проза жизни, и кто мои любимые поэты... Я сидела напротив Него и мне хотелось, чтобы эта беседа не кончалась никогда... Было около восьми вечера, февраль, тьма, холод, я приехала на радио после работы: уставшая, с полной сумкой учебников, но, сев к микрофону, вдруг почувствовала себя Королевой. Кресло стало троном.  А Он – Королем. Интересно, догадался ли Он об этом?
     На следующий день я спросила, о чем Он думал, задавая мне вопросы.
 - О том, что надо перестать заниматься глупостями, - ответил он моментально.
- Ты о ком? Обо мне? – удивилась я.
 - О себе, - сказал Он. – Сидит напротив любимая женщина, а я, вместо того, чтобы сделать ее счастливой, задаю ей дурацкие вопросы.
Я рассмеялась:
 - Вот ты и сделал меня счастливой этими вопросами!
 - Нет, - твердо сказал Он. – Можно еще счастливей!
Тогда я подняла бокал с вином и произнесла тост за своего мужчину –  единственного на свете, в котором так удивительно сочетаются ум и сердце, созерцательность и действие, свобода и привязанность, здравый смысл и романтичность. 
Это было в мужской праздник – 23 февраля. Ровно за семь месяцев до Его смерти.



* * *
Вот стол обеденный. Пока
 Он наш ( на два часа каких-то).
Два мира встретились опять
 За супом, рисом и вином...
В душе блуждают облака,
Звучит Шопен, играет Рихтер...
Не знаю, что тебе сказать,
Хотя все мысли об одном...

О ком я думаю? О нас -
Листках, оторванных от веток,
Соприкоснувшихся навзрыд
 На миг в полете ноября...
В соседнем зале свет погас...
Меж нами - сотни километров.
И стол обеденный накрыт...
Не дотянуться до тебя...

* * *

На нашем четверговом рандеву
 Что может неприличного случиться?
Открытый ворот. Узкая ключица.
И грудь под светлой кофтой - наяву.

Мы ни о чем не говорим таком,
Что подразумевается, надеясь:
Вдруг эта незадачливая ересь
 С последним обесточится глотком?

В китайском ресторане мы одни.
Здесь по утрам негусто постояльцев.
И льется нежность из-под тонких пальцев
 Под музыку невинной болтовни.
                8
       О полиаморности Он заговорил сам.
 -  Если бы после нашей с тобой встречи я пошел к другой женщине, как бы ты к этому отнеслась? – спросил Он, пристально глядя на меня.
 - Обрадовалась бы, - ответила я спокойно. – Ведь это означало бы, что ты здоров.
 - Обрадовалась бы? – озадаченно переспросил Он. – То есть – даже не расстроилась бы?
 -  Чуть-чуть. Если ты захочешь сделать это, постарайся, чтобы я не узнала. Это моя единственная просьба.
 - А ты сама?  Неужели ты не понимаешь, что полиаморность – это свобода в отношениях?
 - Отчего же не понимаю? Я очень даже не против. Теоретически. Ушла от одного мужчины – пошла к другому. Только вот сейчас у меня это уже не получится.
 - Почему же? – спросил он, прекрасно зная ответ.( Он знал все ответы на все вопросы, поэтому эпатаж  и провокация, маски и позы давно стали частью Его жизни).
 - Потому что я полна тобой, и во мне нет места больше ни для кого, - сказала я спокойно.
Еще раз мы вернулись к этому разговору, когда я собралась в Ганновер на три дня.
 - Три дня! – театрально воскликнул Он. – Что я буду без тебя делать? Как жить?
Я пожала плечами и, кстати вспомнив Его сентенции о полиаморности, съехидничала:
 - Женщин кругом – сколько хочешь! Тебе ли переживать... – и осеклась. Он смотрел на меня с невыразимым страданием:
 -  Ты что, помнишь всё, что я писал?! Уж ты-то понимаешь, что фейсбук – это одно, а жизнь – совсем другое! – И, не дожидаясь моего ответа, продолжил с отчаянием в голосе: - Мне нужна только ты! И больше никто! Никакие другие женщины! Да и не бывает ведь так на самом деле!...
 - А зачем ты написал об этом? – вкрадчиво спросила я, прекрасно зная ответ( Я давно уже знала все ответы на все вопросы: Он научил меня слушать и слышать то, о чем не говорится вслух, разглядывать то, чего сразу не увидишь... различать оттенки и нюансы ощущений...и чувствовать себя свободной и счастливой от этого...Но одиночество – это обратная сторона свободы. И тоска в Его глазах не отпускала меня ни на секунду.) Он ответил с обычной своей иронией:
 - Потому что захотел. Мы все вправе писать о том, что нас волнует в данный момент, правда, девочка моя?
Девочкой я стала впервые в свои сорок пять лет. С Ним. Помолодела, что ли?

   9

    В моей жизни были полгода, когда каждый день начинался со слова "люблю". Он просыпался рано - в пять, в полшестого - и сразу же писал мне, и я, проснувшись, кидалась к телефону и отвечала - в стихах...
 ______________________________
Доброе Утро, Моя Любимая! Лети скорее, я очень жду Тебя!!!

Я думаю о тебе и понимаю, что я тебя люблю!

 Я сильно люблю тебя! Так сильно, что ничего сильнее не знаю!

--------------------------------
Я ничего не знала о любви
 Всю жизнь, до этих пор,как оказалось.
Она меня не то чтоб не касалась,
А просто руки были не твои.

И плавный скат просторного плеча
 Ждал губ моих-единственных на свете.
Мне кажется,что мы с тобою дети.
Сейчас и здесь. В начале всех начал.

Не думать, не смотреть по сторонам,
Не колыхать грядущего портьеры...

Не перевесит тяжкий груз потери
 Все счастье, предназначенное нам.

* * *
Ни звука в доме плюшевом моем.
С твоим "люблю" я вскакиваю резво
 И чудом где-то найденную джезву
 Превозношу над маленьким огнем.

Пью кофе, размышляя в тишине
 О том, каким сегодня день случится...
Твоя любовь ко мне в окно стучится,
Моя в твоем колышется окне.

Пусть будет мир, и воздух, и вода,
И замыканье рук на полминуты,
И молодость, что отдана кому-то
 В обмен на счастье - раз и навсегда.
 ___________________________

Я думаю, что жизнь уже превратила нас с тобой в один живой организм...

Я наполнен тобою! Только думаю о тебе и чувствую тебя.

Это наше с тобой мгновение настоящей и полностью забирающей нас в свои объятия любви!!!
 ___________________________

Любовь в судьбе случается все реже,
Порой переселяется из книг.
Я о тебе не думаю - я грежу
 И наполняю смыслом каждый миг.
На свете страшно жить, коль сердце немо,
Не веря, не надеясь, не любя...
Не знала я, что жизнь моя - поэма
 Лишь в две главы: с тобой и без тебя.

____________________________

Целую, моё счастьюшко!

__________________________

Крылья сложила
 Под поцелуем твоим
 Губ моих бабочка


                10
 - Почему ты одна столько лет?
 - Потому что я ждала тебя.
 - Неужели тебе никто не нравился?
 - Я не нравилась никому.
 - Ты???
 - Да. Я темная, странная, непонятная. Я стихи пишу.
 - Так это же и есть самое главное в тебе! Самое интересное! Самое ценное! ( Он целует меня и улыбается. У Него много улыбок. Но эта – светлая и беззащитная – адресована только мне.) – А во мне-то ты что нашла?
 - Много чего. Например, ты щедрый. Тебе не жаль ни слов, ни чувств, ни мыслей...
 - Тем более когда их осталось так немного... Я болен. Зачем я тебе?
 - Любовь не выбирает. Вот и все.
* * *

 Царапает изнанку модной блузки
 Душа скулящим брошенным щенком.
Тоска моя не говорит по-русски,
Молчит себе и молится тайком
 О том, чтоб, словно мокрый лист к окошку,
К щеке ладонь прильнула, замерев...
Май на земле стоит такой роскошный!
Сны дождевые капают с дерев...

Когда нет слов - на ум приходят числа,
Неравенство слагая на весу...
Конец весны - цветущий и лучистый,
Как, в общем, полагается концу.


 * * *
Прячется летом любовь-невидимка
 На васильковом лугу.
Твой поцелуй золотой паутинкой
 Тянется с краешка губ.
Кажется мне: мы одни во Вселенной...
Сколько же в мире тепла!..
Слабость в ногах: паутинка колени
 Тоненько мне оплела.
       * * *
Не мы ищем счастье - оно нас. Бездомно
И слепо, в колени нам тычется робко...
...Когда я люблю - не мешает никто мне.
Моя вдоль обрыва заветная тропка -
Навстречу тебе. Не свернуть, не отпрянуть.
Застыть на мгновенье в объятьях - и только.
Пускай всё потом зарастает бурьяном,
Пускай будет сладко и чуточку горько...

Становится сердце в любви безразмерным...
Весь мир в нём - не только при ясной погоде...
Любовь мы не ищем, пожалуй. Наверно.
Она неожиданно раз - и приходит.
                11

Он сказал мне как-то: "Любовь - это дверь, которую из боязни или любопытства приоткрываешь сначала чуть-чуть, потом - шире, шире, шире. А потом ты оказываешься с той стороны и дверь закрывается, но тебе не хочется назад, потому что там - лучше". Здорово.  Я когда-нибудь напишу об этом бестолковый стишок.
А сама думаю, что только любовь приносит ощущение восторга от того, что ты - это ты, и тебя любят такую, какая ты есть. Или какой ты бы хотела быть всю жизнь... Зачастую не различая: есть или хочешь быть...
 ... Был или хотел быть... Главное, что был. Вот и я теперь говорю в прошедшем времени, как Он, когда мы только начали встречаться. А потом вдруг Он сказал о себе – и о нас -  в будущем:
 - Хочешь, мы когда-нибудь вместе поедем в Индию? ( Он любил Восток и исповедовал буддизм...)
Бог -  свидетель: важнее Его хриплого «я тебя люблю» не было и нет для меня ничего на свете. Но, оказывается, признаться в любви можно и иначе: просто сказать о себе в будущем времени. Сказать, уже пройдя точку невозврата, почти переступив черту. Сказать, как будто у тебя впереди вечность. То есть – у вас. Потому что ты говоришь это с оглядкой на любимого человека.(  Помните «Обыкновенное чудо» Евгения Шварца с Олегом Янковским? «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец! Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны!»)  И это еще дороже.
... А будущее тем временем прочно прописалось в нашем лексиконе. Мы строили планы на жизнь – серьезно и неторопливо. Иногда, урывками, мы возвращались в прошлое: он подтвердил все, о чем молчал раньше и о чем я догадалась давным-давно. В настоящем же существовали только две реальности: Его болезнь и наша любовь.
 - Ты хочешь детей от меня?  - спросил Он однажды. Я опешила:
 - Прямо сейчас?
 - Нет, конечно. Пока нельзя. У меня же химиотерапия... Но потом, когда наступит ремиссия... Хочешь?
  Я точно знаю, что ответить «да» нельзя. И «нет» тоже.  И осторожно говорю:
 - Вот когда наступит ремиссия, тогда и поговорим.
Только так. Не «если». А «когда». Не условие, а время. Будущее время. Стоя над пропастью, Он употреблял только будущее время ... и – вот парадокс – делал шаг назад...
   * * *
Бредет по дороге безумный философ.
Пронзительный взгляд, борода с сединой.
Сократ и Сенека, и Ницше, и Лосев
 Шеренгой стоят у него за спиной.

Безумный философ. Не звание - титул!
Любитель еще не исхоженных трасс.
Чужой и свободный. Мыслитель маститый,
На главный вопрос мне ответа не даст.

Теперь ты любим, мой безумный философ!
Расслабься, присядь у реки на бревне...
Не думай, что больше не будет вопросов...
Вот только ответы ясны не вполне...

* * *
Мне чудится в ночи, как будто ветер стих,
И долгожданный штиль в судьбе моей нескладной.
Свобода и любовь - два идола твоих,
Войну ведешь за них всю жизнь ты беспощадно.

Свобода и любовь-на острие меча.
Меж ними выбирать- жестоко и печально.
Свободу на любовь меняешь сгоряча.
Потом наоборот. И это неслучайно.

Свобода и любовь- что б кто ни говорил-
Две стороны одной-единственной медали,
Как лестница в метро...но, правда, без перил.
И нас с тобой везет в неведомые дали.

* * *
Мой любимый мужчина летит в Катманду,
А потом на денёк он задержится в Дели.
Буду я ему разную слать ерунду,
Вспоминая его поцелуи на теле.

Мой любимый мужчина собрался в Пекин,
Говоря, что там не был давненько - лет двадцать.
Я скучаю, любя его только таким
 И мечтая до одури с ним целоваться.

Мой любимый мужчина - рюкзак за спиной,
Стекла старых очков его - в солнечных бликах.
Я б судьбы для себя не хотела иной:
Лишь писать о его похожденьях великих.
                12

Лето всегда дарит надежды. Тем более – мы оба летние, июльские.
Вот как раз в июле я улетела в Россию к родителям. Не спрашивайте, что я чувствовала и как прожила эти три недели. Но билеты на самолет были куплены давно, дети ждали встречи с родственниками,  а главное – маме предстояла серьезная операция, и я хотела и должна была побыть с ней.
 - Ты вернешься? – спросил Он меня накануне отъезда.  И я в сотый раз подтвердила, что да, и показала запись в Его блокноте: «Люся приезжает 29-го!» ( Он записывал все, потому что  начались проблемы с памятью. А Люсей Он стал называть меня с некоторых пор – в честь своей мамы.)
 - А вдруг я умру без тебя? – спросил Он совершенно спокойно.
 - Нет, - ответила я. – Ты не умрешь. Каждое утро я буду звонить тебе через фейсбук, и ты будешь рассказывать мне о том, что делаешь и как провел день. А я привезу тебе с Алтайских гор целебные травы.
Уезжая, я оставила Ему сумку. В ней было двадцать три заклеенных конверта – по числу дней моего отсутствия. На каждом я крупно написала дату, когда его вскрыть. Внутри лежала открытка с коротким комментарием на обороте, например: « Телецкое озеро в Алтайском крае. Очень красивое место. Здесь растут травы, которые я тебе привезу». Или – листок с парой строчек из старого стихотворения о Нем. Или просто записка: «Доброе утро! Я тебя люблю!» Или моя фотография с надписью: «Не забудь поздравить меня с днем рождения!»
Каждое утро мы писали друг другу («Доброе утро, мой хороший!» -   «Спасибо, моя девочка, что любишь меня!») и встречались у компьютера.

 
 Он вскрывал конверт, рассматривал его содержимое и  добросовестно вспоминал, что было во вчерашнем и даже позавчерашнем. Потом  трепетно складывал листочки и открыточки назад. Все они оказались лежащими в хронологическом порядке там же, в сумке. Только последний конверт остался невскрытым: в этот день я как раз возвращалась в Прагу, с кучей трав и всяких биодобавок для Него, в которые мы так верили, поэтому не позвонила и не напомнила... Эту сумку, со всеми стихами и фотографиями, больше никем не тронутую, я положила Ему в ноги, когда прощалась с Ним в крематории... Алтайские целебные травы Его не спасли: из-за сильной жары резко увеличился отек мозга... Вот тебе и  лето, которое так любили мы оба.


Я была абсолютным смыслом жизни человека, который, в свою очередь, был смыслом жизни – моей.
 
 А ведь за окном - давно не Шекспир. Скорее "Вам и не снилось", помните? "Жизнь больше любви", конечно же.
Оказывается, не всегда. Бывают случаи, когда между тем и другим можно поставить знак равенства. Потому что каждое мгновение любви означало жизнь, а каждый день жизни продлевал любовь... И ощущение "на краю" делало ее невероятной, запредельной, отчаянной. У меня не было соперниц. Кроме одной. Которая оказалась сильнее...
Жизнь в моей парадигме сейчас поменялась на Смерть. Не только Его - мою тоже, потому что все мы умираем - в какой-то степени - со своими любимыми. Жизнь-Смерть-Любовь... За окном - Шекспир, не так ли?

* * *
По мелкоречью сладко семеня,
Подол несла закрученной косицей,
И в компаньонки к счастью попроситься
 Хотелось мне сильней день ото дня.

С годами легче становился брод,
Быстрей река: одна, другая, третья...
Неужто начала мельчать...мудреть я?
А, может быть, как раз наоборот?

Жила, не зная, что мне суждено,
В заботе полусонной, мелкоречной...
Была тобой невстреченной...невстречной...
Но - добрела до моря.
Ты - оно.
* * *
Скажите: кому это все-таки надо?
(Да я не о звёздах: ну что вы, ей-Богу!)
О встрече с любимым - внутри листопада,
Который до неба засыпал дорогу.

Скажите: куда нам - направо, налево?
Иль просто обняться, не трогаясь с места?
В осеннем раю я внезапная Ева...
А яблоко...где оно - мне неизвестно...

Да нужен ли рай нам наскучивших истин?
Мы сладко пытаемся выйти из круга,
И наши ладони, как сонные листья,
Лежат чуть дыша на плечах друг у друга.
13

Наш роман был лишен ссор, споров, выяснения отношений, ревности и прочих "радостей". Мы торопились узнать друг друга получше и в пятьсот сорок пятый раз признаться друг другу в любви. И не мудрено: бОльшая часть наших встреч, особенно в последнее время, проходила в больницах и лабораториях. Стефан Цвейг сказал когда-то, что между здоровым и больным никогда не может быть равноценных отношений, потому что один только берет, а другой - только дает. И еще - страшно. От того, что вчера Он шел ровно, а сегодня - качаясь, а назавтра не может попасть ключом в замочную скважину. И ты думаешь, как страшно Ему. А Он - как страшно тебе. И кому страшнее?

Но все же...все же.. в каждой минуте, в каждом мгновении была любовь, и она заполняла собой все ниши и отверстия, и страх улетучивался. Я эротично обнимала Его за спину, прижимаясь к Нему, чтобы Он шел ровно, а Он, отдышавшись в лифте, целовал меня с пылкостью юного и совершенно здорового мужчины. Да-да. Мы были мужчиной и женщиной - до последней минуты. Брали - и отдавали. Отдавали - и брали.

У нас с тобой свиданье на крови-
В буквальном смысле. Пятая палата.
И перышко зеленого салата-
Лишь слабое свидетельство любви.

Крест-накрест пластырь и стерильный бинт,
Рука моя-поверх твоей ладони.
Прочитаны Руссо, Шекспир, Гольдони,
Блок так же, как и в юности, любим.

Зачем-то в них ищу напрасно я
 То, что болит, волнует и тревожит...
Твоей руки исколотой дороже
 Нет ничего на свете у меня.

* * *
Целую через прорези бинта
 Я вену твою вспухшую. Отныне
 Жизнь как струна. Единственная. Та,
Что пела под смычком у Паганини.

Когда с трудом дается каждый вздох,
Уже пренебрегаешь суетою...
С одной струною вместо четырех
 Смеешься, плачешь-счастье непростое.

Или-напротив-все как раз легко:
То помнится, то любится, то снится...
А мысли попадают "в молоко",
И рвется прочь журавль от синицы.

Хоть счастья ключ - не от того замка
 И жутко от предчувствия разлуки,
Люблю тебя. И счастлива, пока
 Целуют губы. Обнимают руки.

* * *
Лежачих тел холмы пологие
 И трубки, словно змей клубок...
Медовый месяц... в онкологии...
Такое счастье дал нам Бог.

Впрочем, нет.  Не только больницы и лаборатории. После моего возвращения из России он сказал, что хочет сделать мне подарок к прошедшему дню рождения.  Я отчаянно сопротивлялась, но он стоял на своем. «Я все равно куплю что-нибудь. Лучше сама скажи, что тебе нужно».
И мы поехали в торговый центр – рядом с Его домом ничего подходящего не было.
И Он купил мне чудесный, тонкий, сверкающий браслет с камешком. Его качало из стороны в сторону, Он устал так, что по лбу у Него струился пот, но Он сделал это: доехал, выбрал, заплатил... Настоящий подвиг... И не было на земле женщины счастливее меня. И несчастнее меня.
Я до сих пор не могу носить это чудо. Беру в руки – и кладу обратно. 
 
   14
* * *
Вероятно, опять неправа я,
Без сомненья сдаваясь судьбе...
Забываю дышать, забываю,
Когда думаю о тебе...
 ( и до сих пор...)


       Он внезапно отодвинул стакан с лимонадом и сказал резко:
- Слушай...в нашем грёбаном мире( а другого всё равно нет)... должна же быть какая-то зацепка... в общем, знай, что я тебя люблю. Тебя одну. Остальное не имеет значения. Просто знай и всё.

А потом добавил:
- Тебе, конечно, хуже, чем мне. Ты останешься... тем более - знай.

 Да. Оставаться хуже. Смерть - она же стройнит на пять размеров. Потому что в тебе исчезает пространство, принадлежащее Ему. И душа провисает складками, как тело у стихийно похудевшей модницы, и неясно, какими косметическими операциями от них избавиться...или - чем наполнить эту пустоту...

Размыслив о превратностях судьбы,
Одним глотком вино из tetrapacka
Допью. Ругну соседскую собаку,
Что лает целый вечер. Не забыть
 Вчерашнего дождя, который шёл,
Потом бежал, дорог не разбирая,
Как я...вот так же...ни конца ни края...
А вечер был нахмурен и тяжёл...

Но эту тяжесть я перенесу
 Легко и просто, солнечно и нежно,
Любовь свою - нежданную, конечно,
Держа в дрожащем сердце на весу.

 



15
Может, стоит поторопиться?
Опоздала и так уже.
Интенсивная терапия
 Происходит в моей душе.

 После стольких тупых прогнозов
 И бессонных, в слезах, ночей
 Я лечусь максимальной дозой
 Бесконечной любви твоей.

Не сдается, увы, без боя
 Ни один на земле недуг...
Нанесенные нелюбовью,
Зарастающие не вдруг,
Раны кровью пока сочатся-
Все слабее день ото дня,
От того, что сверхдоза счастья
 Слишком действенна для меня.


...Узнаваемыми у Него оставались только руки: большие, с длинными, тонкими пальцами, хотя и распухшие и исколотые. А сам Он с каждым днем все меньше и меньше походил на себя. И если вчера Он касался пальцами моей руки, то сегодня еле-еле шевелил ими под моей ладонью... и очень тяжело дышал...
Меня остановила монашка( хоспис был при монастыре).
- Почему он не умирает? - спросила она.
- Не хочет, - ответила я коротко. А что еще сказать? Что у Него молодое здоровое сердце, полно планов на жизнь и ненаписанный роман, который Он собирался мне диктовать, как Лев Николаич - Софье Андревне?
 ... Я уходила от Него, не понимая, как буду жить дальше, когда время начнет обратный отсчет...
 ...Последнюю нашу встречу мне не забыть никогда. Мы долго смотрели друг на друга. Он был в сознании, но говорить уже не мог. А если бы мог...что бы Он сказал?... "Отпусти..."?
 ...Я взяла салфетку и написала на ней: "Спасибо тебе. Я отпускаю тебя. Люби меня - оттуда"... и подсунула Ему под ладонь...

«Моя жизнь – это полет кондора, и в ней нет дверей.
Ты встречала двери в небесах? Нет? И я не встречал. Двери – это дома и строения, и они внизу, а моей душе тесно внизу, в домах и строениях... Я высоко в небе, и мне сверху видно гораздо больше, чем тем, кто внизу.
Время все сотрет в порошок. Оно, как и я, не любит дверей. И останется лишь небо – одно на всех, и ты в нем, если сегодня решишь оторваться от дверей и взлететь в мир свободы»( из Его книги «Полет кондора, или Небо без дверей».)

На дне судьбы пошарь,
Коль счастье - стороною.

Любви хрустальный шар
 Качался надо мною:
Парил, блестел, искрил,
Когда его задела...
И будто пара крыл
 За ним виднелась белых.

Любимый, я и ты
 Под крылышком у Бога
 Хрустальный шар мечты
 Раскачивали оба.

Но всё теперь прошло.
Осталось этой ночью
 Полшара. И крыло -
Единственное. В клочья.

----------------

" ... Даже когда меня не будет, моя любовь к тебе сохранится полностью, и никто не будет понимать, кто и кого так любит, лишь ты одна будешь понимать, что это я люблю тебя!!!"( из Его письма)

Аминь...
* * *

Я теперь на скамье - запасной,
И душа - как пустая бутылка...
Ты стоишь у меня за спиной,
Осторожно касаясь затылка.

 Оглянуться? Дотронуться? Но
 Это будет навек - святотатство...
Эвридике теперь суждено
 Без Орфея по свету шататься.

Кто ответит: к чему, почему
 Мне лесами бродить и полями
 И смотреть в непроглядную тьму,
Не боясь поменяться ролями?..

   16

 Июль не доживает до седин: до желтых прядей в зелени роскошной. Мы с осенью вдвоем, а ты один, что осознать покуда невозможно. Ведь было счастье - пять недель назад, когда ты просто ЖИЛ и улыбался. Теперь навеки - выбыл адресат, и наш дуэт изысканный распался. Не спрашивай меня, как я живу: по улицам хожу, как по карнизам, сплю на работе, грежу наяву, бросаю хлеб - смешным, пернатым, сизым... Я нищих стала больше замечать и мучиться неведомой виною. Хоть смерти факсимильная печать на осени поставлена – не мною.
Не мучайся, что недоцеловал. Не думай, не жалей и не печалься. Наоборот: небесное начальство должно тебе поставить высший балл за ценность мига, прожитого НЕ по правилам всеобщего маразма, за то, что я с тобой бывала разной – но каждый раз счастливее вдвойне.
Для двух ладоней – было две груди. Два маленьких предсердья – для дыханья. Диван – для счастья, сколько ни крути. Как волн, лучей  на теле колыханье. За окнами – январь или апрель -  неважно, неизвестно, недо-... недо-... Я твой, ты мой – навеки – менестрель...  Строкой любви доставшие до неба, мы оба – рядом: выемка – одна от наших плеч на старенькой подушке...ты там, я здесь...и мой глоток вина давно допит. И, кажется, потушен луч солнца  тот, на теле и в душе... но тихо пробивается сквозь щели твоя любовь – всегда и вообще... и ты мне снишься целую неделю.

Пьянит и крепчает ноябрьский кагор в стакане моем тонкостенном. Зимой потянуло откуда-то с гор и стылым, морозным катреном. Хотя здесь зима( до последнего дня!) – скорей календарная нечисть.  Снега и туманы, возьмите меня к себе на измятые плечи, Чтоб я дотянулась душой до Него, а, может быть, просто рукою, Чтоб тоненькой струйкой лилось  Рождество в раствор моего непокоя, Чтоб истина все же не в меру горька к весне оказалась – и баста... Кагора всего-то четыре глотка...и терпкое, тихое: «Здравствуй!»

За окном Рождество течет.
Обжигающая струя.
Мы не дожили.( Я не в счет.
Потому что не «мы», а «я».)

Новогодний оплачен счет.
В рай ступени всегда круты.
 Я в порядке. Но я не в счет.
Потому что не «я», а «ты»

Мягко светишь среди зимы
Из осеннего небытия...
...Остается мне вместо «мы»
 Неизменное «без тебя».
 Свеча в подсвечнике твоём уже в лохмотьях восковых. Есть жизнь с пометкою «вдвоём» на острых гранях боковых, Которых лишь коснулись мы, отдёрнув руки и сердца... Я здесь одна, среди зимы, и буду помнить до конца И плеч твоих – не адов жар: любовно-летний, ледяной... И губ потушенный пожар – теперь, когда ты не со мной,  Когда на свете – том...где   снег – вокруг тебя...в тебе, внутри...Ты улыбаешься во сне...в моём...останься...повтори...
 
В шкафу с незакрывающейся дверцей все платья, что так нравились тебе, и бледное, измученное сердце, где А и Б играют на трубе...  И будто я – на полке самой нижней, придавленная стопками белья... Кому молиться? Будде или Кришне? Куда кривая выведет моя?  Смысл этой жизни – как бы между прочим – мной обнаружен там же, в уголке: в тебе, во мне, в машинах у обочин, в деревьях и прохожих вдалеке... Мир выткан из секунд, а чаще – терций, поскольку благозвучные они... В шкафу с незакрывающейся дверцей уже давно погасли все огни... Потерян ключ – тому назад лет восемь... не по карману новый шкаф - беда... По улице походкой гордой осень проходит мимо..мимо...навсегда...

До блаженства – шаг.  И миг – до вздоха:
Сладкого, глубокого,  до слёз...
Счастье было собрано по крохам,
С горем перемешано... Завёз
Этот твой Харон в такие джунгли
Простенькую старую ладью,
Что на сердце горестно и жутко...
Я дышу, несу галиматью,
Кофе пью, смеюсь и жду трамвая
И довольной выгляжу, пока
Не очнется сонная тоска,
Листья в сердце молча обрывая.

Стучат ледяные копыта
По сердцу и ночью, и днем.
Я мерзну. Все время. А ты-то
В костюме английском своем?
Ты жаркий, ты солнечный, летний –
Шепни, что за климат в раю?
Навеки твоей и  последней –
Я стала. Да так и стою.
Что зреет там: вишня, крыжовник?
И яблоки – звездами вниз...
Досталась тебе обнаженной
Душа моя – только приснись!
Согрей меня шепотом рая –
И стон  приумолкнет хотя б...
...По небу от края до края
Бессмысленно звезды летят.


Во спасенье или в наказанье -
Разобраться так и не могу.
Женщина с потухшими глазами
Всё ещё на ближнем берегу.
Были у неё иные вёсны:
И бурлила сонная река,
И в глазах горели...нет, не звёзды...
Просто два ярчайших маяка -

Для него, единственного, всё же
Шедшего под парусом в грозу...
А она стояла - у подножья
Их судьбы непрожитой, внизу.

Верила, надеялась, парила -
Золушкой на том своём балу...
Их потом одна волна накрыла,
Но её швырнуло на скалу -
Во спасенье или в наказанье,
Как награду или вопреки...

Женщина с потухшими глазами
У надолго замершей реки.
    
Эпилог

Со дня Его смерти прошло два месяца, когда я поняла, что живу. Я научилась терпеть боль – постоянную, ноющую, порой перекрывающую все входы и выходы, когда остается только сжать зубы и забиться в нору на целую вечность:  проплакаться,  снова выползти на свет Божий и улыбнуться резиновой улыбкой.
На фейсбуке я увидела анонс международного поэтического конкурса «Пушкин в Британии». До конца приема заявок оставалось меньше суток...
Попасть в финал и прочитать стихи в Лондоне я мечтала много лет. Сначала мешали визы, а в этом году я просто забыла обо всем на свете, и вот теперь, прочитав условия( 9 стихов плюс продолжение пушкинской строки), поняла, что просто не смогу, не справлюсь... до того ли мне?... Из-за стола встать и то было тяжело, а уж лететь в Лондон – страшно даже представить... Я еще раз перечитала пушкинскую строку, которую нужно было продолжить: «И празднословия не дай душе моей»... погасила лампу и легла спать.
Ночью ко мне пришел Он. Можно сказать: «приснился», но я отчетливо ощущала Его дыхание и даже запах. Он пришел на минутку и сказал своим хрипловатым голосом одно-единственное слово: «Лондон».
Утром я придвинула к себе Его фотографию. Мысленно спросила: «Ты хочешь, чтобы я полетела?» И чудеса – начались. За десять минут было написано продолжение пушкинской строки:

И празднословия не дай душе моей, и суеты бесцельной каждодневной… Любовью, словно сказочной царевной, мой зАмок сердца полон… не жалей о том, что я закрыта и темна: не грех унынье, просто – грим искусный. Так, может быть, появится весна на горизонте маленьком и грустном…И жизнь моя пройдет, как дважды два, сквозь божьи пальцы: раз – и просочится… И, может быть, появятся слова: назвать всё то, что у меня случится…

...Стихи посланы на сайт. Я прохожу в финал и получаю приглашение приехать в Лондон. За полчаса найден недорогой отель – по моим деньгам – и куплен билет на самолет.
...Я села в самолет и подумала – как-то вяло, отстраненно: вот, дескать, Он зовет меня... раз – и упадем... не долетим...
Но нет. Долетели. Значит, не сейчас. Не зовет. Но зачем я здесь?
Шла по Лондону, любовалась им и понимала: я здесь, чтобы не сойти  с ума. Он хотел, чтобы я отвлеклась, вырвалась, расслабилась.
Потом был Большой Турнир на Трафальгарской площади. Я читала стихи о Нем...
...И победила!...
(Благодаря Ему. И только Ему.)
И увезла домой, в Чехию, титул Королевы Поэтов.

             В Лондоне
Как жадно солнце иней с крыльев лижет,
Молниеносно сглатывая тьму!
Летела - чтобы стать к тебе поближе.
Казалось: раз - и за руку возьму.
Я в Лондоне? Да ладно! Я ли это?
На Трафальгарской площади стою,
На миг чужой историей задета...
Как будто репетирую свою.

Я в Лондоне? Да ладно! Одолела
 Свою мечту в сто сорок этажей!
По городу иду, как королева:
Ты так хотел, о лучший из мужей.
Я в Лондоне! И здесь нельзя иначе.
Диктует королевская земля
 Свои законы счастья и удачи.
Я королева. Но без короля.

А ты со мной. Невидим и неслышен.
Как Лондон, ироничен твой прищур.
Туман хвостом цепляется за крыши,
И кажется, что счастья - чересчур
 Мне выпало за эти двое суток
(Я от него отвыкла, знаешь ты)...

Здесь главное - не потерять рассудок
 От этой невозможной красоты.

Скульптурка крылатого Пушкина с надписью «Королева поэтов» стоит у меня на полке рядом с Его фотографией. Он смотрит меня, будто поблескивая стеклами очков, и как бы говорит, улыбаясь: «Вот видишь! А ты лететь не хотела!»
 
Святой Валентин. И бутылка prosecco.
Меж нами всего-то четыре парсека...

И фото на полке в затейливой рамке,
И сердце, с тобою скакнувшее в дамки,
Застрявшее в клетке на шахматном поле...
Всего одна буква - от боли до воли...

Февраль наш в лохмотьях останется снежных,
Уснет навсегда в них под старенькой вербой...
Меж нами - одна безоглядная нежность
И только три слова: "Я рядом. Наверно".