На полпути

- Русский человек, - говорит дед Егор, - особенный, дословесный.
- Это как?
- Ну, тебе не понять - образование не позволит.
- А ты попробуй, - я налил по стопочке
- Русский, он слову не доверяет, боится его.
- Почему?
- Оторвет от матери навсегда
- Слово?
- Оно родимое. Если его до конца принять, то есть, поверить накрепко, возврата не будет, и мать его не примет.
- Да, ладно, дед. Как мать может не принять!

- Говорил же, не поймешь. Мать - она сперва материя, и только потом женщина. И реальная, родная мать, появляется после слова.
- А до слова?
- Радость, милый, чистая радость. Бог со словом приходит, и когда ты слово слышишь, просыпаешься в матери-радости. Но смыла слова не разумеешь.
- Значит, бог пробуждает русского?
- Нет, он создает и русского, и немецкого, и вообще всех. Только все кроме русских принимают слово до конца - обретают душу одновременно с миром.
- Подожди, подожди. Получается, бог словом из материи мир создает?
- Нет, бог душу вдыхает и слово дает, и та словом из материи мир нарезает.

- И что русский не так делает?
- Он от первоматери никогда не отказывается, ибо душа оторваться не может. Поэтому стремиться туда всю жизнь и, ясное дело, к миру всерьез не относится.
- Хочешь сказать, у русских душа стремится к самому первому состоянию, когда уже появилось сознание, но не вобрало в себя мир.
- Угу, той радости, свету, что до  слова.
- К моменту рождения?
- Рождения души - не тела. Когда просветлилось отличие слова от материи, почитай, первое богоявление, а вместе со светом сошла  радость великая - от пребывания в первоматери, и одновременно, устремления к слову, отцу. Именно слово его пробудило к радости.
- Продолжай, - я снова наполнил пару граненых стопочек и пододвинул поближе тарелку с груздями.

- Так все почти. Если он за словом уйдет, первомать исчезнет. Из нее слово мир обустроит, в котором радости нет. Поэтому русский слово приемлет, раз отец повелел, но немного понарошку, не до конца, чтоб всегда к матери дорога оставалась.
- И в натуре такая дорога есть?
- Милый, сейчас ровно по ней идем. Еще пара стопочек, петь начнем, по душам говорить, дальше слова значение потеряют, ну, и язык перестанет ворочаться. Напоследок, если никто не помешает,  утратим тело,  разум, и вольемся - в материю, в дословность.
- Хочешь сказать, пьянство -  дорога к матери.
- К первоматери - не к маме. Да, хочу. А кто по твоему оттуда зовет нас, русских.
- Дед, ты гений!

  Тот выпил, закусил груздочком, светло улыбнулся, потрепал меня по голове, и уперся взглядом в сладкую, невидимую даль - туда, где мерцала его маленькая русская свечечка, возникшая до сотворения мира и взлелеянная таинственной русской душой.