Любовь к морю

 
Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: море на этом лице не гость. Обветренное, в мелких морщинках, как на старом потрескавшемся холсте, и от того ещё более выразительное, невольно обращало на себя внимание. Сидел, погруженный в себя, и пил, пил, почти не закусывая. Время шло. Столики пустели. Мне спешить было некуда. Ему, похоже, тоже.
- Вы слишком много пьёте, - сказал я. И тут он, казалось, впервые, заметил меня.
- А вы не хотите составить компанию?-  вместо ответа, спросил он.
Честно говоря, я был не против. Но я за рулём. Он понял. Больше  не спрашивал. Налил себе, заговорил.
 - О море мечтал с детства, перечитал, кажется, всё, что было в библиотеке. Подал в мореходку. Не поступил. Завалил  какой-то экзамен, уж не помню какой. В Армии чуть не убили. Зато научили драться. Короче, вернулся я оттуда другим человеком. Не боялся ни бога, ни черта. Устроился на завод. Неплохо зарабатывал. Женился. Скопили на кооператив. Казалось бы живи и радуйся. Если бы.
Понимаете, не мог я оставаться долго на одном месте. Начиналась тоска. Нанимался куда-нибудь по контракту, уезжал. Охота к перемене мест. Так это, кажется, называется. Понятно, от такой жизни семейная лодка пошла ко дну. Что ей ещё оставалось? А потом уже ничего  не держало. Страна разваливалась. Уезжали многие. Уехал и я.
Первый год пропущу. Банально. Плюс-минус, как у всех поначалу. Хоть где-нибудь работать, хоть как-нибудь жить. Сюда приезжал часто. Закажу бутылочку пива, сижу смотрю на море, на яхты, отхожу душой.
Однажды он подсел ко мне. Спросил с жутким акцентом по-русски: "Хотите у меня работать?  Мне нужен помощник". Дело в том, что у старика была яхта. Учил на ней шкиперскому делу в местном яхт.клубе и ещё катал богатых туристов, если случалось. Самому уже было не под силу. Прежний помощник ушел. Был нужен новый.
Но я не рассказал  Вам о нём самом. Представьте. Голландия. У отца яхта. Мальчик ходит  на ней  с отцом в море. Учится. Многое уже  умеет сам. Дальше война. Немцы. Они прячутся. Кто-то их выдаёт - отца, мать, сестрёнку. Уцелел он один.  Когда появился Израиль, всё бросил, приехал сюда. Жена отказалась, а он не мог иначе. 
-Так вот, о новой  жизни. Рано было радоваться. Не принимало море. Укачивало даже на средней волне.  Тошнота подымалась к горлу, опускалась вниз, выворачивала наизнанку. И тогда я уже не хотел ничего. Обессиленный, зелёный, несчастный валился на кровать и спал до вечера. Утром выходил, смотрел на море, на его вечно волнующую прелесть и всё начиналось сначала.  Старик всё видел, молчал, пыхтел своей трубкой, бросал короткое: "Терпи". Пыхтел снова.
Он мне нравился всё больше и больше. Мне нравилось его немногословие, его "Терпи", запах трубочного табака. Он был какой-то особенный. Даже его жуткий русский акцент. Я уже не представлял себе какой-то другой жизни. А море продолжало мучить. Сколько так продолжалось, не помню. Долго.
И вдруг кончилось. Старик оказался прав, когда говорил "Терпи". Старый шкипер знал море. Оно сдалось. Испытание кончилось.
Я взглянул на него. Он не выглядел счастливым.
- Умер старик. Нет его больше. Неделя, как похоронил. Сердце. Прихватывало уже давно. Нужна была операция, а он всё тянул. Умер мгновенно. Долго не мучился. 
- А можно взглянуть на яхту?- спросил я. Потом мы ещё долго сидели с ним на палубе, говорили о самых разных вещах. Ночь была тихая, тёмная. Ласково плескалось море, чуть-чуть приподнимая яхту. Кажется, никогда ещё я так сладко не спал. Утром я уехал.
Теперь уже стариком, прожив жизнь, как уж там получилось, я порой думаю: так ли уж нужно всю жизнь заниматься одним и тем же делом? Ну разве что, если призвание. А если нет?  И когда я думаю об этом, мне почему-то становится грустно.