Петербургская повесть 3, часть 4

  Тут следует немного отступить от повествования и рассказать про погоду в тайном городе. Она в нем, конечно, была. В нем случались и дожди, и снегопады, и грозы, и все прочее, что должно случаться в природе. Но, наверное, волшебство каким-то образом сглаживало неприятные последствия. Иначе говоря, снег не был холодным и не таял, дождь не казался пронизывающим и беспросветным, гром не гремел, молния не пугала и прочее в том же духе. Зима, на пример, всем Fairy Tales Creatures казалась легкой прохладой с таким ненастоящим снежком. Знаете, как изображают Новогоднюю ночь в соответствующих ежегодных передачах: дамы в декольте, пенопластовый иней на искусственных деревьях и сверху рабочий трусит на всех гостей бумажными снежинками. Я, конечно, не знаю, может, в тех передачах все организовывалось иначе. Но зима в тайном городе в лишний час выглядела именно так. Глаша ни на секунду не представляла, хотя бы примерно, какая ее ожидает погода в конце февраля в Петербурге.
   И она вошла в сад. Надо бы теперь рассказать, зачем она отправилась сюда. По слухам здесь обитала пожилая дама, которую прозвали Садовница, еще ее называли Травица и Бабушка Корень. Она имела много разных имен, в общем, и не известно, какое имя было настоящим. Очевидно, ее саму это мало интересовало. Она обитала естественно в Саду. Ибо, где бы ей еще жить? Вела хозяйство, занималась земледелием и особо ни с кем не общалась. Как отметила Глаша, Бабушка Корень была отшельницей. Бабушка не являлась ведьмой и с ведьмами не водилась. Но сами ведьмы иногда обращались к ней за помощью, обычно, когда искали нужную травку для ворожбы. Хотя так только казалось, что к Бабушке шли за травой. На самом деле к ней шли за знанием. Бабушка не была ведьмой, но обладала древним и самым главным знанием жизни. Она ведала и даже заведовала секретом роста и процветания в самых широких смыслах. У нее в руках прорастало все, что могло расти и давать плод, будь то семя, будь то сила, будь то идея. Она так же видела и понимала, что мешает росту. И только она могла запретить или разрешить идее взойти. И могла, если ее уговорить, указать верное средство для совершения задуманного. Это очень походило на колдовство. Возможно, именно так и случается любое чудо. Но другие обладать этим секретом права не имели. Либо Бабушка жадничала и не делилась нарочно, либо секрет был слишком большой и не во всякого помещался. Однако Бабушка Корень не очень-то охотно помогала. Она могла и накричать, и прогнать просителя. Могла вообще не допустить в Сад. Сварливая была старушенция, что и говорить. Почему Глаша решила, что та ей поможет? Опять-таки слухи. Слухи ходили разные. Что из них было правдой, а что нет? Не ясно. Но, однако ж, рассказывали всякие небывалые чудесицы, которые впечатляли даже здешних обитателей. А ведь сам тайный город был еще тем чудом.
   Если совсем на чистоту, Глаша не особенно верила, что Бабушка поможет, что это в принципе осуществимо. Но отчего ж не попробовать? Кроме того Глашина мысль оказалась такой привязчивой, что требовала хоть каких-нибудь попыток. Отсюда ее русалочья беспечность и полное отсутствие четкого плана. Хотя, вот, Летуна она убедить смогла. И, главное, Летун, кажется, всерьез опасался, что ей удастся затея. Я думаю, это свойственно настоящей дружбе. Истинное дружеское чувство безо всякой корыстной привязанности наделяет порой совершенными способностями своего носителя. Такая дружба способна ясно видеть и оставлять отпечаток босой ноги на камне, если понадобиться. Потому что у дружбы нет, и не может быть иного мотива, кроме любви в самом высоком ее значении. Она невесома, абсолютна и безусловна. Впрочем, как и все остальные тонкие материи, легко ускользает из вида среди суеты грубых вибраций. Наверное, Летун тоже до конца не верил, но очень беспокоился за друга. И надо отметить, до сих пор стоял у черной ограды Ботанического сада и всматривался в заснеженные еловые заросли.
   А Глаша тем временем шла по тропинке, и то, что она наблюдала в сей момент, коренным образом отличалось от того, что мог видеть Летун. Едва она ступила в пределы Сада, тот словно распахнулся перед ней, как книжка-трансформер. Когда переворачиваешь страницу такой книги, то на поверхности, словно из пустоты, вырастает дивный бумажный мир. Примерно так же развернулся, расправился перед ней Сад. Снега не было и в помине, вокруг росли деревья необычайной красоты, некоторые слегка светились. В кронах звенели и переливались тонюсенькие голоса, видимо птичьи. Перед самым Глашиным лицом пронеслась большая пурпурная стрекоза. Огромные ели перед входом в здание Института оказались еще больше и оказались живыми. То есть у них били большие лица, руки и даже ноги. Судя по виду, они охраняли Сад от непрошеных гостей и всяких опасностей. За их спинами проглядывал Институт, но был вовсе не бело-желтой унылой конструкцией. Совсем нет! На его месте проявилась чудная ассиметричная конструкция из стекла и еще каких-то материалов, напоминающих большие цветные драгоценные и полудрагоценные камни. Некоторые стены сверкали, как бриллианты, некоторые были матовыми, точно необработанный камень. Но, несмотря на королевское великолепие, в конструкции точно угадывались очертания и свойства большой теплицы или застекленной оранжереи. Причем теплица еле сдерживала буйную растительность, что произрастала внутри. Буквально, отовсюду из здания прорывались, точно мятежные повстанцы, ветви и листья невообразимо странных форм и оттенков. Кое-где вились стайки беспокойных светляков. И фантастическая смесь ароматов, едва достигнув носа, проникала в сознание, одурманивая и будоража одновременно. А потом достигала сердца, касалась сердцевины существа, будто освобождая от самых тайных оков, и те словно спадали разом. Глашино тело неожиданно сделалось таким легким, что она даже чуть-чуть оторвалась от земли. Ей потребовалось некоторое усилие, чтобы коснуться поверхности носком ботинка и оттолкнуться в направлении диковинного здания. Такими затяжными прыжками, касаясь время от времени земли, которая, к слову, была сплошь покрыта разнообразными растениями, Глаша следовала в глубь. Она не без опаски проскочила мимо охранников, а те в свою очередь проводили ее довольно грозными, пристальными взглядами. Заскользила вдоль стены Института, затем свернула за угол и оказалась в длинной аллее из цветов и деревьев. Взору открылась тропинка, вымощенная розоватым камнем с темными прожилками, и только тут Глаша смогла вернуться на землю и идти по ней, как положено, что она и сделала. Русалка следовала в сердце Сада, а тот представлялся необъятным и бескрайним. И верилось с трудом, что Сад находится в городе, а не на отдельной планете, слишком он был велик и прекрасен.
   Глаша шла уже некоторое время, иногда от центральной аллеи разбегались в стороны аллейки поменьше. «Совсем, как реки» - мелькнула мысль. Иногда сквозь деревья просвечивали широкие поляны с цветами, кое-где виднелись грядки с морковкой и укропом. Глаша не отвлекалась на созерцание и двигалась вперед. Ей казалось, что дрога ее ведет и непременно приведет туда, куда нужно. Так собственно и вышло.
   Красивая аллея неожиданно закончилась, и русалка остановилась у грядок с картофелем. Среди картофельной ботвы Глаша обнаружила сгорбленную пожилую женщину в резиновых сапогах, замызганных штанах и сильно изношенной толстовке. Старушка была с ног до головы измазана землей и казалась немощной и неуклюжей. Она с громким кряхтением вырывала сорняки и собирала в кучи меж грядами.
- Здравствуйте, Бабуся! – поприветствовала хозяйку Глаша.
А в ответ услышала только одно кряхтение, судя по всему, ее появление осталось не замеченным.
- Бабуся, здравствуйте! – проговорила Глаша громче.
- Да, не ори ты! – послышалось в ответ, - Сорняки, видишь, заразы!
- Бабуся, я тут к вам… Мммм… за помощью… - начала было русалка.
Опять ничего, никакой реакции. Глаша рассудила, что следует проявить терпение, иначе капризная старушенция чего доброго разозлится и прогонит ее. Она вздохнула и принялась ждать, когда ей уделят внимание. Хитрая бабка продолжала громко кряхтеть, но при этом бросала изредка свой цепкий взгляд на гостью. Видимо, сделав нужные выводы, через некоторое время оставила борьбу с сорняками и устремила ясный взор на Глашу:
- Люблю я с корнеплодами. Садишь в землю и из земли же достаешь, а кусты хоти и пышные, а выбрасываешь. Совсем, как в жизни.
- Бабушка Корень, я к вам. Мне очень нужно… ээээ….
- Что тебе нужно?
- Помощь ваша!
- Что? Любишь, не можешь?
Глаша не нашла, что ответить. А Бабушка тем временем продолжила:
- Что-то не убедительно, милая.
И снова повернулась к сорнякам. Глаша поспешила ответить и ответить честно:
- Нет, я могу…
- А раз можешь, то иди отседова в реку свою!
- Бабушка, я могу, но хочу попробовать…
- Что значит попробовать? Это ягоду пробуют, а в жизни пробовать не получается. Коли взялась, то и несешь, что взяла.
- Так я готова взять и нести! Я хочу!
- А ты хоть знаешь, о чем говоришь-то? Силенок, небось, не хватит, - Бабка явно насмехалась и хотела вывести из себя. И ей это вполне удавалось. Но Глаша помнила про скверный характер и держалась, как могла. Она набрала воздух в легкие и быстро заговорила, чтобы та не смогла ее прервать:
- Мне сон постоянно снится. Про красную свечу. Свеча горит на столе, стол стоит в комнате, комната в доме. А дом может быть, где угодно. Вот вы садовница, правильно? А хотели бы вы быть кем-то еще? Понимаете, если я дом, то где я должна быть? У меня чувство, что я должна быть где-то не здесь, не в реке. Такое вот чувство внутри, будто ноет и при этом сладко. Понимаете, Бабуся?
- Так значит любишь? И не можешь?
- Наверное люблю… Могу остаться, могу быть в реке. Я эту жизнь знаю. Знаю, что будет. А ту жизнь не знаю, но хочу знать. Ведь ноет в груди. Будто зовет.
- Думаешь, он зовет? А если не зовет вовсе?
- Может и не зовет. Наверняка, не зовет, - Глаша как-то сникла, - Я сама хочу. Разве обязательно кто-то должен звать? Может важно, что мне самой нужно. И будь, что будет.
- Ты глупая. Совсем дура. Ты думаешь, что будет обязательно хорошо, раз тебе так захотелось. Хочется ей! Ноет у нее! Натурально, дура!
- Эх, Бабуся… - у Глашы впервые в жизни задрожал голос так, что она не смогла закончить фразу.
- Ладно, что с тобой делать… - Бабушка махнула рукой, - Ты вот говоришь, как реки. Ну, про аллеи подумала. А я говорю, как деревья. Всегда вверх и ветви бегут в разные стороны. Деревья опять же из земли растут, да и в землю возвращаются. Все в землю ложиться и из земли растет. Да-да…
Бабка уж бормотала себе под нос, словно и не с Глашей беседовала. Она еще что-то пробубнила неразборчивое. Потом снова обратилась к Глаше:
- Ты смотри, вернуться тем же путем не сможешь, меня в том мире не найдешь. Сейчас только и можешь передумать. А потом все, фьют…
У Глашы по телу понеслись целые табуны мурашек, видимо Бабка ей поможет. Она пропустила мимо ушей последнее замечание и закивала:
- Да, я понимаю. Вы мне поможете, Бабушка Корень?
- Не знаю, что ты там себе придумала на мой счет. Только я ничего не делаю. Твоя идея проросла, как только ты в сад вошла. Не поняла что ли сама? Вот я тебе и говорю, что еще есть время вернуться. А потом уж куда рост пойдет, мне не известно, - Бабушка на последнем слове вздохнула, как-то слишком печально и задумалась.
А русалка, не замечая этого и не тревожась, обрадованно залепетала:
- Так делать-то чего? Может, в землю вы меня зароете? Чтобы я проросла?
- Могу, конечно, и в землю, коли хочешь, - Бабка иронично усмехнулась.
- Ну, вы про землю все твердили, вот я подумала.
- Идея твоя глупая растет сама, я ей помешать уже не могу. А тебе, видно, ума не хватает передумать. Подумай, что если он тебя не полюбит?
Тут Глашу впервые сильно кольнуло в сердце:
- Не полюбит?
- Ага, не полюбит. И все. Что станешь делать тогда? С людьми-то?
Глаша тяжело задышала. От такой мысли воздух сделался плотным и сдавливал горло. Бабушка поняла, что перегнула:
- Ну, тише-тише. Давай, вдооох… Выыыдох… Вдооох… Вот я и говорю, что делать будешь?
Глаша немного успокоилась и задумалась:
- Разберусь по ходу дела!
- Натуральная идиотка! – Бабуся зло плюнула себе под ноги, - Раз передумывать ты не собираешься, тогда беги со всех ног! Час-то заканчивается, тебе надо успеть выйти в город. Тогда все и будет. Подожди. На вот тебе. Спрячь.
Бабушка подала Глаше корешок сухой совсем и сморщенный:
- Будет туго, он поможет.
- Спасибо, бабуся! А что с ним делать-то?
- Не знаю. Разберешься по ходу, - противная бабка осталась себе верна.
   Глаша не стала дальше расспрашивать, а понеслась со всех ног к выходу. Лишний час, в самом деле, заканчивался. Дракон проснулся, и по тайному городу бежали едва заметные волны от его крыльев и чешуи. Так, во всяком случае, воспринимали переход русалки. Глаша неслась, как дикая, захлебываясь дыханием. Она уже видела калитку и в последнее усилие вложила всю свою страсть и волю. Ринувшись на пределе сил к заветному выходу, она вдруг потеряла ориентацию в пространстве и ощущение почвы под ногами. «Неужели, хвост?» - мелькнула в голове мысль. Глаза затянуло пеленой, поступила тошнота. Мир вдруг вспыхнул яркой вспышкой и погас.