Операция Тамила

                «То шофёр подвозит тетю
                От села и до села
                И выходят при расчёте
                Те же самые дела.»

                Вл. Гаухман «Сифилиада»

                Вместо пролога            

      Среди множества монографий, научных журналов, брошюр и статей, посвящённых моей профессии, в книжной полке над домашним письменным столом живет и маленькая книжечка Врача, Поэта, Человека – Владимира Гаухмана. Называется это чудо, с цветными иллюстрациями в стиле лубка – «Венериада». Добротным хореем, ямбом и, иногда, амфибрахием, с юмором, ироничными вкраплениями, мой коллега описал клинику, диагностику и эпидемиологию заболеваний, передающихся половым путем. Как и полагается при создании серъёзного научного труда, здесь имеется и предисловие, и история вопроса, а также мораль, переходящая в счастливый финал у вылеченных больных.
        Тексту предшествует и авторский эпиграф:
                «Мало, что был сифилис
                Гонореи мало!
                Та беда не вывелась –
                Новая напала.
                Снова человечество
                Ходит с мрачным видом –
                Жизнь его калечится
                Новомодным СПИДом.»
         Будучи студентом третьего курса, я услышал на одном из институтских «капустников» стихи, как-то резко отличавшиеся от поэтического официоза. Не просто юмористические, а по тем пуританским временам, почти на грани фола. Остроумно до нельзя, мелодично, с точнейшей рифмой, излагались советы врача-венеролога совершенно нетипично для современной медицинской литературы. Чего только стоил следующий исторический запев:
                «Эта маленькая хворь,
                Популярная как корь,
                С древних лет известна людям,
                И скрывать того не будем,
                Что и в Риме, и в Помпее
                Разбирались в гонорее.
                Египтянин в дельте Нила
                Тоже выглядел уныло,
                Коль в тени от пирамид
                Чуял острый уретрит.
                Скифы и македоняне
                Ей сполна платили дани.
                Знала даже Иудея
                Что такое гонорея!»
2

                Об авторстве стихов вопрос на вечере не поднимался, и я посчитал, что это очередной образчик изустного народного творчества. Но запомнил стихи сходу и на всю свою врачебную жизнь.
                Прошло много лет. За эти годы довелось мне поработать  на скорой помощи, начинал еще фельдшером-четверокурсником. Затем в областном кожвендиспансере, облздравотделе, потом возглавил косметологическую клинику. Но всегда, встречаясь в лекторской аудитории с молодёжью, цитировал, как илюстрацию к теме, две-три строфы из «Гонореады».
          Обязанности главного врача всегда безбрежны. Он и завхоз, и слесарь-электрик, и финансист, а если повезёт – еще и практикующий доктор. И вот на пике такой ежедневной рутины я получаю приглашение на юбилей родного кожно-венерологического диспансера, где я начал почти полстолетия тому назад свое вхождение в специальность. Несколько дней размышляю, как же привестствовать свою «alma mater». Не мудрствуя лукаво, решаю, что бюрократические традиции – это не моё. И,  нашел-таки оригинальный вариант…
         Представте себе сумрачный осенний день. Потёртое здание клуба УВД, граничащее с диспансером, но удобное, потому что рядом. По ходу вяло текущего юбилея с обязательным докладом, грамотами и памятными адресами от коллег и администрации области, без предварительного анонса на трибуну поднимается шейх. Да, да, настоящий арабский шейх! В классическом одеянии до пят – галябеи, белой накидке на голове – куфии, увенчаной переплетенным обручем – иколем. На лице, естественно, большие затемнённые очки. Рядом с арабом семенит в прозрачной гаремной одежке (позаимствованной в оперном театре) якобы переводчица, а на самом деле – главный бухгалтер лечебницы.
        Псевдошейх, взойдя на трибуну, уверенно понёс непонятную ритмическую чушь, напоминающую по звучанию арабскую речь. После прозвучавших из уст шейха вполне узнаваемых фамилий местных венерологов,Авиценны и проклятий в адрес шайтана, прекрасная дева озвучила с легким завыванием перевод:
                «Сядьте, детки, в круг скорее –
                Речь пойдет о гонорее:
                Отчего бывает вдруг
                Этот горестный недуг?»
 И далее, минуты три она нараспев цитировала исключительно текст «Гонореады». Это была бомба! Зал, президиум во главе с вице-губернатором и начальником областного отдела здравоохранения, взорвались от смеха и оваций. Так в среде медиков еще не проходил ни один юбилей.
         Упомянув на «чистом арабском» своих учителей и нынешнего главного врача диспансера, я раскланялся и солидно, как и подобает шейху, ушел в сопровождении переводчицы за портьеру, обрамлявшую сцену. Пытаясь выпутаться из просторных восточных одежд, не заметил, как рядом со мной материлизовался мужичок среднего роста, типично докторского вида. Скромный костюм в клетку, знававший лучшие времена, чешские туфли на любую погоду, но приличный модный галстук. Отнюдь не красавец, с огромными ушами, как у близкого родственника Чебурашки. Но глаза!!! Мудрые, глубокие, с легкими бликами иронии и определённой верой в людское благородство.
        - Простите, коллега, откуда вам известны стихи, прозвучавшие в вашем выступлении?

        - Со студенческих лет. Среди однокурсников они распространялись в рукописном варианте. Автор, к сожалению, не известен.

        - Позвольте представиться – Владимир Гаухман, врач-венеролог из Херсона, он же автор «Гонореады». Впрочем, есть еще и «Сифилиада», и «СПИДиада». В прошлом году все три поэмы изданы единой книгой. Если вы не возражаете, то я вышлю её в адрес вашего диспансера.

3

            - Нет, уж лучше на мой домашний, так будет надежнее. Охотников на хорошую книгу среди моих коллег хватает. А я, в свою очередь, презентую вам свои творения. Поскольку пописываю немного, но все больше в прозе.
           Обменявшись визитными карточками, мы расстались. Вот так началась моя, увы, недолгая дружба с замечательным Поэтом и не менее талантливым Врачом. Как написал в своём предисловии к «Венериаде» доктор медицинских наук, профессор из США Аркадий Брусиловский: «Надо очень любить медицину, надо жить в ней, чтобы вдохновиться на такое произведение. Надо очень любить людей – своих пациентов, настоящих и будущих».
            Доктору, заслужено занявшему место в одном ряду с Вересаевым, Чеховым, Булгаковым и Розенбаумом – Владимиру Давидовичу Гаухману посвящается этот рассказ…

          И вот скажи, гипотетический читатель, что земля не круглая! «Враки!» - выкрикнет один, другой и третий оппонент. Встретились, разошлись, расстались вроде бы навсегда. Нет ни общих друзей, работы, увлечений, даже точки общепита – и те разные. А судьба настойчиво сводит людей вновь и вновь. Да не просто так, а в кипящем котле событий. Таких адовых, что напрочь ломают жизнь.
         О чем можно мечтать в летний августовский полдень? О пачке мороженного, лучше в вафельном стаканчике, о кружке холодного кваса или ледяной окрошке на сыворотке. О женщинах при такой жаре как-то не думается. У меня, молодого врача, обеденный перерыв. Его как раз хватит, чтобы добежать до ближайшего кафе. Выбираю альтернативу -  скромный перекус в рабочем кабинете, состоящий из стакана чая и бутерброда с колбасой «из докторов». Зато у меня образовалось тридцать минут свободного времени. Сиеста должна быть активной, посему направляю стопы в книжный магазин. Через дорогу, наискосок от диспансера, особняка в стиле «купеческий ампир», обустроился уютный «очаг культуры» под названием «Иностранная литература». Очень симпатичная заведующая – Верико Мсхиладзе и не менее приятные сотрудницы, совершенно разной конституции и темперамента. Почти райский уголок, а главное – недалеко.
         Постоянных посетителей здесь знали в лицо и по именам. Атмосфера в магазине была более похожа на клубную (в истинном понятии этого слова). Читающие продавщицы, явление ныне крайне редкое, с удовольствием обсуждали новинки книгоиздата, смакуя цитаты любимых авторов.
          Итак, я пересекаю улицу по кратчайшему пути. Конечно, вне перехода. И, когда до желанной двери остается три-четыре метра, неожиданно звучит пронзительная трель милицейского свистка. В тени акации, рядом с «очагом культуры», обнаруживается молодой сержант. Щёки – «кровь с молоком». Морда лица – хоть цуценят бей (идиома не очень
понятная мне, но звучит смешно). Рост средний, глаза карие, оживлённые. Еще бы – обозначилась персона, подходящая для штрафа!
           У меня отмазка слабенькая. Дескать, спешил, обеденный перерыв заканчивается, а к источнику знаний припасть не успел. И надо болезного отпустить, потому что в родном
венерологическом диспансере ждут толпы страждущих (это я безбожно преувеличил). И вообще, лучше бы нам не ссориться, ведь в жизни все может быть.
           Выспросив подробно, кем и в каком отделении я тружусь, сержант улыбается, читает нотацию и отпускает восвояси. Мой лимит времени уже исчерпан, о визите в магазин остаётся только мечтать.
            С этих пор, как назло, постовой попадался на моем пути почти ежедневно. То у самого диспансера, то внизу на перекрёстке. Каждый раз, завидев меня, сержант предупреждающе помахивал своим полосатым жезлом. Так что,  к концу месяца мы раскланивались, как добрые знакомые.
            Пролетел сентябрь, просквозил ветрами с дождём и ранним листопадом. Уже по ночам прихватывались первые заморозки, а вода в Днепре стала прозрачной, как и должна быть
4

в своей первозданной сути. Народ на улицах приоделся в плащи, куртки, а старшее поколение в добротные ратиновые пальто.
           Ничего удивительного в том, что в один из дней в дверях моего кабинета показалась бравая физиономия милицейского сержанта, не было. Появился и появился. Мало ли какая нужда привела постового. Мог и в туалет к нам попроситься. Не отливать же под акацией на углу.
          - Доктор, у меня обозначилась проблема, - сообщил служивый довольно бодрым голосом.
 
           - Ну, и что случилось на фронте борьбы с нарушителями правил дорожного движения?

           - Понимаете, на днях стоял на стационарном посту ГАИ на выезде из города. Знаете, что на запорожской трассе?

            - Информация о местонахождении поста лишняя. От нее проблема зависит? Нет? Значит, ближе к телу, как говорил Ги де’Мопассан.

             - Короче, док, натер я казенными ватными штанами свое хозяйство. Образовалась вавка. Не болит, но и не заживает. Я ее уже и одеколоном прижигал, зеленкой мазал, мед прикладывал. Все без толку.
            «Ну вот, напророчил» -подумал я, вспоминая наше первое знакомство.
             - Скидывай штаны и предъявляй объект.
             Явленый миру и мне «прибор» ничем особенным не отличался. За исключением кругленькой язвочки, размером с однокопеечную монету. Располагалась она ближе к корню члена, блестела как налакированная. А края язвочки были слегка приподняты. Точь-в-точь, как у блюдечка. Все остальное, в зарослях тёмного волоса, просматривалось с трудом. А без резиновых перчаток совершать какие-либо манипуляции было опасно!
           Предохраняться, предохраняться и предохраняться во всех случаях жизни! Так с легкой нарочитой картавинкой учил нас, молодых врачей- интернов, отставной полковник медицинской службы, по его словам, успешно лечивший во фронтовых условиях гонорею инъекцией кипяченного молока. Манипуляция сия делалась втихаря, потому что поймавший инфекцию и лечившийся официально, по выздоровлению направлялся в трибунал. Там его судили по статье за членовредительство, приравнивая триппер к самострелу. В лучшем случае виновного направляли в  штрафбат. А под горячую руку могли и расстрелять.
              В советское время о каждом факте выявления венерических заболеваний врач должен был сообщать в санэпидемстанцию, в отдельных случаях по месту работы или учебы страдальца, а также в райком партии. О врачебной тайне как-то забывали, в общем, ломали жизнь и карьеру, пострадавшему на половой ниве, по полной программе. А в уголовном кодексе даже существовали  две статьи, связаные с венеризмом. Так что свободно можно было загреметь за решетку за уклонение от лечения или за распространение вензаболеваний.
             Ну и занесло меня в дальние дали! Но без деталей и обстоятельств, характерных для той эпохи, рассказ будет неполным, или того хуже – недостоверным. Именно этим грешат многие авторы, описывающие давно прошедшие времена и события.
             Итак, перчатки надеты. Язва была твердой и безболезненной. Паховый лимфоузел справа разросся до величины сливовой косточки. Клиническая картина сифилиса была классической, абсолютно в духе соцреализма. На таких пациентах только и учить студентов.
              - Вот что, служивый, - вошел я в образ мудрого доктора, - не в ватных штанах дело, и не намедни это образовалось. Твоей хворобе,  как минимум,  месяц, а может и чуть поболее. А теперь, придурок, колись!! - (я намеренно перешел на язык улицы, с некоторой блатной гнусавинкой) – С кем был, кого трахал в начале сентября!!?
               При этом страшный диагноз я сержанту не озвучивал. Не хватало еще тут обморока. До моего собеседника тяжесть удара судьбы еще, как видно, не дошла. Улыбается чуть
5

растерянно, но щёки румяные, глаза хитрованские и выправка строевая имеет место быть. А рассказывать о своей половой доблести постовой как-то не спешит.
              - Женат?

              - Не, развёлся в прошлом году.

              - Ну слава Богу, хоть в семью заразу не притащил! Сифилис у тебя, орелик… Сифилис первичный, если уж быть точным.
              Посерел, побелел сержант в одну секунду. Будто обухом его по голове хватили. Руки дрожат, на лбу капельки пота выступили.
                - Присядь на стул. Глафира Ивановна, дайте ему нашатыря нюхнуть. - обратился я к медсестричке – Во как сомлел парень, прямо институтка.
              Через десять минут новоявленный больной, ищуще заглядывая мне в глаза, поведал о своем грехопадении.
              - Понимаете, доктор, вот уже почти год на запорожской трассе работает «плечевая».
              Этот термин я что-то раньше не слышал и попросил сержанта разъяснить.
             - «Плечо» - это расстояние от пункта «А» до пункта «Б». Так обычно это слово используют в разговоре водители-дальнобойщики. А «плечевая» - транспортная проститутка. Ее услугами пользуется вся шоферская братия. Ну и наши ребята из батальона. Барышня безотказная, исполняет все с энтузиазмом. Гонорары, - он употребил именно это слово, - берет натурпродуктами.

                - Это как?

                - Кулечек конфет, пряников. Яблоки тоже подходят. Иногда просит немного денег. Это, в основном, у таксистов. По настроению может дать и бесплатно. Но это редко бывает. Зовут ее Тамила. С ней-то я и был третьего сентября. Как раз у меня дежурство было на стационарном посту. Ну, это, - больной замялся, - у меня с ней секс необычный был. Она меня сюда целовала. - сержант показал на пах – У нее как раз женские дела начались. Я ей из табельной аптечки бинт отдал. Но ребята со службы рассказывали, что через рот поймать невозможно!

                - Идиоты твои ребята! Как раз там можно подхватить что угодно. От банальной молочницы, до гонореи и сифилиса. Так, сейчас возьмём анализ крови из вены и соскоб отделяемого из язвочки. Да не дергайся ты, это не больно!
              Через пять минут, слегка очумевший от обилия впечатлений сержант Гена отправился в коридор дожидаться результатов обследования. При этом строго-настрого ему было приказано -  вспомнить, кто еще из сослуживцев общался с этой «плечевой»!?
              Случай был как случай. Пришел человек, принес свой сифилис, добытый на боевом посту. В диагнозе я не сомневался. Все было на лицо, пардон, на другое место. Сейчас принесут из лаборатории результаты микроскопии, и пойдет наш милиционер в приемный покой, получать пижаму, тапки, ложку, миску и кружку. Именно такой джентльменский набор полагается больному венотделения. Об амбулаторном лечении речь не могла идти по определению. Приказ Минздрава категорически требовал изоляции от общества  больных сифилисом, туберкулезом и лепрой. В некоторых случаях, честь лечить свою гонорею в стационаре выпадала пациентам, не имеющим места жительства и работы. Для них в нашем городе существовало отделение закрытого типа с милицейской охраной, в простонародье именуемое «Трипдача».
            Прежде чем составлять экстренное извещение в санэпидемстанцию о вновь выявленом случае сифилиса, следовало дождаться результатов всех анализов. Обычно данные по результатам реакции Вассермана приходили из лаборатории на следующий день. И только
6

потом требовалось взять у пациента подписку о том, что он извещён о наличии венерического заболевания. Значит, у меня был люфт во времени. И использовать это ничейное время следовало для добрых дел. Барон Мюнхаузен обычно планировал совершение подвига с утра следующего дня. Мои планы на сегодня были куда как скромнее. Я перешёл в канцелярию, благо сотрудников никого на месте не оказалось. Набрал некий номер телефона. Услышав бодрый, орущий в трубку громогласный голос (как на плацу), попросил позвать к телефону милицейского комбата майора Мелешко.
           Я недаром тогда летом вел себя с сержантом  несколько нахально, нарушив правила перехода улицы. Имел основания, как говорят картёжники – туза в прикупе, поскольку соседом
по родительской даче как раз и был командир батальона – непосредственный начальник залетевшего сержанта.
            - Александр Евгеньевич, надо бы встретиться. Есть тема для обсуждения.

            - Что, правила движения на транспорте не соблюл? Так приезжай ко мне на службу, порешаем.
            По телефону я не хотел объяснять ситуацию. Доходили до меня кое-какие слухи о негласной прослушке должностных лиц (какой каламбур получился – слухи о прослушке). При
огласке произошедшего с сержантом, погоны с плеч могли улететь у командира и замполита враз.
             - Товарищ майор, давайте встретимся на нейтральной территории. Скажем, клуб УВД, минут через пятнадцать. Идет?
            В фойе клуба было пусто, где-то играл рояль, на втором этаже раздавался дробный топот участников детского танцевального ансамбля. Десять минут назад из лаборатории принесли результат микроскопии. Бледная спирохета присутствовала в отделяемом в большом количестве. Увы, диагноз, в котором я не сомневался, был подтверждён.  Сержант отправился по своему скорбному маршруту, конечной станцией которого должен был стать флигель во дворе, заселённый больными мужского пола.
              Через пару минут показался во всей майорской красе наш сосед по даче. На его флегматичном лице не присутствовало ни одного эмоционального отпечатка. Уж такой человек это был.
             - Что случилось? У меня времени в обрез, в 15°° совещание по службе в областном Управлении…

              - Залет, Александр Евгеньевич. Ваш сержант из батальона попал в стационар. Я должен переслать экстренное сообщение о больном в санэпидемстанцию. Естественно, бумага пойдёт по инстанциям. Через день или два о ч/п станет известно руководству ГАИ города и области. Скрыть этот случай я не имею права. А предупредить вас  обязан по человечески. Положение усугубляется ещё тем, что ваш подчиненный сообщил о своих сослуживцах, также пользовавшихся услугами транспортной проститутки.

             - Я в курсе его диагноза. Мне уже доложил командир взвода.Что будем делать? – несколько замявшись, спросил майор. При этом выражение его флегматичного лица никак не изменилось.

              -  Когда и в каком виде вы сообщите своему руководству о факте болезни, не мне решать. Но, давайте сработаем на опережение. Вашим подчиненным надо вбить в голову следующую информацию -  те, кто общался с Тамилой, должны срочно прибыть в диспансер на обследование. Дело в том, что у этой болезни инкубационный период, в среднем, составляет двадцать один день. Если при обследовании ваших орлов признаков заболевания не будет выявлено, то им назначат профилактическое амбулаторное лечение без отрыва от службы. А

7

профилактика – это не болезнь. Так, одно из медицинских мероприятий, вроде как мытье рук перед едой. Так вашему начальству и объясните.
            Через полтора часа в дверь моего кабинета постучали.
           - Войдите, - произнес я громко.
           Отдуваясь и вытирая платком вспотевший лоб, напротив меня уселся замполит батальона. Знакомство у нас было шапочное. Один раз он меня видел в кабинете у комбата. Внешний облик у толстяка-капитана свидетельствовал, как минимум, о получении от руководства клизмы с патефонными иголками и перспективе «казней египетских», назначенных в его адрес высоким начальством.
          - Привёл семнадцать человек. Четырнадцать сами признались. Трое не могут вспомнить, были ли они с этой лахудрой, или с другими девушками легкого поведения.
- Нормальный ход. Они что у вас, дебилы? Устроили на службе походно-полевой бордель! Сплошные аморальщики с повышенным либидо и склерозом.
             Если понятия склероз и дебилизм еще как-то были знакомы замполиту, то слово либидо, по жизни, ему не встречалось ни в личной практике, ни в методичках главного политического управления МВД.
           - Вот то-то и оно. Кого к нам набирают? Отслужил парень в армии. Военной специальности не приобрел ввиду скудости ума. А возвращаться в село не хочет. Единственная возможность закрепиться в городе – пойти в милицию. Тех, кто посмышлённее, берут в розыск, наружку. Оставшихся сплавляют в патрульно-постовую службу.
            Капитан продолжал втирать в лоб носовой платок. С таким же упорством, вероятно, он проводил политзанятия с личным составом, разъясняя линию партии или зачитывая «Малую землю».
            - Глафира Ивановна, - окликнул я медсестру, возившуюся с картотекой – Проводите товарища капитана и его отряд половых героев в регистратуру. Пусть начинают оформляться в третий и пятый кабинеты. И уточните, на месте ли главный врач?
             По установленному раз и навсегда порядку, о всех экстраординарных случаях следовало докладывать главному врачу. Бывшая фронтовичка, капитан медицинской службы, характер имела властный, поступь тяжелую и вольности медперсонала пресекала на корню. Прямо маршал Жуков, но только в кремпленовом синем платье.
             Коротко доложив о грешном сержанте с первичным сифилисом и о жаждущих осмотра его сослуживцах я, посчитав вопрос закрытым, попросился на выход. Дескать, спешу продолжить беспощадную борьбу с венеризмом.
            - Подождите, доктор, расскажите, откуда взялись эти семнадцать милиционеров? Они что, все его личные половые контакты? Наели, понимаешь, ряшки на казенных харчах! Прелюбодеи хреновы!!

            - Эти, вроде бы, обихаживали одну и ту же барышню. Можно сказать – пили из одного источника наслаждения.

             - Ну вот беда с этими молодыми врачами. Просто, по- человечески и ответить не могут! Небось, и стишки кропаете.
             Не дожидаясь ответа, махнула рукой:
             - Идите, идите, романтик вы наш. Когда разберётесь с этой ордой, напишите в мой адрес подробную докладную.
             Выходя из кабинета, я услышал уже за порогом голос шефини: «Вот клоун. И это будущее нашего здравоохранения!». Но в интонациях фразы, пожалуй, преобладали всё-таки положительные ноты. В нюансах я разбираюсь, поскольку тугоухостью не страдаю.
              Из всей милицейской братии, слава Богу, ни у кого внешних признаков заболевания не обнаружилось. А на следующий день и лаборатория выдала семнадцать отрицательных ответов по крови. Четырём постовым, побывавшим недавно с Тамилой, назначили профилактическое
8

лечение. Остальные штрафники забожились, глядя на портрет министра МВД Щёлокова, что будут регулярно являться на осмотр.
            В диспансере существовало особое подразделение, снабженное автотранспортом и некоторыми властными полномочиями. Именно сотрудники этого отдела денно и нощно разыскивали источники заражения и половые контакты венерических больных. Попутно выявлялось и бытовое окружение, ибо такой путь распространения инфекции никто не отменял.  Уже третьи сутки патронаж работал в авральном режиме, а обнаружить Тамилу все никак не могли. Вот она была на двадцатом километре шоссе, вот ее видели в районе Тополя или у Никопольской развилки. Просто неуловимый Джо из анекдота. Но, увы, всем было не до смеха.
           Тем временем, в коридоре диспансера, перед кабинетами периодически образовывалась очередь из разбитных мужичков специфического шофёрского вида – в кепках-восьмиклинках, кожаных курточках. В этой толпе то и дело звучало имя Тамилы. А вот на прилагательных к этому имени, мужики эмоций не экономили. Самое приличное из этих слов было достаточно неприличным.
           В патронажные кабинеты венотделений и диспансеров, причём не только нашей области, было разослано поручение о розыске «плечевой», за которой уже числилось семеро заражённых. Наши спецы «рыли» землю, шерстили придорожные посадки и полевые станы, обходили общепитовские точки на трассе. Но всё было безрезультатно. Уже и сержант обжился во флигеле, встречая, как ветеран, вновь прибывших пострадальцев. А искомая барышня, которая представлялась нам неповторимой и загадочной, как панночка из гоголевского Вия, не обнаруживалась. Каждое утро на внеочередной оперативке у главного врача в первую очередь заслушивался этот вопрос, а потом шефиня докладывала куратору из обкома партии, который, как мне удалось однажды услышать, в выражениях не стеснялся.
            Шел шестой час вечера. Здание диспансера опустело. Большинство сотрудников отправилось по домам. Ушли кафедральные, а дежурный врач отправился на пищеблок снимать пробу (не самая плохая советская традиция!). Я сидел в просторном помещении канцелярии  и работал над составлением очередного методического письма. Это также входило в мои обязанности заведующего отделом – указывать письменно, как правильно бороться с заразными кожными и венерическими болезнями в городах и весях нашей орденоносной области. В кабинете главного врача, примыкавшего к канцелярии, свет был погашен, а по углам мельтешили невнятные тени, перебиваемые бликами от фар проезжающих по улице машин.
            Телефонный звонок из аппарата, находящегося на столе у секретаря, прозвучал очень резко и требовательно. И так несколько раз.
            - Областной кожвендиспансер, - казенно произношу в трубку.

            - Вы Тамилу ищите? – хрипит чей-то голос, - Откройте ворота. Сейчас мы заедем. Зелёный «Москвич-пирожок». Только вы сразу закройте все двери и выходы. Она знает, что находится в розыске.
             Надо отметить для несведущего читателя, что старинное здание диспансера имело парадный вход с улицы Артёма и неброский въезд с железными воротами с улицы Шевченко. Заведовал дворовой службой старичок-литовец, попавший к нам неведомыми путями. Звали его все по отчеству – Казимирович. Жил он в коморке соседнего дома, как папа Карло, только без нарисованного очага. Ухаживал за кроликами из вивария, которых использовали у нас для специфических исследований. Убирал во дворе листья и прочий мусор и, конечно, владел огромным ключом от ворот.
              Во ввереном Казимировичу хозяйстве порядок был образцовый всегда. Но, надо же! В этот решающий момент Казимирович куда-то отлучился. Мимо закрытых ворот проехал, возмущенно сигналя, зелёный автомобиль. Ушел на «круг почёта», через несколько минут

9

появился во второй раз, потом в третий. И только на четвертом заезде ворота диспансера гостеприимно распахнули свои створки. Фургон, въехав во двор, подкатил к приемному покою. Оркестра, почётного караула и красной ковровой дорожки за столь короткий срок я организовать не сумел. Каюсь…
                В ареоле мата, под крик: «П***ц котёнку, больше срать не будет!» - из кабины машины вытолкнули особу в грязно-розовом пальто. Рыжее, кривоногое существо с нечёсаной головой, синевато-молочной рыхлой кожей, тяжёлым низом – вот какой предстала перед нами Тамила. Говорю перед нами, потому что кроме меня, Казимировича, водителя «Москвича» присутствовал дежурный врач-сифилидолог, прервавший снятие проб на пищеблоке. Отпахала бедная  весь день, поесть спокойно не дали, а теперь еще ей предстояло описывать поступившую, собрать анамнез, выяснять, когда и с кем она была в половой связи.
            Обрадовав шефиню фактом госпитализации Тамилы, я спокойно отправился домой.
            Даже в кошмарном сне я не мог представить, что появление этой барышни в нашем учреждении вызовет эффект сошедшей горной лавины. Врач Никитина, проведшая бессонную ночь в интимных беседах с больной, утром выложила на стол перед главным врачом список на
156 половых контактов. Некоторые из них были обозначены только цветом волос, приметными родинками. О других Тамила распространялась более подробно, перечисляя номера машин, звания и размер вознаграждений.
            На оперативке у главного врача, где прозвучала эта информация, у присутствующих возник легкий шок. Такого случая на памяти наших венерологов не было. Ну, раскручивали «Голубую лошадь» в шестьдесят четвертом году. Так там была гонорея и количество мажоров, участников сексоргий, исчислялось двумя десятками человек.
            Память у рыжей бестии была феноменальной. Не обогащённая избытком знаний, эмоций и морали, Тамила помнила всё – где, когда и как…
            У нас в стационаре уже набралось семь больных, заразившихся от «плечевой». Двое лечились в Кривом Роге, и по одному в Харькове, Черкасах и Курске. Запросы об особе, пиратствующей на трассе, пришли из диспансеров Горького и Пскова…
            В утреннем совещании у главного врача традиционно принимал участие и заведующий кафедрой профессор Нестеренко. Кафедра кожвенболезней испокон века базировалась в областном диспансере. Институтские вели консультативные обходы отделений, осуществляли лечебную деятельность, дежурили наряду с нашими врачами-ординаторами. Ну и, конечно, занимались научно-педагогической деятельностью. Профессор был абсолютно в теме по данному случаю. Но его, как ученого, интересовал в первую очередь и психологический портрет Тамилы, ее социальное положение и вообще, как она дошла до такой жизни. Кроме сиюминутных задач по борьбе с болезнью, профессор пытался разработать комплексную программу, предотвращающую распространение сифилиса в масштабах эпидемии. Дотошный, по хорошему скрупулезный, с немецкой педантичностью он погружал нас – молодых врачей, в тайны дифференциальной диагностики. Учил считывать информацию о состоянии организма с кожи и слизистой. Не стесняться заглядывать пациенту в рот и глаза. Помнить о сострадании к больному, быть милосердным.  В общем – «слуга царю, отец солдатам».
            Именно он,  заведующий кафедрой, услышав о количестве «любовных» контактов Тамилы, произнёс на оперативке знаменитую фразу Остапа Бендера: «Стулья расползаются как тараканы». Главный врач, воспитанная на ранней фадеевской прозе, юмор не оценила, буркнув: «При чем здесь мебель, Георгий Борисович? Давайте ваши предложения по ликвидации очага!»
            Профессор, тоже бывший фронтовик, только рангом повыше (в свое время он возглавлял военно-санитарную службу фронта) предложил создать межведомственный штаб, куда вошли бы представители медицины, милиции, ну и  (куда же без них!) партийных и советских органов. Без их указующей роли полноценно бороться с инфекцией не представлялось никак. Возглавить штаб должна была наша шефиня – Мария Ивановна Прохоренко.
            
10

                Кто первый высказал идею о поголовном осмотре водительского состава города, я не помню. Но мысль о включении в состав врачебно-милицейской бригады главной героини – Тамилы озвучила кандидат меднаук, заведующая отделением, сифилидолог Ольга Иосифовна
Родь. Теперь, каждое утро, в четыре часа, наша бригада вместе с Тамилой, обряженной в белый халат, проводила выпуск водителей на линию. Осматривали каждого. Поэтапно выезжали в
таксопарки, потом, на следующий день, на автобазу овощторга, затем пошли и все прочие транспортные предприятия. Это дало уже в первые дни работы ощутимые плоды.
           Типичная картина для тех дней. Ранее утро. Солнце еще не поднялось из-за горизонта. В таксопарке очередь водителей перед входом в медпункт. Там местная медсестра измеряет давление и проверяет на запах алкоголя. Наш врач осматривает тело и гениталии. Рядом Тамила пытливо вглядывается в лицо, а порой и  другие участки тела.
             - Этот был со мною в августе прошлого года, - радостно обличает рыжая бестия.
             Водитель мнётся, краснеет, наконец с помощью мата напрочь отрицает контакт.
            Тамила уточняет: «Ты тогда взял пасажиров до Запорожья. Снял с них тридцатник, а счётчик не включал. На обратном пути высадил меня на солонянском посту ГАИ. А за минет расплатился двумя рублями. Я на них еще шоколадку «Аленка» купила. Вот!»
              Больше всего таксёра пугает не предполагаемый диагноз сифилиса, а озвученный Тамилой факт о «левом» заработке и невключении счётчика. За это наказание в таксопарке одно – увольнение с «волчьим билетом».
            Мужичок быстро раздевается, приспускает трусы, поворачивается,  потом садится за стол, ритмично сжимает кулак, чтобы медсестра быстрее набрала из вены положенные 10 кубиков крови. Внешних признаков болезни у штрафника нет. Что покажет пресловутая реакция Вассермана – будет видно.
             В течение трех недель выездная бригада выявила чуть больше двадцати больных. Большинство в ранней стадии заболевания. Случайно попалось несколько человек с гонореей и трихомонозом. Эти, считай, отделались лёгким испугом.
           Из названых Тамилой контактов не удалось разыскать четырнадцать человек. Все они иногородние и приметы их были скудными – Толик из Подмосковья, приезжал в Никополь погостить. Валек на старой «Волге», правая фара треснута, сам, вроде, с Урала. Или еще интереснее – Иван, на мошонке большое коричневое родимое пятно, когда кончает, сильно кричит. Колеса и номера фуры заляпаны грязью.
            Разгоравшийся эпидемиологический очаг был погашен в рекордные три недели. На закрытом заседании Политбюро ЦК Компартии Украины заслушали краткий доклад министра здравоохранения. Работа признана удовлетворительной. Всем руководящим сёстрам выдали по серьгам – в виде грамот. Но самое главное – с высочайшего соизволения нашему диспансеру, в порядке эксперимента, разрешили начать внедрение по больницам области отборочной реакции микропреципитации, позволяющей  почти моментально выявить предположительную группу риска по сифилису. Стоимость этого исследования была на порядок дешевле реакции Вассермана и других, более дорогих исследований. Сейчас, спустя почти полвека, этот анализ вполне ординарный, но тогда новинку пришлось пробивать на таком уровне.
             В руководстве ГАИ все осталось на своих местах. Сержант был уволен по собственному желанию задним числом, за неделю до обращения в диспансер. После выписки подался в таксисты и след его затерялся…

             Вместо послесловия

            С ночи подморозило. Последние жёлто-багряные листья с крошечными инкрустациями из ледяной мороси, тихо падали на землю. Стелясь под ноги прохожих, они, иногда, похрустывали, отдавая в воздух чуть терпкий, винный запах осени. Ветер, задувавший вполсилы с Днепра, ворошил привядшую траву. И тогда, при порывах, с газонов доносился едва

11

уловимый шепот: «Шу, шу, шу». Я сидел в пустой канцелярии. Телефон молчал, а за большими стрельчатыми окнами в город, крадучись, входила зима.
                Отгремели бои местного значения. Отзвучало эхо бури республиканского масштаба. И состояние непрерывного аврала в нашем диспансере сошло на нет. «Плечевая», как социально-неблагополучный элемент, получала непрерывный курс специфического лечения на
«Трипдаче» в Лоц-Каменке. А вот моя методичка, над созданием которой я корпел перед началом операции «Тамила», никак не вытанцовывалась. И так пробовал, и сяк, не шло дело.
Получался сухой, да к тому же коряво-казённый, макет лекции о вензаболеваниях. Не было в нем изюминки, не хватало того ударного абзаца, который разбудит, расшевелит аудиторию не только юнцов, но и представителей поколения постарше.
           На фоне угасающего дня, редкие крупные снежинки, в попытке укрыть крыши домов, напоминали мазки художника-импрессиониста.
           Ну да, -  «Зимы ждала, ждала природа…» - всплыло в памяти.
           И вдруг, как удар  молнии, озарение в голове. А почему, собственно говоря, лекция о дурных болезнях должна начинаться в мрачных тонах, с укоряющих фраз? А если вступление будет мажорным, ярким, красочным? Хотя бы так: «Между тем, война со славою была закончена. Полки наши возвращались из-за границы, народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни: Vive Henri Quatre,* тирольские вальсы и арии из Жоконда. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собой, вмешивая поминутно немецкие и французские слова».
             А вот теперь, от прекрасной прозы Александра Сергеевича Пушкина, мы перейдем к иной  прозе жизни, которая сопровождает любую войну. В ней и кресты будут. Только не те наградные, а четыре креста положительной реакции Вассермана. Итак, тема нашей лекции – «Сифилис».






*;- Да здравствует король Генрих IV (фр.)