Сон

«Voila une belle mort», - сказал маленький человек на лошади и ткнул коротким пальцем в сторону Иннокентия, чьё тело лежало на поле боя под небом, не ясным, но всё-таки неизмеримо высоким, с тихо ползущими по нём серыми облаками. На человеке была серая шинель и треуголка. Вокруг царили смерть и разрушение. «Чего этот коротышка несёт, какая ещё белле морт, сейчас встану и самому ему устрою прекрасную смерть»,- возмутился Иннокентий. Встать, почему-то не получилось. Руки и ноги не действовали, а квадратная фигура в треуголке расплывалась в глазах и была не в фокусе.
-Это ты полегче, - сказал кто-то невидимый за правым плечом Иннокентия, - это сам император французов.
-Наполеон что ли! - изумился Иннокентий. - Ему что от меня надо, и где это я, на том свете что ли?
-Ну вроде того, - сказал невидимый. Фигура верхового перестала двоиться. Наполеон тронул бока лошади шпорами, что бы ехать дальше к своему триумфу и поражению. Иннокентий собрал все свои силы, страстно хотелось пошевелиться и произвести какой-нибудь звук, чтобы его слышал не только тот, кто за правым плечом, но и этот на лошади. Из французского в голове крутилось только «се ля ви» и «а ля гер фром, а ля гер». Иннокентий слабо пошевелил ногою, и произвёл самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
- А! Он жив, - сказал Наполеон.
- Жив, - выдохнул Иннокентий. Язык по-прежнему плохо слушался, но теперь он чувствовал, что в силах говорить с призраком в серой шинели. Иннокентию всегда хотелось знать, почему Наполеон планировал завоевать Англию, а влез в Россию. Об этом Иннокентий и желал поговорить с императором, и при случае посоветовать не начинать войны с русскими, и уж, по крайней мере, не сдаваться на милость англичан так глупо, как сделает император после Ватерлоо. «Ничто так численно не умножает батальоны, как успех!»-напыщенно изрёк император, обводя рукой поле битвы, и слез с коня. На лице его было сиянье самодовольства и счастия. Глядя в глаза Наполеону, Иннокентий видел пожар Москвы, замерзающую в снегах Великую армию, битвы миллионов, остров Св. Елены, где угаснет этот повелитель, думал о ничтожности величия, глупой самоуверенности человека, вообразившего себя хозяином удачи.
- Вы это... Полегче, не чем тут гордиться. Угробить такую прорву народу, - сказал Иннокентий, - и революцию, которая Вас вознесла Вы того...-после некоторой паузы, робко добавил он. Хоть на том свете, а всё же император. Прикажет расстрелять, не задумается. От волнения до Иннокентия не сразу дошло, что они с Наполеоном понимают язык друг друга.
- Не бойся, никакое я ни корсиканское чудовище, - успокоил Иннокентия Наполеон, - и слово «либеральный» моего изобретения. Революционеры сами себя отлично истребляли. Я должен был это остановить.
-Вы опустошили Европу, после ваших войн французы станут меньше ростом, Вы возродили неравенство,- осмелел Иннокентий.
-Ерунда! Я дал французам Гражданский кодекс, в бароны я жаловал из капралов, я строил, а меня сравнили с вождём гуннов Аттилой,- с горечью сказал полководец.-Государство будет хорошо управляться, ежели удастся достигнуть того, чтобы справедливость чувствовали на себе все граждане. Неравномерное распределение собственности подрывает всякое общество и пагубно.
-Кто бы спорил,- возразил Иннокентий,- но люди и государства разные, они не могут принять то, что им навязали силой.
-Когда столетия сменяют друг друга, как в походе, всегда можно встретить отставших,- сказал бывший первый консул.-Завоевание сделало меня тем, что я есть, и только завоевание может удержать меня на моём месте. Государь должен обещать только то, что он намеревается исполнить! Император выпрямился и важно надул щёки. Что бы казаться выше даже приподнялся на носочках. С заложенной за обшлаг короткопалой рукой, квадратная фигура в серой шинели и треугольной шляпе стала похожа на свой памятник. Жирная ляжка на правой ноге нервно дёргалась. Вокруг дымилось поле Аустерлица. Тридцать семь тысяч трупов русских и австрийцев лежали перемешанные с восемью тысячами трупов французов. Воняло порохом, выпущенными кишками и кровью. Страшный маленький человек нёс счастье людям.
 Ничего не будет меняться на этой земле, другие люди другим оружием продолжат убивать друг друга, другие благодетели человечества придумают новые лозунги, для оправдания убийств, и каждый будет считать себя правым. «Наш ужасный мир не следствие преступных поступков самых плохих людей, а следствие лучших намерений людей хороших»,- подумал Иннокентий.
 Утром Иннокентий мучительно пытался вспомнить свой сон. Было ощущение, что он понял нечто важное, что надо было рассказать другим людям. Вспомнить никак не получалось, и это беспокоило его. Под кроватью лежали томик «Войны и мира» Льва Толстого и «Максимы и мысли узника острова Святой Елены» Лаз Каза.