Я в семейный альбом заглянуть не решаюсь порой

               
А на кладбище нашем родных уже много могил,
и приятно послушать весёлых синичек здесь пенье;
оседает в душе всех печалей со временем ил,
но его всколыхнуть может память в любое мгновенье.

Я в семейный альбом заглянуть не решаюсь порой,
сквозняки в нем разлуки похлеще, чем в залах вокзала;
дядя Витя на фотке: с войны он пришёл, как герой,
только век-то был короток – дело контузия знала.

Тётки, мама, отец, и друзей уже с роту, – все там;
отыграв свои роли, все скорбно ушли за кулисы;
время всех расставляет по полочкам и по местам,
и дороги не в Рим все ведут, а под сень кипарисов.

Ах, синички! – снуют меж оградок родных и кустов.
Ах, как вздрогнулось мне от мелодии чьей-то мобилки!
Я хотел бы в Москву или, скажем, уехать в Ростов,
да вдруг понял, что не отпускают родные могилки.

Ну, куда нам от них, от отеческих этих дорог,
где то грудь продувало, то яростно дуло нам в спину,
кто от ветра знобящего века до сердца продрог,
тот уже отогреться не сможет на пляжах чужбины.

А по небу плывут облака, бесконечен их путь,
и мерцает вдали моря вечно манящее лоно;
я в семейный альбом заглянуть не решаюсь, в нём суть,
что известна по притче о мудром кольце Соломона.

Всё пройдёт! Все пройдём! Но об этом грустить ни к чему.
О, природе не нам диктовать мировые порядки!
И на кладбище нашем, в прославленном Богом Крыму,
о бессмертии рода людского мне шепчут оградки…