Наместник. Глава 11

          Катя разбудила меня среди ночи. Сама она, похоже, не ложилась.
          – Тебя Алло ждет – вставай!
          Протирая глаза, я сел на кровати. Жена, одетая по-домашнему, стояла рядом. Пробраться под короткий халатик мне не удалось.
          Я получил по рукам, Катя мне даже слова сказать не позволила:
          – Одевайся! Распоряжаться на службе будешь, а здесь нас слушайся!

          Одна – королева, другая мной командует, как старшина новобранцем… Только вспомнилось, что у нас со "старшиной" в бане было, и все недовольство как рукой сняло.

          Алло устала. Впрочем, на какое-то время ее хватило: и на поцелуи мои отвечала, и обнимала крепко. А потом засыпать стала, лежа рядом.
          Однако не уснула – встрепенулась, прислушалась:
          – Одевайся, Сержан! За тобой карета приехала.

          Куда? Зачем? Вечером только прикатил, а ночью опять уезжать?
          – Уезжай! – приказала королева. – Сиди в Северных землях и не высовывайся, пока за тобой не пришлют.

          Черт! Что тут затевается? У меня здесь жена, дети, да и сама Алло тоже давно не чужая. Бросить всех, а самому спрятаться за горами? Ну, уж нет!
          – Какой же ты глупый! – устало сказала Алло, поняв, что я никуда не собираюсь идти. – Нам всем ничего не грозит, а убить хотят именно тебя, потому что ты мешаешь всем.
          – Всем – это кому? – уточнил я.
          – Людям Савсана и некоторым моим родственникам… Не воевать мы здесь будем, а пытать и вешать. Или тебе это нравится? Иди!

          Признаться, убедили меня не слова, а то, как их королева говорила: спокойно, равнодушно и устало. Я вышел в темноту в сопровождении Капитана, появившегося из ниоткуда, и сел в невзрачную повозку.

                *   *   *

          Вестей из столицы не было две недели. Зато у нас без событий не обошлось. Две ночи в крепости на золотоносной реке бесновались бары, чуя неподалеку чужих. На третью ночь часовой услышал шорох и бросил на звук бомбу.
          Утром место взрыва осмотрели, обнаружили скопление муравьев, облепивших  траву и землю под ней. Судя по размерам кровавых пятен, лазутчик погиб или был тяжело ранен. Тела не нашли и резонно предположили, что его унесли.
          Ночной взрыв не остался без последствий. Днем из леса вылетела стрела и вонзилась в шею солдата, долбившего скалу. Рана оказалась смертельной.
          Баров спустили тут же. Мститель далеко не убежал, и, спасаясь от собак, забрался на дерево.

          Будь я там, распорядился бы рубить дерево – думаю, беглец спустился бы сам. Однако все сложилось иначе: меткий стрелок сам стал мишенью. Разозленные солдаты не стали щадить убийцу своего товарища, и мертвый лесовик, утыканный стрелами, вскоре свалился с дерева.
          Рожан устроил разнос сотнику, подчиненные которого не стали брать пленного, и этим ограничился.
          – Так этой твари и надо, – сказало он мне. – Еще раз сунутся – разорю их деревню.

          По одежде и оружию Мир определил, что мертвый лесовик из племени, живущего в среднем течении реки. В низовьях живут родичи самого Мира, а у истока порой появляются еще одни соседи.
          Сколько тут разных родов и племен! Насколько я понял, особой дружбы между ними нет. Ну и хорошо, а то вместе они нас отсюда вышибли бы в два счета: не так уж и велико войско Рожана, да и леса аборигены знают намного лучше нас. А так можно, действительно, "деревню разорить". У нас есть бомбы и пушки, и занять любую территорию сотня солдат сумеет легко. Только захваченную землю еще и удержать нужно.

                *   *   *

          Постоянное беспокойство за семью заставляло меня искать новые дела – как еще можно отвлечься от дурных мыслей? Решение сходить до морского залива пришлось как нельзя кстати. Да и что там идти – верст десять-двенадцать, а туда и обратно – двадцать пять, не больше. Можно и за один день управиться.
          Отправились рано утром. Взять с собой я планировал Десятника и еще троих: не хотел из-за своей прихоти много людей от дела отрывать. Однако с нами еще и Пухлян увязался. Времени свободного у казначея полно – вот он и находит дела да приключения: лес валит с отставниками, золото моет с солдатами, по бабам шляется. Что интересно, везде его привечают, да и у него все ладится.
          Только с именем поначалу закавыка вышла. Женский пол, понятное дело, вряд ли стал заморачиваться – думаю, лесовички его и Пухляном, и Пухлянчиком до сих пор зовут. А вот мужикам туго пришлось: многим выговорить полное имя оказалось не под силу, а сокращенным называть – неуважение к начальству.
          Однако на то он и солдат, чтобы смекалку иметь – придумали нашему толстяку имя-прозвище. Пухлян Бар – вот как теперь все зовут нашего казначея. И намек на отчество есть, и сравнение лестное получилось: мол, казначей наш самый сильный среди людей, как бары среди собак.
          Силища у Пухляна действительно неимоверная: на что Капитан здоров, а с толстяком поделать ничего не может. Сначала они бороться пытались, потом перестали, потому что Пухлян за секунду Капитана укладывал. Даже никакие хитрые приемы моему заместителю не помогали. Собственно, ничего удивительного: от вольной жизни лишний жир у нашего казначея пропал, а под кожей обнаружились могучие мышцы.

          Провожатых в деревне нашли сразу. Две девчонки лет четырнадцати-пятнадцати в начале пути шептались и хихикали, с интересом поглядывая на Пухляна, потом приумолкли и посерьезнели.
          Меня тоже мысли одолели. Может, зря я из столицы уехал? Как не крути, а получается, что я своих бросил – не по-мужски поступил. Как они там?
          Так и маялся всю дорогу, а ведь пошел-то  как раз, чтобы развеяться.
          Отвлекся от дум, только когда шум услышал. Высота у водопада небольшая – всего-то в рост человека, но мощь текущей воды рядом с ним ощущалась сильно. Да и река в этом месте шире стала – шагов пятнадцать.
          Кстати, расстояния здесь понятно измеряются: тысяча шагов – верста. Правда, под шагом здесь подразумевается шаг двойной, а он побольше земного метра будет.
          Через полверсты после водопада к заливу вышли. Не такой он и узкий – шагов триста будет, а дальше, кажется, еще шире. Лес подступает к самым берегам, поэтому ветерок над водой слабенький – даже комаров почти не разгоняет. Сами берега скалистые, не высокие и не низкие – в самый раз годятся, чтобы причалы сделать.
          Конечно, надо бы до моря дойти, но тогда мы засветло вернуться не успеем.  Неплохо было бы глубину залива промерить, но у нас лодки нет. Место на правом берегу мне тоже не глянулось, а ведь я хотел здесь столицу строить. Через речку перебраться не на чем, так что левый берег придется осматривать в следующий раз. Получается, что шли мы сюда почти зря – разве что дорогу узнали.

                *   *   *

          Наконец-то приехал Капитан. Алло была права и не права. Покушались на меня, но в опасности были все. Той же ночью неизвестные подожгли сначала мой дом, потом дом Николаевича. Наверно, снаружи поджидали люди с арбалетами или луками, но делали это зря. Капитан заранее увел всех, включая королеву и Миру с маленьким Сержаном.
          Оказывается, в честь меня  уже детей называют!
          Увидев, что из огня никто не выбегает, злоумышленники подожгли все остальные строения: дом Капитана, дом королевы и длинное здание, где размещались магазин, лаборатория, салон Зои. Сгорело все.

          Гурчан, узнав о покушении, рассвирипел.
          – Командира королевской стражи схватили, допросили и потихоньку удавили, – рассказывал Капитан. – Управляющего королевским заводом повесили принародно. Теперь управляющий – Васан, стражей командует мой друг, а я у него заместителем. Командующий армией с почетом ушел в отставку.
          – А Савсан? – спросил я.
          – Первый министр.

          Ничего себе! Главный заговорщик остался безнаказанным – ерунда какая-то!

          – Короли думают иначе, чем простые люди, – сказал Капитан, заметив мое удивление. – Гурчану равновесие нужно. Если Савсана повесить или из правительсва убрать, может бунт подняться. А сейчас Первый министр слаб и под присмотром… Решит король, что королева слишком большую силу набрала, повесит тебя и меня в придачу. Ослабит ее и успокоится на время.

          Кажется, это называется политикой. Ну и пакость!

          Приехал Капитан не один – привез с собой двоих. Маленький и тощий беловолосый парнишка оказался новым казначеем.
          У них что, постарше чиновников нет?
          Зато внешность у нового помощника примечательная: прямые волосы до плеч и внушительный нос, напоминающий птичий клюв.
          – Ван, – Капитан представил белобрысого орленка. – Пухлян теперь будет твоим заместителем.

          Слава богу! Я уж думал и толстяка у меня заберут. Впрочем, какой он теперь толстяк? Просто большой.

         – Поран, – Капитан назвал второго спутника. – Из королевской стражи.

         Ну и зачем он здесь? Не думаю, что король в ближайшее время нас посетит. Наверно, этот Поран на меня доносить будет. Не было печали!

          Поран отошел к стоявшему неподалеку Десятнику, а Капитан продолжил:
          – Мой человек… Думаю, теперь всякий народ сюда потянется – вот Поран и будет разбираться, кто есть кто. Голова у него работает – может, тебе подскажет что дельное.
          Вообще-то Поран на самого Капитана похож: сильный, взгляд открытый. Только мой бывший заместитель покрупнее.

                *   *   *

          Ночью лесовики попытались поджечь крепость на золотоносной реке. Десятки стрел с горящими тряпками, пропитанными каким-то жиром, вонзились в стены казарм и частокол. Еще не просохшее дерево не разгорелось, да и потушили все быстро. Лесовики стреляли из темноты, но солдаты, прикрывавшиеся большими щитами, не пострадали.
          На следующий день от стрелы из кустов погиб еще один солдат. Убийце удалось уйти: спущенные с привязи бары потеряли след.
          – По реке, сволочь, ушел, – со злостью сказал Рожан. – Ты, Сержан, попроси у своего друга пушки полегче, чтобы на себе их носить. Надо эту деревню разорять.

                *   *   *

          Николаевич моей просьбе неожиданно обрадовался:
          – Хоть кому-то новое оружие нужно. Ружья им дал – так они их вернули. Сказали, что луки лучше. Пушечки небольшие доделываем, только и от них, похоже, отказываются.
          – А ты все нам отдавай. Будут возмущаться – говори, что отправляешь на испытание в боевых условиях… Помнишь, как они нас с дробилками облапошили?

          В обычно добрых глазах Василия зажглись злые огоньки. Я понял, что оружие у нас будет.

          Если честно, фитильные ружья, выданные Николаевичем, меня не впечатлили: тяжелые, отдача страшная, дальность стрельбы маленькая. Недаром в армии от них отказались.
          Впрочем, Мачан, восторженный поклонник всего огнестрельного и взрывающегося, радовался и этим плохоньким ружьям. Нашелся у Десятника и единомышленник – Поран. Только в отличие от Мачана, королевский стражник оказался вдумчивым исследователем.
          – С тридцати шагов пуля пробьет любой доспех или щит, – отметил Поран главное достоинство нового оружия. – Против лесовиков эти ружья не годятся, а если сойдемся с чужой армией, пригодятся в самый раз.
          Сам же я не сразу догадался, что в этих ружьях мне кажется знакомым. Оказалось, их стволы – точно такие же бронзовые трубы, из которых у нас в домах водопровод сделан. Вот почему на заводе так быстро ружья сделали.

          Не успели мы с ружьями разобраться, как Николаевич уже первые пушки изготовил.
          – Ствол стальной, кованый и закаленный, – объяснил Василий. – Замок с казенной части есть. Правда, открывать его долго… Стрелять можно ядрами и картечью.
          Новые пушечки отличались только весом: калибр почти такой же, заряжание дульное, порох также фитилем поджигался.
          Впрочем, Рожан остался доволен:
          – Ее даже собранную два солдата уволокут, а по частям на любую гору затащить можно.
          Когда я привез разрывные снаряды – привычные круглые бомбы, подходящие по размеру к пушкам – Рожан обрадовался не меньше, чем Десятник. Еще бы:  из орудий эти гранаты улетали шагов на двести – триста.

          Перед самым походом на заводе изготовили бомбы, которые взрывались не так сильно, но разбрасывали при этом горючую смесь.
          – Королева целых десять бочек нефти привезла, – похвалился Николаевич. – Такие смеси делаем, что ничем не потушишь.

                *   *   *

          Войско собралось внушительное: более двухсот солдат, два десятка моих мужиков с ружьями и полсотни лесовиков – все взрослые мужчины деревни. Оказалось, что наши союзники давно и не очень успешно воюют с агрессивными соседями.
          Разумеется, в поход отправился Десятник. Поран тихо и незаметно тоже вклинился в ряды ветеранов.
          Нас с Пухляном Рожан отшил.
          – Командовать еще начнете, – заявил тысячник. – Знаю я вас!
          Почему-то я нисколько не расстроился.

          Ушло войско ближе к вечеру, а вернулось только на следующий день после обеда. Возвратились, как и ожидалось, с победой: слишком велик был перевес в людях и оружии. Только радости на лицах людей я не увидел.
          – Пути все разведаны были, – рассказал Поран. – Ночью окружили деревню, шарахнули из пушек зажигательными – у них все и запылало. Тех, кто выскочил, перестреляли, а утром остальных добили. Думаю, никто не ушел.
          – Так вы и женщин, и детей? – ужаснулся я.
          – Я же сказал: никто не ушел, – невозмутимо ответил Поран.

          Признаться, я рассчитывал на другой результат. Думал, лесовики поймут, насколько армия сильнее их, сдадутся и прекратят свои глупые вылазки. Может, они так бы и сделали, но им не позволили. Вот почему Рожан меня не взял: он с самого начала хотел бойню устроить.
          А что бы я сделал? Армия мне не подчиняется, а на тех территориях, что еще не завоевали, я тоже не хозяин. Только все равно я к этим убийствам причастен, ведь я королевский наместник.

          – Думаешь, мне в радость с бабами и детишками воевать? – сказал Рожан. – Только я должен сначала своих солдат сберечь, а потом об остальных думать. Дети бы выросли и мстить за отцов стали, а женщины бы их врагами воспитали… Зато теперь и другие думать будут, прежде чем из кустов стрелять.

          Может быть, в чем-то он прав, но все равно не дело – женщин и детей убивать. А что я должен сделать, чтобы такое не повторилось?