Тапочки. Глава 2

     Вечный поёжился… и улыбнулся. Он давно уже изобрёл этот эндорфинный коктейль:

                (за триста лет много чего можно наизобретать. Я одну штуку уже               
                разгадал. Секрет управления временем хочешь, читатель? За эти   
                три минуты, что мы здесь, Вечный успел спуститься чуть пониже,
                чертыхнуться, когда краб чуть не цапнул его за палец, поёжиться
                и улыбнуться. Время сжимаемо!  И растяжимо. Ведь, наверняка,
                есть другой Вечный, который уже триста лет спускается,
                чертыхается, ёжится и улыбается. А, ещё крабов считает! Триста
                лет, представляешь, читатель. А мы с тобой, всего за три
                минуты, получили столько удовольствия от общения друг с
                другом!)

холодные брызги добрались до ступней (он любил бродить босым по морским Порталам) – внешнее ощущение буркнуло: “Прохладно”;  и чуткий натренированный локатор тут же нашёл мысленное отражение первичной реакции: “Разнежился я”, –  гормональная разрядка наполнила грудь растекающимся теплом и удовольствием.

     Вечному нравилось его дело.  Фактически он работает спасителем человечества. Но, для личного удовольствия и профилактики (ты же уже знаешь, читатель, ра-а-а-а-з-ны-е Вечные бывают), он считал себя экскурсоводом. На Земле были обустроены Порталы. (Опять, да? Опять я должен давиться этими техническими подробностями и кусками лекций? Да ни хрена я не должен! Замурованная титановая капсула с картиной внутри. Всё!..

     Ф-у-у-у…  Ф-у-у-у…  Ф-у-у-у… 

     Чего это я? Прости, читатель; по ходу разберёшься. Окей?)  По предварительному плану было семеро: самое стабильное количество, по мнению Вечного. Из-за двоих (идеальный вариант) отправляли редко. Четверо – мужского пола (от десяти до тридцати) и двое – женского (двенадцать и двадцать три).

     (Термин из инструкции – “особи” – Вечного не устраивал. Единичная “особь” вставала пред ним огромной осой с удивлённой раззявленной пастью: “О-о-о”, – из которой выглядывала другая, изготовившаяся ж-ж-жалить,  оса; а за рассыпающимся множественным образом маячил специалист – особист, – исконный враг любого слова, отказавшийся от Него и от собственного образа: только неверные отзвуки доносились из пелены света, озадачивая и отвлекая неопределённостью (Что это? – злой умысел или Ирония: “Быть в свете – ему!”) Слово “дети” отвлекало, и тоже уводило в свет, в нежные всполохи. “Подопечные” – прижилось.)

     На Землю Вечный доставил четверых: родители младшей решили, что ей ещё рано, а предстартовые рисковые расчёты по старшей показали, что у неё и так всё хорошо. (Милые дамы, вы ведь всегда будете такими непредсказуемыми. Правда? Кстати, когда все технические моменты с инициацией и сепарацией были решены и эмоции поутихли; после обработки всех накопленных данных, выяснилось, что у девочек присутствует дополнительный энергетический контур (окольцованная восьмёрка), позволяющий им нормально развиваться, а характеристики этой энергетической петли можно считать со структуры ДНК.  И хотя риски были минимальны (процесс был выверен до мелочей), путешествие на Землю было показано только барышням с неразвитым колечком.

     “X-000001, X-000001, хм-м (с такой маркировкой Вечный ещё не сталкивался) – как бездонный колодец. Пустота – в знаках… Надо пройтись”.  (Он любил морские Порталы, любил море. Ему казалось, что люди влюблённые в море чем-то похожи. Они самые живые. Как СЛОВО…) Спустился ниже – на пологую каменную подошву, – и погрузил стопы в неожиданно холодное махонькое озерко-лужицу. Попробовал воду на вкус: “Не солёная. Родник?” Побродил по дну, предвкушая встречу с ледяным бурунчиком, наблюдая за собой, прислушиваясь к первым признакам гормональной волны, что сметёт его беспричинное беспокойство; открываясь её силе и доверяясь её безудержности. И – не угадал. Мягкое дофаминовое омовение погрузило Вечного в воспоминания.

     Медленно, вздрагивая от холода,  он заходит в янтарное мелководье; и  изголодавшиеся по человеческому теплу иглы холода вонзаются в лодыжки, вскипая под кожей (главное – не спугнуть); и, погрузившись почти по пояс,  плюхается в  обжигающую воду и, выскочив, орёт от огромного горячего счастья, распирающего изнутри; и передвигаясь какими-то неправдоподобно гигантскими прыжками, падая и вставая, поднимает за собой море чуть ближе к солнцу, радужному и золотому…, разгоняя своей непомерной радостью непуганых чаек и смущая прогуливающихся степенных старушек своей (вполне уже взрослой) наготой.

     Давно это было – в другой жизни: которой нет. Проводя свободное время в залах маринистов в Галерее Отбора, Вечный иной раз ловит себя на одном и том же забавном ощущении – толчок, нет, скорее его предвестник и он теряется на мгновение, меняя траекторию движения, точь-в-точь как старушка на пустынном морском берегу. И долго потом кружит над детскими головами, не замечая шёпота волн и болтовни перекатывающейся гальки: “Вечный, Вечный, смотри!” (Да, читатель, раз уж мы оказались в Галерее Отбора, и я, после купания, – добрый, давай подсмотрим как она устроена, одним глазком. Обычный музей. Дети. “Обратите внимание, с какой экспрессией изображены кисти рук, вспученные вены…” – закодированные комментарии. Главный секрет – в картинах. Настоящие картины на Земле, надёжно замурованные в выходах материковой платформы, а на стенах – сканирующие голографические копии, фактически, диагностические лаборатории. Ошибок прогноза по выбору Портала в практике Вечного не было.)

     По правилам безопасности, которые Вечный старательно демонстрировал своим подопечным – удивительно спокойным и сосредоточенным вплоть до момента “приземления”, –

                (Как и мы, читатель, с удовольствием внимаем симпатичным 
                стюардессам, мило размахивающим руками. Лично я жду
                ещё, когда же лебеди из рукавов полетят: cказки меня
                успокаивают.)

– полагалось периодически, на Земле уже, проверять неизменность параметров Портала, отслеживая свои реакции. Сheck-ая, в очередной раз, по пунктам, Вечный запросил дополнительную информацию. Он понял, что его больше не смущает неопределённость первого, аукнувшая в третьем. 
 
     Прислушался: в стороне, за тяжёлой золотой рамой, шумела горластая толпа. Развернул историческую основу, наложил на неё географические координаты, дальше: лингвистический и акустический анализ, (и т. д., и т. п., читатель),  плюс полученные скудные данные, что Портал не использовался ни разу и ма-а-а-а-лень-кое такое примечание: НАХОДИТСЯ В ЧИСТОЙ ЗОНЕ ЗЕМЛИ. И ахнул Вечный: “Как они пропустили?”

     Переход был воспринят землянами как милость Божья – последняя. То ли поняли, что второго раза не будет, а может и подкручивали им мозги-то – самую малость. (А что, читатель? Как стемнеет – альфа-ритма добавил и баиньки все, никакая милиция не нужна. Для надёжности – белых лебедей в виртуальное пространство. А с рассветом на тету- поменять, для благостного общения с ближними своими. Ну и дальше – по расписанию. И самозанятые никуда не денутся: поле-то информационное – общее.) В новую жизнь (ну, в кино видел, наверно, читатель, как классно там всё) –замечательную, гармоничную, – Бога не взяли, оставили Его в легендарной Земной истории. (“Как молоды мы были”, чего только не натворили. А с другой стороны, теперь-то: сыты, одеты, виртожильём обеспечены, со смыслом живут, каждый по своему предназначению. Зачем беcпокоить?... М-да, читатель, придётся мне маленький писательский секрет раскрыть. Примета театральная есть, знаешь, наверное: ружьё на сцене – быть беде, выстрелит обязательно. А в тексте наоборот бывает – уже бахнуло, уже всех поубивало, а слова идут простенькие, всем понятные. Этот “Ба-бах!” – весь в авторе. И приходится бедному автору выворачиваться наизнанку, чтобы хоть отзвук малый, хоть эхо путанное донести до тебя. Вот! А в обмен на эту маленькую тайну, я просто скажу,  что во мне “бабахает” в вопросе: “Зачем беспокоить?” Тихо так, писком комариным, из марева болотного неверного: “Не буди лихо, пока оно тихо…”)    

     Вечный уже встречался с Ним. Один раз. Очень давно. Первую свою практику (в юности) он проходил на маленьком заводике под Йошкар-Олой. Весна…, любовь…: подружка потащила его в храм на Пасху. В советские времена за такое могли и… Да нет, точно бы выперли. Крылья любви  помогли или просто милиционеров не хватило? (даже локтей красных не было) – стоял он со своей голубоглазой куколкой (в платочке белом), и засыпал.  (Студент в этом смысле от солдата ничем не отличается. Проверено лично. Это я опять влез, читатель.) И как грянули они, эти чёрные марийки.  (Уважаемые марийцы, ваши женщины прекрасны и совсем не чёрные. Уверен, что Вечный, а тогда вообще студент Коля, был в состоянии аффекта, следствием чего и явился этот крайне неуместный речевой оборот. Кстати, ежегодно я провожу встречи с читателями (между майскими) на вашем заповедном Сайвере.) Лет через двадцать Вечный узнал, что это “Верую…” было. Как грянули они: cкрюченные старые бабки развернувшиеся,  ожившие лица и сотни разом вспорхнувших огоньков – полный храм. (А что же Коля наш? Представь, читатель, что ты – солдатик вышеупомянутый, уснувший на посту, в лесу, (главную высоту без присмотра оставивший), в августе, в Средней Азии, ночью звёздной (кто не в курсе, звёзды – с орех, на ветках качаются). Толкают тебя, да властно так:  генерал перед тобой. Нет, давай лучше маршал будет. Жуков! (Представил, читатель? Ты главное не забудь, что спал крепко очень.) И смотрит на тебя Он. И не интересны ему ни номер части твоей, ни командира фамилия.  И поёт – Он, – арию Победителей. И радостно Ему. А толкнул он тебя, чтобы ты – здесь, под звёздами, – торжество Победное с ним разделил, если захочешь.

     Помолчу я, читатель…)   

продолжение http://www.proza.ru/2018/12/15/466
                2018, ноябрь


Рецензии