Дым, в котором видны тени

Москва затягивалась дымом. Как в сказке исчезли соседние дома, и можно было фантазировать. То ли это савана, то ли Нью-Йорк, то ли прекрасная библейская Иордания. Но фантазировать как-то не хотелось, потому что скоро, посмотрев на свои ноги, можно было думать о том обыкновенные ли это ступни с пятью пальцами  или бесовские копыта. И хуже всего что дышать становилось труднее с каждой минутой. Чижиков, который всегда и все мог предвидеть, уже вторую  неделю работал над осадителем дымного аэрозоля. Можно было предвидеть, что где-то загорится торфяник, и он немного задымит, но кто мог подумать, что пойдет в дело разработка добычи активных веществ из торфяников. У ребят что-то не связалось, и пошли огромные тучи ядовитого дыма. Впрочем, для них это был сущий пустяк неважно, что вымрет пол России. Важно, что они потеряют 10% прибыли. Чижиков недели за две по некоторым намекам в печати и недомолвкам в бесконечных разговорах в кулуарах за сигареткой, столь обычных для научной среды догадался, что дельцы решили заняться гумусом, разумеется, с целью  извлечения звонкого металла. Что из этого выйдет их не волновало. Чижиков был столь перепуган, что в два дня нашел и просчитал старую диссертацию профессора Троицкого о гумусе и обалдел от предвидения неизбежных бед. Немногочисленные волосы на затылки Чижикова встали дыбом. Так было всегда, когда его захватывали мессианские идеи, в смысле спасения значительных масс  людей от  опасности. Недальновидные обжоры, перерабатывающее все и вся в … не  поняли и не хотели понимать всех последствий  обработки гумуса. Это и неизбежный дым, но главное, начавшись, процесс  пойдет и дальше по всем просторам нашей Родины безо всякой остановки.
Он понял, что в таком виде химическое превращение гумуса будет подобно цепной реакции начнет нарастать и нарастать, остановить его будет невозможно и наступит катастрофа. Когда она наступила о. Андрей поехал на место с группой солдат. Без остановки пел молебны, верил в лучшее и  по своему боролся с катастрофой.
О.Андрей помнил как  во времена его детства  взрослые мужики частенько  мобилизовались на гашение лесных пожаров. Но что это такое он ясно представил себе сейчас. Удушливый дым  утром и вечером и работа без отдыха днем и ночью. Конечно , были и подразделения где ни хрена ни делали, ни днем ни ночью. Но там куда попал о. Андрей там, видно, еще по-старинке питались идеями о Родине и людях. Попадется вот такой пятидесятилетний старик, который живет в крохотной каморке, наподобие шпротины  в банке. И хорошо, что шпротины, а не кильки – шпротина все-таки благороднее Света бела не видит от ежедневной и часто бессмысленной работы. И все караулы и построения и любой глупости начальственной подчиниться готов, а куда деваться вся жизнь в пожарке прошла? И вот случись в нашем наплевательском Потребительско-демократическом обществе какая беда, то  он забыв о своей грошовой жизни с каким-то упоением придается геройству. Да и начальство все соображает. Оно бежит не к тем на кого вешает ордена, не с кем делит  доходы, а именно к этим дуракам, зная: дураки-то нас выручат. И стоит одному такому дураку удержаться (сами понимаете кому дураки-то нужны) как  обрастает он подобными  дураками. чуть поменьше. И начинается постепенное спонтанное восстановление страны дураков. На них-то она страна еще и держится. Они-то дураки нас вывезут.
Не знал о. Андрей, что здесь как и на войне не толь молебны надо служить и по случаю литургии, но и панихиды. На второй день его прибытия на пожарище на рядового Скоробогатикова упало горящее дерево и вот: «Со святыми упокой». Через неделю случилась еще большая трагедия.  Машина с людьми провалилась в торф. Видимо, он подгорел, образовалась пустота, вот она и рухнул. Как просто у нас на Руси и сейчас и сто лет назад. Провалилась и все. И сколько не придумывай мер безопасность, на кого-то всегда упадет кирпич. И только потому, что должен упасть.  Довольно скоро о. Андрей заметил себя без рясы взмыленного. лезущего в самое пекло. Он и не заметил, как это произошло. Как-то незаметно затянула его эта работа, и он позабыл о сане, позволявшем отсиживаться в тихом месте. Попросили его то и то, и затянуло общее дело. И кто-то из умных обязательно скажет: вот дурак. Да, нет, не дурак. Жизнь эта как дырявое корыто.  С небольшой дырочкой. Убегает незаметно, но не то чтоб очень медленно. И поворачиваешься, и вспомнить-то нечего: вечные какие-то разборки на работе или в храме. И как простому человеку, думающему об этой дырке в корыте, которую и заткнуть невозможно. Отдаться  этой мелкой и склочной суете не оставляющей после себя ничего. Оглянешься назад, хочешь, крикнуть что-то полузабытым теням, а сзади один туман и даже теней не видно. Поэтому-то такие люди, которым за сорок и ищут дел и опасности, чтобы обернувшись  хорошо разглядеть живые тени.
Иван  Петрович ожидал своего рейса. С ним был только маленький портфельчик. Остальная его собственность уже помещалась  в заграничных банках. Только дураки таскают за собой по сему миру огромные чемоданы. А так приехал в одну из цивилизованных стран сунул кусок пластмассы в первый же попавшийся банкомат и вот тебе и костюмы и сорочки. Сейчас же Иван Петрович уезжал из этой страны тихо и навсегда. Жена и дочь уже давно сидели в Лондоне в несколько лет назад приобретенной квартире. А Ивану Петровичу мешал улететь дым. И почему-то не очень было ему приятно слышать, как такие же застрявшие поносили этот дым и нашу глупость и бесхозяйственность. Дело в том, что дым этот во многом был детищем самого Ивана Петровича и происходил он не от бесхозяйственности и разгильдяйства, а, наоборот, от хозяйственности. Лет семь назад рыщущие по миру ученый коммерсанты как обычно забрались сюда за бывший стальной занавес, а ныне реденький забор ничего нескрывающий, но все же отгораживающий. И нашли они в наших секретных разработках изобретение , по которому почву, точнее гумус, можно переделывать в массу полезных веществ. Изобретатель предупреждал на бумаге, что во-первых гумус, создаваемый тысячелетиями, десятками тысячелетий  перерабатывать в вещества  массового потребления – это варварство, а во-вторых, что процесс переработки сам по себе череват. Но, кто это теперь будет слушать, какие-то глупые речи, когда запах денег забивает запах будущего дыма. Закордонники вышли на  Ивана Петровича и дело было сделано. Когда же выяснилось, что производство рождает много дыма, да и процесс переработки самопроизвольно пошел по всему торфу, подобно как взрыв водородной бомбы Хрущева–Сахарова едва не привел к цепной реакции в атмосфере. Иван Петрович понял, что надо срочно выезжать, пока не нашли виноватого. Виноват, он что ли, что в этой дурацкой стране так много торфа. Да и не его дело конкретные технические детали. И вот он теперь, уже прошедши паспортный контроль нервничал, хотя понимал никто его не вернет и машина так быстро не сработает. Иван Петрович, вдруг понял, что сюда он больше не вернется. И его лысеющая голова обречена на заслуженный отдых. Средств он заслужил на этот отдых уже немало, и работать вообще и к чему. Но почему-то ему вспомнился институт и что он был хоть и не  лучшим, но подавал надежды, и ребят. и Тоньку, потом изнуряющее сидение в ящике, и только благодаря связям ему удалось выдвинуться вступить в партию. Потом карьера, сделавшая его из инженера в почвоведа. Но все это уже перестройка. Партия оказалась прекрасным трамплином для перестройки. Затем, почему-то ему вспомнился двор и школа и первые компании. Его передернуло, когда он вспомнил и «Кавказ», и «Молдавский», и «Плодово-выгодное», «Веру Михайловну Уткину» и «Индиру Ганди». Вот только любимый в народе «Солнцедарка» иссяк, еще до того как он открыл первую бутылку. Все это были даже не пьянки, а какое-то баловство в кампании, с такими же балбесами, как он сам. И самым главным было внезапное переход из унылых будней в какую-то радостную реальность, где одни только «клевые» ребята и  дружба вовек. Подружки, затесавшиеся в их кампании, вдруг становились такими красивыми и доступными. Хотя впрочем по  непросвещенности того века они , как правило, ничего существенного и не допускали. Выяснилось, что Иван Петрович и сейчас помнит все эти пьяные истории, хотя и прошло более 30 лет. Помнит, как будто это было нечто главное в его жизни. С трудом он отогнал мысль, что это веселье для него больше значит, чем прогресс, интернет, кредитные карты, мобильные телефоны и положение в обществе. И тут как раз объявили посадку. Очевидно, «отцы андреи» и  всякая МЧС-шушера, о которой Иван Петрович никогда и не задумывался в значительной степени справилась с торфом.  И он отправился к самолетом, перед посадкой в автобус, не удержавшись и взглянув назад. И тут он успокоился он оставлял блестящий стеклянный рай, в котором не могли отразиться девчонки в ситцевых платьях и парни в самодельных джинсах с прическами «под битлз».
 И он знал, что все будет хорошо: в самолете предложат прохладительные напитки и товары и Duty Free и он купит бутылку хорошего коньяка и,  выпив, даже захочет поглядеть вниз на Россию, но ничего не увидит в иллюминатор. А чего видеть-то? Дым? И в свой лондонской квартире он по вечерам будет пить коньяк в одиночестве перед телевизором, и только жена руганью по поводу его очередной бутылки будет ему чем-то напоминать Россию. И засыпая  после хорошего коньячка в кресле  у него будут перед глазами пробегать тени, давно ушедших друзей. А  уже утром он будет просыпаться в поту, увидев во сне п\я, в котором просидел  6 лет.  И нелегко будет отогнать страх, что он уже давно, быть может три месяца, не ходит на работу.  И этот страх будет для него облегчением. Все-таки не зря он покинул эту страну.
Но  пожарные одержали скорее моральную  победу. Чижиков же после нескольких суток эксперимента нашел таки оптимальный состав будучи разбрызган в  воздухе он быстро осаждал  аэрозоли  - то что у нас принято дымом. Труднее всего было уговорить начальства залить самолеты составам и пролететь над дымящими лесами.  Полученный  эффект поднял в небо еще два десятка самолетов и скоро дыма уже не было. Специальный раствор, которым стали поливать торф, решил вопрос с его возгоранием.  А что же Чижиков? Для чего это все он изобретал и что получил? Он получил самое главное для себя. Осенил себя широким крестным знамением, растянулся  на диване и заснул счастливым сном человека, сделавшего дело. И спать было хорошо не столько потому, что дыма уже не было,  сколько от сознания счастливого конца,   в наступление которого и его немалая доля. И можно было долго пребывать в этом состоянии духа, пока «иваны петровичи» не найдут новой возможности заработать.