Герои спят вечным сном 75

Начало
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее
http://www.proza.ru/2018/11/01/39

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
ИЛИ НИКОГДА

Ибо вы - слава наша и радость.
Первое послание к Фессалоникийцам святого Апостола Павла

- Пойдём, пойдём. - Денис вздрогнул от прикосновения, до того неожиданным и невероятным стал переход через границу «кафедры». Офицер для особых поручений Его Императорского Величества, легенда (почти божество), оказывается, реально существует, не только глянуть в глаза, но и потрогать можно.

Впервые Сулимова сын кузнеца из села Багуны увидел в достопамятное воскресенье, ведь у тётушки на Ясеневом застала война. Егорий – «Дикий барин» тотчас на мотоцикле в город погнал, в обком, военкомат, ГПУ!!! Куда положено в таких случаях! Объяснился и получил «добро» на подготовку военнообязанных, потому что есть настоящий инструктор, а «Каждый перехваченный диверсант и похищенный у врага документ – это тысячи спасённых солдатских жизней».

С понедельника должны бы занятия начать, только без предварительных уговоров полным списком построились классы – восьмой, девятый, десятый (Топилино, Зубово, Ступанки). Часам к трём сориентировались на Палешанском выгоне, в пять стабильно побежали.

- Гляди, сказал Денису отец, участник Гражданской войны, - мелочи не пропускай. Чему научишься, тем и выживешь. Главное запомни: науки мало не бывает. Велено делать пять разов, пятьдесят повторяй, чтоб от рук отлетало. Умеет он, всё на свете умеет, особенно – смерть щёлкать по носу. Годы разменял, десятилетия, жизнь и судьбу положил, дабы неповадно супостатам Русских трогать. На фронт попадёшь – хорошо. Если нет – пусть ты их, а не они тебя. Чтоб из страха перед тобой кровью собственной огонь тушили. Вот чего надобно, и он знает, как.

Ох, и знает! На счёт огня и крови после дошло, жить же хотел. Потому-то вцепился Денис в науку. С большим трудом далась, однако, к месту и к рукам. Ни ночь, ни день! Ни сна, ни устали! Свыше сил мастер всех на свете единоборств стоял с первым набором, несмотря на хвори. Восемнадцать сряду часов доводилось махать руками ногами, иной-то раз – даже больше! Обучаемые по полной выложились, хоть недорослей летом сорок первого военачальники в расчёт не брали, поскольку условно призывной возраст.

Через месяц приехал представитель НКВД, глянул результат, и велено было болотным жителям тишком из верных людей формировать группы по районам. Хотели Сулимова - в город, только он тут предложил учебку для особо одарённых организовать. Без дураков функционирует: собирают допризывников, готовят и – на фронт, а иных – в военные училища. Если б знали гады, что происходит под самым носом у них! А что, собственно, происходит?

- Идёмте, молодой человек. – Сулимов поманил за собой, будто собачку, сам же, не оглядываясь, съехал ногами по глиняному жёлобу, начавши раздеваться на ходу. Ошеломлённому Денису ничего не оставалось, как последовать.
- Не очень схолодало, - сказал, кинув рубаху на помывочный помост.

«А ведь и нет у него кисти! Но вместо чего имеется! Милые мои родители!» Денис читал о методике Крукенберга, * видел иллюстрации, однако эта «клешня!!!» Кажется, даже пуговицы застёгивать умеет, и, не приведи Господи в неё попасть!

- Дивно вам? – Передёрнулся от знобкости ветра обладатель невероятной конечности. – Надеются они, с нами шутить, а ведь нет. Имейте в виду, молодой человек, я на подобный случай комплекс упражнений Акулинушке списал. От упорства девяноста процентов зависит, от желания. Рубка – трудней всего, также - владение плетью, копьём, только ремесло за плечами не виснет.
- И стрелять! – Не удержал восхищения Денис.
- Нет, к сожалению. Перезарядить могу обойму, тихонько притулившись, – кое-как, не более того.

- А нож?
- Сколь прикажете, Милостивый Государь. Специальный есть под особенность руки. Вот он. Видите?
- Всегда при вас?
- По преимуществу. Для крайних нужд, для тренировки, чтоб без осечек, окажись чего.

- Случалось?
- Да. Колбасу резать на страх врагам. Впечатляет слабонервных, знаете ли. Ломтики выходят светозарны, будто бредень, сало в них яснее младенческих очей.

Нет Денису охоты охлаждаться после скачки, да зазорным глянул бы отказ. Следует лицо держать - проникай, не намочив головы. Сулимов толкнулся пальцами ног, вошёл, будто нож в масло.
- Сюда вот лучше, - позвал, - тепла по камышу водица. Дух-то каков? Благодать Господня!

«Главное же, – отметил Денис, нет никого и быть не может».
- Следовательно, - прочтя мысли «Архангела», сказал генерал, - вопрос тебе: стрельбы видал ли?
Денис чуть ни сел, рискнув притопнуть в царапучих стеблях. Вот так вот сталь закаляется: из огня в холод, из грязи в кристальную чистоту, из ласки в кошмар. Понимай, о чём спрошено, и как надо отвечать.

Ноне для освобождённых учебка. Цель – выявить предателей. Сашку Буглакова сменил на Калиновом Денис и описал чёрным по белому (как приказали) первое впечатление от курсантов (поимённо от каждого). Чего теперь? Далее в том же направлении, аль где?

- Вот идея, - объяснил Сулимов. – Берёшь четверых например: Станискина, Гунина, Рязанцева и Кошта.
- Рязанцева – нет! – без опасений показаться невежливым оборвал пожилого человека Денис.
- Почему? – Вгляделся Сулимов в него, будто в зеркало.

- Всё дозволено, Дмитрий Данилыч, всё война спишет: ополчение – столицу родины в крайний миг защитить, под танки с бутылками безоружных, плен понимаю, но далее! Он же музейщик, москвовед! Специалист такой одарённости, такого уровня национальным достоянием является. Да, не отлынивает ни от чего, да, стреляет лучше многих, только мы-то! В цепь за неимением – куда ни шло, а для подставы! Категорически возражаю против Рязанцева.

- Мальчик, умница! Прости меня! С пальца в небо фамилии произнёс. Всех вас (кабы воля моя) от напасти от этой подальше держать! А Саню твоего! Университет плачет по нём кафедрючими слезами! Сейчас бы отправить, да вот ведь! В пулемётную команду или снайпером: не обида и безопасней, как считаешь?
- Вообще не будем трогать. Вы же! Покажите ему, Дмитрий Данилыч, всё покажите, сколь времени хватит. Дураков-то из начальства полно! Попадёт куда-нибудь, да чтоб уцелел.

- Не печалься, Денисушка, постараюсь, хоть тут первое дело – обстрелянность, важнее важного она. Теперь же к нашему замыслу давай вернёмся. Формируешь (Допустим) группу; выдаёшь оружие; ведёшь в Буканинский отъём. Пустая хата, поесть – под завязку и выпить, заметь себе. Спиртное пробовал ли? Как ты с ним?
- - Могу, хоть нету склонности.

- Маслица проглоти прежде того, медку. Испытуемые – без подготовки чтоб были. Согреются вполне, тут и скажешь про Сталинград, про доброту вермахта и прочь, положенное в таком случае.
- Убьют ведь сполпина!

- Нет. Славны здешние жилища вторым выходом: от зверя, от пожара. Дёрни клин, и падай в подмостье. Там – подкоп или чрез сарай верхами выйти можно. За тобою же закроется – ни в сказке сказать, ни пером описать.
- Допустим – не убьют. Только зачем затея?
- Проверить личный состав на вшивость. Засветились, убежали жидкопятые, а всё-таки есть надёжный грамотный внедренец – не может не быть.

- Почему думаете, что в этом перечне предатель?
- Не факт, вовсе нет. Малая закваска, знаешь ли, тесто подымает. Существуют методы выявления, и надо пользоваться. Дестабилизация взаимоотношений – один из них. Твоя или чья (решите вы) задача: негодяй по Станиславскому. Командир виноват - спровоцировал группу. Им ничего не будет – сто процентов даю. Вернут на Калинов, Алёшенька с брожением умов разберётся. Без него – ни шагу, ни слова. Теперь же следует оценить техническую сторону возможности. Даната - хозяйка отъёмной усадьбы. Благословись у ней на предмет особенностей и состояния выхода; возьми Буканиных ребят: Максимку, Гену, ещё кого-либо из меньших (укажет она); Вывери условия. Поводом тебе - телефон. Перенеси его в поруб от греха подальше, свяжись с Мынором для контроля, с Палешью, Кладезем тоже, потому что отступать туда придётся.

***

Тишь перед обедом. Того и гляди, набегут работники. Хуторская площадь пуста. Блещут окна, роются куры в примятой междождьем пыли, ветер выглаживает тёплое дерево.

- Ты огорчён, Дитер? – Поскольку молчать нет терпения, бормочет Бастиан. - Болит или устал? Надо восстановить силы. Здесь, если ты заметил, можно лечь на траву или обрамление дома. Они все так делают. Что произошло? К чему гнев и такой! Нет, Дитер, я не хочу знать подробностей, а лишь хочу напомнить тебе: мы просто спим. Стоит ли гневаться на сон и верить приснившемуся? Ты удивлён? Напрасно. Мы всего лишь спим, ведь происходящее здесь к нам лично имеет весьма опосредованное отношение. Подушка или наволочка более важны, поскольку будут существовать, когда проснёмся. Отлежал руку – разотри.

Происшествий себе и мне объяснять не стоит. Я не спрашиваю о твоём сне и не рассказываю свой, потому что сны (для неверящего в них) мало с действительностью соотносятся и на неё не влияют. Наша жизнь будет там, здесь – чужая. Главное, обойтись без членовредительства, но вмешиваясь в чужую жизнь, вникая, очень просто его получить.

Наша история от начала до конца доказательством тому. Не вышел бы ты из клетки, Эркенбрехер не вцепился бы в идею обличения. Дальше можно продолжать, но и это лишний звук. Не собираюсь винить тебя и кого бы то ни было, однако вынужден напомнить, как ситуация работает.

Вот в моей кружке глоток молока – очень хорошее. Выпей, Дитер, и продолжай спокойно смотреть сон. Скоро, мне кажется, очень скоро ему конец, и надо выбросить из памяти последовательность бредовых видений, потому что, согласно теории психоанализа, воспоминания снов цепляют ход событий, происходящих в действительности.

Столь долгой речи Бастиан от себя не ждал, лёгкости её – тем более. Сперва Лицо Фогеля вытянулось, плечи пошли вперёд, нервно задвигались руки. Он будто бы начал расти, наливаясь протестной силой, и, достигнув некой точки, сдулся, сник, заплакал.

Ганс кругом прав. Окружающее настолько не зависит от них, что ляг без движения, и ничего не изменится. Подставят миску с едой, а естественные отходы сами высохнут. Слова же: «ужасное место», «грязный унтерменш» и прочие эпитеты, при других обстоятельствах являющиеся нормальной оценкой, здесь служат ядом для собственной души.

Неужели прав Христос: «какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». Если так, то во всём прав, и жить невозможно! Бессмысленна жизнь, только дела нет – отыскивать смыслы, поскольку Дитер Фогель жив и хочет чувствовать себя комфортно. Значит, следует смотреть сон. До какого момента, позвольте спросить?

Колесо, колесо, колесо! Голова с пятками сомкнута, и катишься, катишься, катишься, не смея глянуть в сторону, пальцем шевельнуть. Посмевшему больно. Фогелю не хочется сметь и всё едино - смеет.

***

- Нет молока, и где ты ушибся! – Володя вынырнул, будто маслёнок из травы. – Ладно. Пройдёт. Всё проходит, отдохни.
- Он понимает Английский и немецкий, - сказал по-французски Бастиан.
- Я тоже понимаю! – Обрадовался Володя. – Нет молока. Выпили. Очень много, – будто муравьи, но скоро обед.

- Ты здесь живёшь?
- Там, - Володя показал на северо-восток, - Обедать всюду можно и спать, главное же – одноклассники. Здесь их трое.

- Почему тут все одинаковые? – Спросил только что призывавший не озабочиваться «сновидениями» Ганс. – У тебя есть другая одежда?
- Была. Вырос. Теперь одеваюсь из стирки, сдаю в стирку. Мама сказала: так оттого, что кругом эпидемии, ведь нормальной власти нет. Видел когда-нибудь вшей? А глистов! Я видел. Мне таких не надо, лучше буду ходить с заплатой на спине.

- Разве тут власть?
- Конечно. Школа, гимнастика, медосмотр, централизованно стирают, везде заставляют переодеваться и травы пить. Вкусные, между прочем.

Ох, и довелось же клянущему унтерменшей Фогелю слова эти вспоминать всякий раз, когда одолевали вши, и свободная минутка выпадала для подавления! По штату в каждой пехотной дивизии вермахта помимо хлебопекарной роты, скотобойного взвода и других подобных подразделений, есть подвижной механизированный мини-мясокомбинат с коптильным цехом и машинами для изготовления сосисок, а вот банно-прачечного - не имеется.

Участник долгих боёв под Ржевом Фриц Бельке своё знакомство со вшами описал подробно и эмоционально:
"Найти, поймать и уничтожить вражеского господина особо кровожадного рода - вошь - становится длительным занятием. В складках одежды они нашли себе приемлемое место. Резервная армия гнид ожидает своего часа. Она тотчас заменит кровавые потери на поле боя между ногтями больших пальцев. Уничтожение вшей посредством кипячения одежды в этих условиях невозможно и также бесполезно, - некоторые всё равно выживают. Также поставляемое средство против вшей <Russla-рuder> не наносит им никакого вреда. Не только их опасность, как переносчиков устрашающего сыпного тифа, принуждает действовать каждого мужчину, но и их ползание, царапанье и заметное оживление, когда из холода попадаешь в тепло».

Много лет спустя, прочитав «откровение», Дитер «возрадовался душой», теперь же проглотил очередную порцию ненависти к своему положению и тем, кто его создал.

***

- Дмитрий Данилыч! – Впереди идущий Денис развернулся у бровки откоса так, что глаза ростом превзошедшего Сулимова на одном уровне оказались. – Вы нижним чинам когда-нибудь морду били?
- Конечно, - захохотал Сулимов. - Ярко-красная морда считается признаком сильного партнёра, а бледнолицые вынуждены сидеть в сторонке - такой цвет указывает на неполадки со здоровьем. Избыточна подчас активность у ребятушек, безголовый движитель безумье вершит, только нужен ли! Самому вершителю нужен ли тот избыток? Вот и дал господь епитимию, которая (согласитесь) симпатичней трибунала. Морда, мой друг, это – святое. Высшая мера убеждения, ибо «вооружённые силы», а не «вооружённые сопли», позвольте заметить. «Приклоденное ухо лучше слышит», говаривал урядник Бакирев. Умею, да. При надобности «коснусь», век благодарен будешь.

У нашего у гения
Стишок-то славный есть:

«Ни в ком противоречия,
 Кого хочу помилую,
 Кого хочу — казню.

 Закон — моё желание!
 Кулак — моя полиция!
 Удар искросыпительный,
 Удар зубодробительный,
 Удар скуловорррот...» *

Так сказано, да Оболдуюшка-то * слабоват, поскольку «кредо» его: «хочу» казнить и миловать. А вот если он (кивнул Сулимов на Дитера) оказался бы в Туркменском походе, - до самой Хивы лететь ему на кулаке во имя родителей, давших жизнь. Невменяемей только Новиковский. Там высшее при властях ляжет и помрёт, хоть убей.

Как же Новиковскому быть с эдаким-то увечьем? – Загородился рукой от ужаса Денис.
- А прежде как было? – Сухой будылкой нарисовал Сулимов стрелу на песке. – Смотрите: разница ли! По медицинским разумениям скопцы должны спокойней становиться, только не всегда физиологичен мятеж. Корил я себя в ненастойчивости на том, чтоб отправили его самолётом. Теперь понимаю: перекладывание ответственности, избавление заботы нам. Ему ж от привычек не уйти, самомненья не избыть – там нашёл бы то же, хоть свойства инакого.

- А этот чего делал?
- Возмущался! Предъявлял претензии: почему, дескать, с ним так обращаются, и должны же существовать правила ведения войны.

- Такие разве в экспедиционные отряды попадали! – Согнулся со смеху Денис. - Я видал статистику потерь: вроде бы линейцы – чуть-чуть иного сорта мальчики.
- Нет, конечно. Естественен отбор, смею заметить. Этот по рожденью в Рейх угодил и полной чашей поимет от срама до страха – не сломаться бы.

- Каждый своё поимеет, Дмитрий Данилыч.
- Разумеется, да. Оно и нам - в обед забесилось, как здесь говорят. Шла бы лесом та война. Учиться бы тебе, и знаешь ли, может, не мать вовсе кинула?

Денис распахнул глаза и через плечо Сулимова увидел хлынувшую навстречу даль. Оказывается, стоят они, смотрят в одну сторону, и свет отирает со щёк прикосновение извечно длящегося пространства, которое Течёт, вызванивает отголосками невидимых в бесконечности птиц. Пруд у ног, изгиб ручья, подёрнутые желтизной вершинки подлеска, скрадывающие высоту сосняков. Вдали белёсые пролысины покатых холмиков, на которых лишь трава-щетина пучьями торчит, и над этим над всем огромное, литое в надвигающейся остуде небо.

Знает профессиональный переговорщик, когда и чем остановить поток вопросов. «Хоть бы не мать!» Денис ухватил за волосок надежду. Выяснить - на раз: где в приболотных деревнях роды, кто с ожогами? Он ведь её в костёр-то сунул головой! Даже самому идти не надо, молва домчит информацию.

***

Отвратительно, когда смеются над тобой, а ты, понимая хребтом, доказать ничего не можешь. Так и есть - в их сторону пальцем тычок!
- Он главный? – Указал на Сулимова Ганс.
- Не знаю, смутился Володя. - Им женщины командуют, заставляют хвойные ванны принимать и есть овсянку. Такая гадость! А это – Денис! Моему брату помог родиться и всё умеет. Не трогай! укусит! - Шарахнулся Володя от вылезшего на ступень из куста Родьки. «Только этого не хватало», - отдёрнул руку Дитер и вовремя.

- Кто кусается? – В позу эмбриона свернулся перед малышом Сулимов. Ты, моя радость?
Родион пожал плечами, глянул недоверчиво. При слове «кусаться» обычно ругались, а тут – нечто новенькое.
- И как? Взаправду можешь? А ну, продемонстрируй, укуси!

Второго приглашения не понадобилось. Родька тяпнул Сулимова за палец так, что выступила кровь.
- Ладно, - похвалил малыша генерал, - теперь вот это.

Не подозревая о последствиях, удалой искуситель хватанул собственную руку.
- И у тебя красненькое, видишь! Много, между прочем, хорошо кусаешься.
- Вяяяяяяя! – Грохнулась о землю безмятежность. Володя аж рот открыл, чтоб перепонки не лопнули. - Гыыыыы! - Родион зашёлся в крике, сунул лапу в рот, зализывать.

- Милый! Деточка! – Сулимов взял малыша на колени, затёр ладонью спинку, губами коснулся волос. – А вот мы бинтиком! Смотри ка: уже нет, уже всё прошло, и больше не будем. Не будем, ведь правда? Вот видишь, какой ты умница, всё понимаешь у меня. Ладно, ладно. Уймись, притихни. Кисоньке можно кусаться, собачке, нам же с тобой – нет. Правильно? Запомнил теперь? Вот и будем, дальше будем, да. Спатеньки хочется? Давай вот головочку. Прильни, угрейся.

На дубу сидит сова, у ней умна голова,
У ней зорки очи только середь ночи.
А по ясному глядит, ничего не говорит.
Во гудочек-то гудит, малым деткам спать велит.

Ладонь, укрывшая сразу полтельца, заскользила сверху вниз, согревая и успокаивая. Малыш как-то вдруг поверил и тому, что не следует кусаться, и тому, что совушка обещает ласковый сон, всхлипнул, выравнивая дыхание, смежил веки, притих. За окошком мелькнуло встревоженное лицо Тани. Денис перенял у Сулимова мальчика, понёс в дом.

- Вот это да! – Володя почувствовал, что краска смущения буквально льётся со щёк. – А я думал, он глупый и злой. Оказывается, ни разу не кусан, только и всего. Как ты всё понимаешь про всех!

- Что же понимать? Обормотики шевелятся, смотрят и больше ничего, а уж каждый – личность, живая душа. Девочка вот, Этери, да. Здравствуй, моя хорошая. Помнишь ли, как в Летнем-то саду воланчиком играли? – Помнит, конечно, только испуг, будто увидела змею обоюдоострую!

- Чем смутилась? – Сулимов вынул из кармана совсем простую вещь – зелёную расчёску и, воспользовавшись по назначению, стряхнул запутавшийся на затылке лист. - Тут мы с тобой, - сказал, - и это не худшее дело есть. Завтра в школу, видишь ли. Башмачки-то пожимают, следует сменить.

- А можно она с нами жить будет? – Струной от нетерпения вытянулся Володя.
- Как с нами? - скроил озадаченный вид Сулимов. – и так здесь живём.
- Ну… в Палеши, насовсем!

- возможно, только бабушку о том следует спросить. Бабушка есть у неё и дом (так понимаю). К нам навовсе, зачем?
Точно угадал. Дорожит малая обществом Данаты, любит её. И Володя доволен. - Правда что ли! – Говорит. - Вот здорово! Настоящая бабушка, родная! Конечно. От бабушек только учиться уезжают после школы и от мам.

- А ты, милая, - вильнул от «скользкой» темы Сулимов, - по старой памяти цирковым искусством будешь ли заниматься? Удивляешься? Нечему. Я запомнил, ты показывала. И тут имеется кое-что. В классе так и скажи: хочу, мол, эдакий кружок. Цирк шапито война в городе застала. Уехали артисты налегке, инвентарь же прибрать удалось.
Этери, успокоившись, согласно кивнула.

- Я забыл! Совсем забыл! – Обрадовался разрешению неловкости Володя. - Знаешь, у меня шарики есть для настольного тенниса. Ракеток нет, а шарики остались. Завтра на линейке дам, и можешь продемонстрировать.

- У меня тоже есть много игрушек, - сказала Этери. Дядя Федос умеет делать. Лошадки бегают, медведи кузнецы! Даже самолётик – раскрутить, и летает. Мне позволено брать. Хочешь, посмотрим?

Ребята убежали, странное положение осталось. Дэми намерен подняться на крыльцо с тем, чтоб (может быть) уйти совсем. «Теперь или никогда!» Пуще раздражения мучит Дитера любопытство. Не простит он себе, что видел его и не узнал для Гиты, но как подступить? Да, очень просто: бросайся опрометью, иначе, вымерзнет желание, сникнет запал. Наедине с ним. Не последний ли раз? Он стоит и смотрит.

- Кто такой Тим? – Ни туда, ни сюда (с точки зрения Ганса) брякнул Дитер.
- В вашем вопросе, - отвечал Сулимов, - командир корабля, а вообще – мой сын и дед этого «пулемёта».

Итак, связалось, сошлось. Там, средь бакситистых земель, Дэми Стоун не являлся политическим актором. Он был представителем армии, Русской армии, военным разведчиком, для которого нет преград. Теперь же ест овсянку, дрессирует младенцев, берёт хвойные ванны. Унылое бытование среди ничтожеств. Ему не интересно, какое отношение имеет Дитер к тем событиям, а может, сопоставил, догадался, и нет надобности уточнять.
- Почему вы не спрашиваете! – Дитер (как только что Володя) чуть ни до небес подлетел от возмущения.

-Потому что, - рисуя по воздуху пальцем, объяснил Сулимов, - мне важнее понять, будет ли завтра дождь, и в каком звании этот деятель (указал на покус) уйдёт в отставку. Эпизод исчерпан давно, причём, счастливо исчерпан. – Дэми широко зевнул, обнажив два ряда зубов без единого изъяна. – Все довольны. Даже мерзавец перестал негодяйствовать на просторах морей и океанов. Сокровища же, на которые он надеялся, верой и правдой послужили участникам событий – каждому по мере необходимости.

- Вам тоже?
- Конечно. Я выполнил обещание, данное «поборнику справедливости» (якобы поборнику), чего и впредь желаю делать. А сын мерзавца, которого тогда ещё на свете не было (если ни тёзка), достиг успехов в области документального кино и присудил премию нашему мальчику.

- Разве мерзавцы прекращают негодяйствовать! - Воссоединился в чувствах с приятелем Ганс.
- Да, молодой человек. есть способы обращения на путь истинный, и надеюсь, доведётся нам их оценить по достоинству.

1. Рука Крукенберга - культя предплечья, расщеплённая оперативным методом на две подвижные части (бранши), приспособленные для хватательных движений.
2. Николай Некрасов.
3. Гаврило Афанасьич Оболт-Оболдуев - помещик из поэмы "Кому на Руси жить хорошо".

Продолжение:
http://www.proza.ru/2019/01/31/71