Детство и... печка

              Детство и ... печка.

    Крашеные в светло - коричневый цвет ступеньки и лёгкий скрип половиц в большом коридоре. Справа дверь и чтобы в неё зайти мне не нужно наклоняться, я встаю на широкий порог и свободно дотрагиваюсь ладошками до верха дверного косяка. Следом за мной заходит дедушка, вот ему приходится слегка наклониться, чтобы попасть в большую тёплую жилую часть дома, туда, где зимой и летом топится русская печь. Бабушка всё готовит в печке: и вкусные супы из баранины и тушёную картошку и сладкую кашу в чугунке и вареники с картошкой и творогом, печёт трёхэтажные блины, пироги и сладкие лепёшки из дрожжевого теста. Топит молоко до кремового цвета, готовит нам вкусные и сладкие леденцы.
        Бабушкин дом большой, только это всё летняя часть. Та самая, где я проводила почти целое лето, будучи маленькой девочкой. Тёплая зимняя часть намного меньше. Но летом нам и на большой светлой веранде совсем не холодно. Если выйти из тёплой части дома в летнюю и прямо из двери, повернуть на лево ты попадаешь в большой чулан. Там есть лесенка идущая на верх, поднявшись по ней, ты окажешься носом возле маленькой толстой деревянной двери, а за ней начинается волшебство:
       Там есть деревянные крынки - бочёнки, в них мёд с дедушкиной пасеки. Я открываю тугую деревянную крышку, а под ней густой янтарного цвета мёд, я зачерпываю его деревянной ложкой, которая висит на крынке, привязанная за верёвочку и наклоняя её вниз, открываю рот и мёд тоненькой струйкой начинает стекать вниз. Он свежий, его только вчера накачали. Вкусный до умопомрачения, пахнет цветущей липой и сладким одуванчиком. В другой крынке тоже мёд, только он уже почти белого цвета, его приходится скрести ложкой и жевать. Я даже не знаю какой из них мне больше нравится и какой вкуснее...
Дальше стоят глиняные крынки, на них вместо крышек навёрнута плотная белая бумага, перевязанная такой же плотной верёвкой, как и та, что держит на весу деревянную ложку, возле крынки с мёдом. Я снимаю верёвку, поднимаю белый бумажный лист, а под ним жёлтое словно солнце масло, я надавливаю на него пальцем и в нём остаётся впуклая ямка, а палец блестит и пахнет так, же как пахло вчера в избе, когда бабушка это масло топила в печи. Я делаю ещё и ещё ямки, и за этим занятием меня застаёт дед. Он не ругает меня, а садится рядом, из этой же крынки он набирает большой ложкой масло в железное блюдо, надевает на крынку бумажный лист и возвращает назад верёвку. Он берёт меня за руку и ведёт дальше, туда, где стоит большой эмалированный бак, поднимает крышку и достаёт медовую соту с которой вниз под решётку всё ещё стекает мёд, их там много, он выбирает мне, ту, на которой мёда ещё довольно много и суёт мне её в ладонь. Мы выходим из амбара, дедушка, закрывает дверь и зовёт меня в дом, там бабушка ворочая ухватом, ставит в печку, отодвинув перед этим к дальней стенке красные угли, большой чугунок с будущими щами и следом отправляет такой же большой чугунок с картошкой, бараниной и нарезанным крупно луком.
       Я сегодня рано проснулась, мне хотелось увидеть, как бабушка топит печку, как закладывает в неё дрова. Услышать, как они весело щёлкают и трещат, отбрасывая тени от пламени по стенам. Постоять возле горячей плиты, а потом залезть на полати за цветную занавеску и ощущать тёплый воздух от истопленой печки, который плывёт по потолку и дрыгать ногами и жевать вкусный сладкий помидор, которых здесь доспевает в изобилии. А потом спустится к старенькой слепой прабабушке на печку и сидеть с ней тихо - тихо, рядышком, и гладить её седые, как серая зола длинные волосы. И слушать, о чём говорят взрослые на кухне и от их слов становится как - то тепло, ведь всё о чём они говорят так мне близко: и сено, которого нужно запасти столько, чтобы хватило на всю зиму, и коровы, и стадо барашков, и картошка, которую нужно убрать, пока у всех отпуска и дети, чтоб больше загорали, чтобы не болели зимой и кушали свежие овощи сейчас, и молоко пили и мёд свежий, прямо с пасеки и баня и горячий пар и печка, та самая, которая самая главная в доме, после её хозяйки моей бабушки Клавы.
       А сейчас бабушки нет и дома тоже больше нет, на его месте строится другой, дядин, остались только воспоминания добрые и светлые. Те, что согревают душу серыми осенними вечерами и в зимние трескучие морозы. Воспоминания о самом лучшем времени в жизни человека, о его беззаботном и счастливом детстве...