Глава 13. Ходаковы

               
       Семейство Ходаковых издавна жило в деревне Ожегино - в полутора километрах от Берелева. Помню главу семейства  – Василия Петровича, мужика кряжистого, сурового на вид, с жестким складом тонких губ. Был он не дурак выпить, как и все деревенские мужики, однако хозяином, судя по всему, был неплохим. Трое сыновей дяди Васи были намного старше меня, составляя на гулянках компанию моему  брату Алексею.

     Пожалуй, самым заметным из них был средний Николай, по- уличному – Колеман. Деревенским верховодом его назвать было нельзя, но среди сверстников в округе он был популярен. Играл на гармошке, и был парнем фасонистым, ребята ему подражали. Помню, как Алексей требовал от матери заказать ему брюки в мелкую полоску - «как у Колемана».

 Своеобразной личностью был младший из братьев – Юрий. Внешности он был совсем не деревенской. Всегда тщательно выбритый, со щегольскими усиками, он напоминал мафиозного американца тридцатых годов. Любил козырнуть перед сверстниками своим превосходством, хотя никакими особыми талантами, кроме как производить впечатление, не обладал. У женщин пользовался успехом и женат был не раз, но жизнь закончил, насколько знаю, в полном одиночестве, всеми забытый.

В детстве, помню, на меня неизгладимое впечатление произвела взбудоражившая округу история совращения Юрием одной местной девицы. Деревенская молва смаковала событие, разумеется, присочиняя подробности. Говорили, что остались они на ночь вдвоём в сельском клубе, а утром там была обнаружена куча соломы со следами крови. Потерявшую невинность девицу все осуждали. Но надо сказать, что Юрий на ней в дальнейшем всё-таки женился и увез её в город.

 После того, как Колеман с Юрием, повзрослев, разъехались из отчего дома искать счастья в города, средний Григорий, обзаведясь собственной семьей, перебрался в Завал, став нашим соседом.

 Семья дяди Гриши Ходакова, кроме него, состояла  из жены его Варвары и двух сыновей – Вити и Толи. Оба были младше меня. Витька -  года на четыре, а Толя   рос, когда я уже уехал из деревни, поэтому моими товарищами в детстве они не были.

      Мужики в деревне из-за своей малочисленности были все на виду. Дядя Гриша среди них был, пожалуй, самым заурядным. Числился он в колхозе плотником, и мужиком был рукастым. Срубленный им дом в Завале радовал новизной облика, выгодно отличаясь от нашего, собранного из старых брёвен, перевезённых из Берелева.

        Был он невысокого роста, с типично русским лицом. Держал, однако, себя с достоинством, говорил немногословно, но веско. Не помню его смеющимся, и улыбался он нечасто. Похоже, что с чувством юмора у дяди Гриши было негусто. Помню, как-то мы сидели на берегу втроём - с ним и Аркашкой. Тот не очень удачно пошутил, и дядя Гриша, насупясь, и, как мне показалось, не к месту строго ему заметил:

 - Большой ты, Аркаха, а без гармони.

    Между прочим, в доме Ходаковых гармонь была, и дядя Гриша при случае мог сыграть плясовую. 

     Едва ли семью его можно было назвать благополучной. Во всяком случае, Варвара Ходакова не раз по-соседски доверительно жаловалась моей маме на судьбу. Говорила, что жизнь её с мужем течёт уныло и однообразно, если не считать пьяных скандалов, учиняемых время от времени дядей Гришей.
            
      Законченным пьяницей он не был, но, как говорилось в деревне, мимо рта не проносил.  Деревенское пьянство, к слову сказать, намного распространённее городского. Сама сельская жизнь, бедная развлечениями, требующая постоянного напряжения, этому способствует.

- Ты думаешь, почему в деревнях пьют? -  откровенничал со мной один деревенский мужик. - Да потому, что вся жизнь здешняя – сплошная бессменная вахта. Нет продыху. И только когда напьёшься – всё становится по барабану. Только тогда и можно расслабиться…

         Во хмелю дядя Гриша делался мрачным, подозрительным и общаться с ним было непросто. Впрочем, не помню случаев, чтобы он бил жену – очевидно, она как-то приспособилась к его характеру за годы совместной жизни. Некоторые моменты воспринимала даже с юмором.

       - Как-то зимой пришел домой, наклюкавшись, - рассказывала Варвара маме. – Еле на ногах держится. Заходит ко мне на кухню, а я на него внимания не обращаю. Стоял, стоял - да и сел возле стены прямо на чугун с водой. А был в ватных штанах. Посидел, потом, смотрю, карячится вставать. А штаны разбухли в чугуне и никак из него не вылезут. Я подскочила, ухватилась за чугун, дёргала, дёргала – насилу отодрала от задницы. Хоть смейся, хоть плачь…

        Их семейная жизнь рухнула накануне перестроечных времен. Какие-то новые ветры подули над деревенским миром. Знакомые с детства, добропорядочные вроде бы женщины вдруг задурили, пустились во все тяжкие. Кто-то начал спиваться, кто-то изменять мужу, искать любовь на стороне. Варвара Ходакова «отметилась» в том и в другом, словно бы отыгрываясь за всю многолетнюю скучную жизнь с нелюбимым. К тому времени оба сына, повзрослев, уже покинули родительский дом, в котором неблагополучие становилось всё более явным. Варвару стали замечать в пьяных компаниях с чужими, приезжими людьми. Она почти в открытую сошлась с одним из деревенских мужиков, женатым, но у которого с женой тоже были нелады.

      Как и следовало ожидать, кончилось всё это плохо. Однажды Варвара пропала. Предположили, что она после очередной пьянки утонула в реке – больше деваться было некуда.

       Засел в памяти курьёзный эпизод. Помню сумрачный осенний день. Приехав в деревню на побывку из Москвы, я узнал о случившемся. Гуляя по окрестностям, вышел за околицу, присел на ствол сваленного дерева. Тишину нарушал рев моторной лодки, на которой братья Ходаковы, вооружившись шестами, исследовали реку в поисках тела. Подошёл старичок, пастух немногочисленного деревенского стада. Долго молчал, а потом вдруг, хитро блеснув на меня глазами из-под кустистых бровей, произнёс:

- А я знаю, кто ты!

Слегка опешив, я спросил:
- Кто?
- Ты – следователь!

Смеяться мне не хотелось.

     Поиски братьев тогда закончились ничем.  Разбухшее тело их матери случайно нашли в реке дней пять спустя. Следов насильственной смерти не выявили. Может потому, что так было удобно следствию...

      И к пропаже жены, и к её поискам дядя Гриша внешне отнёсся на удивление спокойно. Наверное, он просто устал от её беспутной жизни. Зажил один. Всё так же держал корову, овец, сажал картошку, обрабатывал огород.  Только отрицательные черты его характера стали проявляться резче.

     Стали захаживать к нему любители выпить. Отношение к собутыльникам у него было своеобразное. Тот же знакомый мужик рассказывал:

 - Сидим у него, на крыльце выпиваем. Закуска кончилась.  Просим: «Дядя Гриша, сходи, принеси чего-нибудь пожевать». Он встаёт, молча уходит в дом. Через минуту возвращается, в руке топор. «Закусить вам? Сейчас у меня закусите!».   Нас с крыльца как ветром сдуло…

    Родственники пробовали устроить его холостяцкую жизнь, подыскивали ему подругу. Как-то приехала из города дама, вполне приличная на вид и с серьёзным намереньем скрасить одиночество дяди Гриши. И он её вроде бы даже принял, но семейной идиллии хватило ненадолго. Уже недели через две бедолага полураздетая бегала вокруг избы Ходаковых, спасаясь от топора пьяного хозяина. В отчаянии сунулась в калитку первого попавшегося дома, а на следующий день, не дожидаясь, пока проспится дядя Гриша, убыла восвояси.

     Жизнь всё-таки побуждала его строить какие-то планы. Обосновавшиеся в городе сыновья, уже женатые, родное гнездо не забывали, то один, то другой навещали отца. Он собирался ремонтировать дом, закупил цемент, родственник помог с кирпичами. Но всё как-то откладывалось. Цемент дядя Гриша пропил, кирпичи, пролежав несколько лет на задворках, были увезены обратно…

     Дело пошло на лад только с новой баней. Наверное, тут сказалась плотницкая натура хозяина. Всё своё старание и умение он вложил в сруб, любовно подгоняя бревно к бревну. Банька вышла аккуратненькая, на бетонных столбах, с шиферной крышей. Топилась она, правда, по-чёрному и крайне редко.

      Несмотря на некоторые странности, отношения с односельчанами у дяди Гриши в целом были нормальные. Ему сочувствовали, даже иногда помогали в его холостяцкой жизни. Хотя, конечно, крутой характер его приходилось учитывать. Он не раз, к примеру, среди ночи выгонял из дома приезжавшего в отпуск старшего Витьку с невесткой и двумя внучками, вынуждая их скоропостижно уехать.

      Непонятный демарш устроил дядя Гриша после того, как я отремонтировал свой дом, подведя под него кирпичный фундамент. Уже после моего отъезда сосед вдруг пришёл к маме и заявил, что кирпичи для фундамента мы украли у него. Не просто сказал, а даже пожаловался в сельсовет. Председатель сельсовета пришёл разбираться и сразу заметил, что кирпичи мы использовали старые, а сложенные кубом кирпичи Ходакова лежат целёхонькие у него на задворках.

     Не знаю, что заставило дядю Гришу клеветать. Возможно, фундамент под моим домом он воспринял как укор себе. Ведь оправдать бездействие с собственным ремонтом ему было нечем. 

     Одинокая жизнь его закончилась печально. Неустроенный быт, пьянки подорвали здоровье.  В один из весенних майских дней у него открылась язва с желудочным кровотечением. Вместо того, чтобы вызвать врача, он решил отлежаться дома. Через несколько дней односельчане, зайдя в его дом, обнаружили охладевшее тело…

      Приехавшие на похороны братья устроили поминки для деревни, распродали скотину и опять разъехались. Соседский дом опустел. Теперь он оживал только летом, когда приезжал с семьей Витька. Толик при наездах гостил у тестя в другой деревне.

     Назад к Главе 12:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1545
               
Далее к Главе 14:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1537