Глава 18. Товарищи и соперники

               
       ТОВАРИЩИ и СОПЕРНИКИ

      И всё-таки не соглашусь изъять спортивные страницы из своих юных лет. Думается, что въелись они в мою память не только из-за неудовлетворённого честолюбия. Какой-то особой атмосферой романтики овеяны воспоминания о борцовских буднях тех лет. Вся Кострома, казалось мне тогда, следила за состязаниями на ковре, все прекрасно разбирались в борцовской табели о рангах. Борьбе посвящались газетные репортажи, которые прочитывались мной с жадностью. До сих пор помню заголовок одного из них, о каком-то чемпионате – «Двенадцать дюжин разгневанных мужчин»…

     Я открыл в спорте, в общении с товарищами по секции целый мир со своими героями, перипетиями, драмами. Это была жизнь, в которой   я познал вкус хоть и немногих, но всё же побед, дающих непередаваемое чувство торжества.
…Параллельную секцию вольников вел Марк Плоткин. Сухощавый, лысоватый, с далеко не спортивной фигурой и немного высокомерной манерой поведения. Иногда он выступал на соревнованиях, и на схватки с его участием стоило посмотреть. Какие бы богатыри не выходили против него, Марк всегда умел противопоставить им свою манеру ведения поединка. Казалось, он невозмутимо играет с соперником, обманывая его чёткими, скупыми движениями. Стоило тому начать какие-то действия, как Марк тут же ловил его на ошибке. Это была - как живая иллюстрация из учебника по вольной борьбе.

     Наш тренер Женя Морев на вид тоже был хлипковат, даже изящен. В соревнованиях выступал тоже редко, наверное, за отсутствием достойных соперников.  Его схватки напоминали цирковое представление. Замотав, задёргав противника, Женя вдруг падал к нему в ноги. Тот уже предвкушал получить балл за перевод в партер, но Женя молниеносным движением дергал его за пятку. Это у него называлось «ловить пятку». Противник, теряя опору, падал. В следующую секунду Женя уже оказывался сверху и, обмотавшись, как удав, вокруг противника, завязывал хитроумную комбинацию из своих и чужих ног. Избежать поражения в таком положении практически было невозможно.

      Между тренерами шло негласное соперничество - чья команда удачнее выступит на соревнованиях, у кого больше призёров. И, конечно, наши встречи на ковре с конкурентами из параллельной секции проходили особенно остро.

    Помню, как-то мне предстояла схватка с воспитанником Марка – борцом со звучной фамилией Черниговский. Попытался узнать у ребят, что он собой представляет. И услышал: «На ковре он – зверь, прозвище – Хоттабыч». Разумеется, я сник. А тут ещё слышу, Морев с Плоткиным заспорили, кто из нас сильнее. Это меня окончательно придавило.

     На ковёр вышел в каком-то истерически-отчаянном состоянии. Противника даже толком не разглядел и - с ходу, как в омут, ныряю ему в ноги! Есть захват! Смыкаю руки, поднимаюсь с противником в стойку и тут же опускаю его прямо лопатками на ковёр. Судья объявляет: чистая победа за 15 секунд! Я был ошарашен, да и противник мой тоже, думаю, не меньше.

     Видел, как наш тренер, подойдя к Марку, издевательски похлопал его по плечу: «Ну, что я говорил!». Тот, скривившись в своей презрительно-высокомерной ухмылке, выдавил: «И это ты называешь победой? У них же и борьбы-то никакой не было. Поймал, что называется, на дурака».

        Большая доля истины в этой оценке, пожалуй, была. Если бы мой противник не лопухнулся и схватка затянулась, я бы в своём подавленном состоянии едва ли мог рассчитывать на победу.

     С тренером по самбо мы не раз боролись на тренировках, а вот с Моревым побороться не пришлось.  Попробовать меня «на зуб» лично он почему-то не захотел, хотя ценил мои физические данные. Иногда устраивал потеху, когда с нами оставался тренироваться легковес Костя Белопухов из секции Марка. У «мухача» Кости был первый разряд, был он старше нас, опытный турнирный боец. Фамилия Белопухов к нему очень подходила. Низкорослый, плотненький, большая голова с залысинами, сверху вьются светлые пушистые волосы. На ковре он любил щегольнуть знанием приёмов.

    Тренер ставил меня в партер и говорил:

- Костя, поспорим, ты ничего с ним не сможешь сделать, хотя он и сопротивляться не будет.

     Тот, возмущённо фыркнув, налетал на меня орлом, заходил сзади и сбоку, пытался применить разные «рычаги», нельсоны, накаты. Я стоял, как изваяние, напрягая руки и шею и сводя на нет все его уловки. Сконфуженному, вспотевшему Косте не удавалось даже оторвать мои руки от ковра. Ребята из секции покатывались со смеху…

   Да, на тренировках я мог отличиться. Тренер ставил меня на мост и топтался на мне, рассказывая всем, как надо делать это упражнение. В выжимании двухпудовок я превосходил даже   тяжеловеса Вадика Троицкого, выталкивая одной рукой уже утяжелённую 42-килограммовую гирю. Не раз приходилось повергать на ковёр разных случайных гастролёров, заходивших в секцию проверить на нас свою силушку. Но куда всё это девалось на соревнованиях?

      Я мог проиграть сопернику, который мне и в подмётки не годился.  Помню некоего Рябинина, бледноватого долговязого юношу из параллельной секции, которому я с минимальным счётом проигрывал на соревнованиях два года подряд. Боже мой!  На тренировке я скрутил бы его в бараний рог без всяких приёмов. А на соревнованиях он превращался для меня в трудного соперника, и начиналась тягомотина.

    Был, наверное, единственный случай, когда мне удалось преодолеть себя и действовать на ковре уверенно. Боролись мы с осетином Батиевым, с которым вместе тренировались в секции. Это-то обстоятельство и сделало меня смелым. У осетина был первый разряд, это был уже зрелый мужчина и довольно мощный. Но, хорошо изучив его на тренировках, я знал, что резвее его, да и в технике ничуть не уступаю. Все три периода схватки я налетал на него, как петух, перевел в партер, хотя положить чисто не смог. Победу с небольшим преимуществом присудили мне.

     Всего лишь два с половиной года занимался я в секции. Но этот период был очень насыщенным и значимым в моей жизни. Не случайно до сих пор памятны и товарищи по секции, и эпизоды соревнований, в которых участвовал.

    Среди городских борцов фавориты и лидеры были более-менее известны. В полусреднем весе недосягаемым был Саша Горбань, неоднократный победитель разных соревнований. Помню его, темпераментного, мощного, на ковре неуловимого, как ртуть. Эти его качества я смог вполне оценить, побывав у него единственный раз в качестве спарринг-партнёра после шестимесячного перерыва в тренировках. Несколько раз он припечатывал меня к ковру, ловя на ошибках, и без труда парируя мои неуклюжие попытки атаковать.

     Всегда был в числе призёров легковес Морохов, хулиганистый студент, тощий, длинный, вечно попадавший в какие-то нехорошие истории.  Почти полной противоположностью ему был Женя Панкин, всегда невозмутимый, собранный, выходящий на ковёр с выражением какого-то благородного рыцарства. Как сейчас вижу молоденького, но уже опытного Христова, упорного, самоотверженного «пахаря» - крепкого орешка для любого противника. Самым опытным у нас был Сергей Мальцев. Этот любил работать на публику. Бывало, в ожидании схватки бродит среди зрителей в расшнурованных борцовках со страдающим видом. Хотя страдать причины не было – проигрывал он крайне редко. Правда, схватки его яркостью не отличались, противника он чаще брал на измор. В тяжёлом весе царил Вадик Троицкий. Этот юный верзила весом больше центнера смотрелся рыхловатым и избалованным своим лидерством. Было у меня подозрение, что его гегемония обусловлена, прежде всего, малочисленностью борцов-тяжеловесов в городе.   

        Если в городе расклад сил был почти традиционным, то на крупные соревнования съезжались спортсмены из других районов области, и здесь могли возникать неожиданности.  Тренер борцов из Неи на равных боролся с нашим Женей Моревым. Паренёк из той же команды – Скворцов составлял ежегодную конкуренцию нашему Булатову. Помню этих ребят на ковре, сильных, гибких, великолепно сложенных. Их поединки всегда были «гвоздём» соревнований, а результат был вопросом престижа команд.

      Иногда на соревнованиях выступали ветераны. Мужики, уже обременённые семьями, они как-то умудрялись не терять форму, хотя на тренировках практически не появлялись. Зал затихал, когда комментатор объявлял схватку пары: Торопов - Филь. До сих пор звучит у меня в голове фраза: «Оба борца неоднократно входили в состав сборной команды Российской Федерации». Это был поединок равных, борьба обоим давалась тяжело и чаще заканчивалась вничью. Мы, молодые, понимали, что со своими амбициями   по сравнению с ними просто дилетанты. Помню одну схватку, когда против Торопова вышел кто-то из молодёжи и с первых же секунд резво кинулся на старичка.  Из зала одобряюще крикнули: «Дави мастера!». Я видел, как побледнел Торопов и в следующее же мгновение, поймав противника на классически исполненную «мельницу», пригвоздил его лопатками к ковру…

     В противостоянии друг другу, в единоборстве люди раскрываются как, пожалуй, нигде. Ковёр испытывает, выявляет черты характера, которые в обычной жизни бывают скрыты. Проявляются они ярко, порой драматично, вовлекая зрителей в сопереживание. Причём, мне кажется, борьба наиболее интересна именно на низовом уровне, когда соперничают друг с другом борцы   массовых спортивных разрядов. Противники меньше боятся рисковать, а их ошибки и промахи только усиливают драматизм борьбы.

         Когда состязаются мастера, умудрённые опытом, их взаимное мастерство – фактор нивелирующий, нейтрализующий и, увы, снижающий зрелищность действа. Бывают, конечно, и здесь яркие индивидуальности, феномены вроде Ивана Ярыгина, затратившего на семь победных олимпийских схваток 12 минут. Но даже такие великие мастера, схватываясь с равными соперниками, смотрятся для рядового зрителя чаще всего скучновато.

      Вообще, о зрелищности борьбы стоит сказать особо. Как ни печально, но современная борьба с её новыми правилами соперничать по зрелищности да и по популярности с футболом-хоккеем не может. Если уж вопрос недавно ставился даже об исключении этого древнейшего вида спорта из программы Олимпийских игр, то дальше, как говориться, ехать некуда.

     Теперь трудно представить, какой популярностью пользовалась борьба в России до революции, когда на ковре выступали такие атлеты, как Поддубный, Заикин, Шемякин, Вахтуров…Конечно, все эти «чемпионаты мира», проводимые в цирках, были всего лишь, как теперь говорят, шоу, организуемые ловкими антрепренёрами. Но публика на них, судя по мемуарам, валила валом, о силачах слагались легенды. Борцами восхищались даже литераторы - такие, как А. Куприн и А. Блок.

     Году в 1967   в Костроме я натолкнулся на удивительную афишу. В ней говорилось, что в городском цирке проводится чемпионат профессиональной борьбы и даже с участием таинственной «чёрной маски». Словом, всё, как в «доброе старое время». Но больше всего поражал состав заявленных участников – среди них были старые борцы, которые выступали еще во времена Поддубного. В частности, бросилась в глаза фамилия борца, встречавшаяся мне в спортивных анналах – Плясуля. Заинтригованный, я, разумеется, поспешил купить билет на мероприятие.

     И вот - традиционный парад участников. Они вышли на манеж в борцовских трико, выпячивая грудь и топорща покрытые татуировками руки. Какие-то следы былой могучести у них ещё имелись, но больше бросались в глаза распухшие животы. На парад богатырей, восхищавших когда-то публику, это походило мало. А ещё больше разочаровал сам ход чемпионата, представлявшего довольно примитивное зрелище, рассчитанное на невзыскательную публику. Борцы изображали борьбу, играя в поддавки так явно, что, по-моему, это было заметно даже неискушённому зрителю. На следующее «представление» у меня охоты идти уже не было.

    Итак, с борьбой мне пришлось расстаться. Но влияние её на мою жизнь еще долго сказывалось после того, как я перестал выходить на ковёр. Случалось это в разных ситуациях и обстоятельствах. Молодость уважает силу, а то, что я парень не слабый, было хорошо заметно даже внешне. Иногда меня побаивались, иногда уважали. Но силой своей я никогда не злоупотреблял. Помню,как в армии, сослуживцы меня характеризовали при сдаче так называемого Ленинского зачёта: общим было мнение, что "хотя он и сильный, но никогда этим не пользуется". За годы службы силу мою не раз испытывали «старики» и быстро поняли, что меня лучше не трогать.
   
    Жизнь развела меня со спортом, но за своей физической формой я продолжал
следить ревностно. Это было у меня буквально идеей фикс. Тренировался в спортзалах, на стадионах и спортплощадках – везде, где была возможность. Если не случалось поупражняться хотя бы два раза в неделю, ощущал душевный дискомфорт. Такая одержимость сама по себе была бы делом хорошим при разумной умеренности и дозировке. Но меры я, как всегда, не знал. Не было элементарной культуры тренировок, а значит, приносили они не только пользу, но и вред. Уже и возраст диктовал своё, а у меня представления о своих возможностях почти не менялись. Помню, мне было уже за сорок, когда тренируясь, я даже пытался изобразить борцовский мост. (Бедная моя шея, помнившая на себе тяжесть 75-килограммового тренера!).

    Лишь когда стали болеть надорванные в молодости дельтовидные мышцы, понял, что занятия с тяжестями уже не для меня. Но оставался бег, которым я мучил себя, наматывая круги на городском стадионе. Зимой пробегал в темпе десятикилометровую дистанцию по лесной лыжне...

     Спортом я остался «ужаленным» на всю оставшуюся жизнь - морально и физически.  И если подводить какой-то итог сказанному, то приходишь к банальной истине: во всём нужно чувство меры и ко всему надо подходить с умом. К сожалению, ни то, ни другое соблюсти мне не удалось.

     Назад к Главе 17:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1565

     Далее к Главе 19:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1578