насилие

 
7-8 ноября. Туапсе - Екатеринбург.
Основано на реальных событиях...
 
Устав смотреть на унылый пейзаж средней полосы России, точнее на отголоски великих достижений СССР, я отошел от мутного, заляпанного ладонями, окна моего вагона-купе. Распахнул двери, взглянув на девятое место, подошел к столу, и взял стакан. Кофе в этот вечер оказался особенно паршивым. Его вкусовые качества определяло мое не менее паршивое настроение.
 
Солнечный Кавказ позади, мои сослуживцы ещё на год, только в моей башке, и в динамике телефона. Слева от меня едет дед. Смотреть на него не хочется. Знаю, что когда нибудь стану таким же. Это огорчает и одновременно даёт форы твоему неугомонному эго. Уважаемый, в сотый раз рассказывает мне о дембеле в 1973 году, от чего мне становится в разы тоскливее.
 
Слева верхняя полка пуста и я пялюсь туда чтобы не смотреть в глаза старику. Ничего личного. Просто не хочу поддерживать разговор. Я хочу говорить о войне и девушках, о спорте и алкоголе, о рок музыке и литературе, но не о том, что кто-то не успел сделать что-то важное, и теперь ему 71 год. При всём уважении, говорить – не хочу. Он рассказывает мне о внуках и мне кажется, я старею вместе с ним.
 
Прямо надомной дрыхнет целый день молодой персонаж. На вид лет семнадцать. Он даже не молод, а зелен. Поэтому о вышеперечисленных приоритетных вещах говорить, с ним как-то глупо. Когда он просыпается, то тут-же исчезает в соседнем купе, где едет относительно молодая пара. Понятно, что пацан не один. Выглядит он точь в точь, как тот парень-оборотень, из сопливой саги, не так давно занимавшей сердца и умы девочек поколения «ноль».
 
Единственным развлечением оказалось ожидание больших станций, где я мог спокойно покурить, не опасаясь быть пойманным сотрудниками полиции с сигаретой в зубах, в промежутке, между вагонов. На одной из таких остановок, сошел и мой сосед 1953 года рождения.
 
Я почти уснул, когда подушка пацана упала сверху на стол с посудой, подняв такой грохот, что я подскочил.
— Слышь, малой! — крикнул я. —Ты чего там, бля а?
— Извините, — ответил тот, еле слышно, и я передал подушку, его протянутой руке.
 
Стемнело окончательно. Мой Морфей был убит звоном посуды, поэтому я взял пачку сигарет, и снова пошёл за кофе. Мелькнули одинокие огоньки. Это окна в которых горел электрический свет. Небольшие деревеньки сверкали огнями в отражении моего лица, в окне вагона. Станция появилась из ни откуда, с мощной иллюминацией, большим вокзалом, и кучей народа с вяленой рыбой на перевес. Город был спрятан за серыми блоками бетона и выдавал себя лишь бликами света на небе. Я выскочил на перрон. Достал сигарету и накинул капюшон куртки. Все таки не Кавказ уже.
 
— Закурить не найдется, у вас, —прозвучал голос за спиной. Я обернулся и увидел своего соседа. Пацан стоял в черном бомбере с логотипом то ли орла, то ли беркута, слева на груди. Я протянул ему сигарету, и тут же добавил зачем то:
— По щщам своим выхватишь когда-нибудь, и перья разлетятся в разные стороны, малой. Нравятся такие куртки, покупай без нашивок!
— А что не так? — смутился мой попутчик.
— Забудь, вон менты идут, выкидывай сигарету…
— Мне восемнадцать, — вдруг как то с гордостью сказал пацан и глубоко затянулся. — Мне скоро в армию, затем я военным хочу стать. Я об этом с первого класса мечтаю.
— Зачем тогда куришь? Ты знаешь, что на пяти километрах, я в учебке, чуть легкие не выплюнул. И это без бронежилета.
— Я справлюсь, я спортивный, — ответил пацан и как мне показалось, он всё таки покраснел.
— Ну спортивный, так спортивный, — отправил я свой окурок в нокаут, башкой об рельсу. — Не военный я, с чего ты взял?
— Ну вы о армии с дедом долго беседовали…
— Хватит мне Выкать, давай на ты, меня Олег зовут.
— А меня Алекс.
 
Я пожал ему руку и тут же вспомнил книгу «Пляж», Алекса Гарленда. Мы немного разговорились. Вяло развивая в парне чувство патриотизма, ловил себя на мысли, что мне глубоко плевать в какие войска он попадет. И не знаю я, как сейчас выглядит армия. Моя армия, была пьяной, грязной, вшивой и вечно голодной. Затем наконец то возникла, та неловкая пауза, когда ему сказать нечего, а мне не хочется. Я мысленно улыбнулся его словарному запасу и достал планшет, в надежде наконец то досмотреть, свой самый любимый фильм: «Батальоны просят огня». Внезапно двери нашего купе распахнулись и вошла девушка. Милая, стройная блондинка.
— Алекс, пора кушать, — как то слишком приторно прозвучал её голос. — Я надеюсь ты проголодался?
— Мне не хочется. Давайте без меня.
— Ну если что, зайди к нам, мы не спим, кино смотрим.
Двери медленно закрылись и я тут же не удержался от возможности подшутить над «шнурком»:
— Сестру тоже в армейку потащишь вояка? Пацана её прихвати, он за тебя в наряд по столовой ходить будет. И что за имя такое модное Алекс?
 
Говорил я эти слова совершенно без злобы. Просто на правах старшего брата, если хотите. Поэтому он смотрел на меня улыбаясь, с казалось естественным, в этот момент удивлением.
 
— Она моя мама Олег, а парень, с которым ты курил днем на перроне, мой отчим. Ему тридцать, а мама старше тебя всего на два года.
— У тебя очень красивая мама, — сказал искренне я. — А, с именем то что твоим?
— Я довольно долго жил в Германии. Родился в Удмуртии, в городе Сарапул.
— Пол страны довольно долго живёт в Германии, и наоборот, — пошутил я по поводу своей тётки, которая покинула Россию ещё в девяностые, с мужем-немцем. — На юг отдыхать ездили?
— Нет. Мы теперь живём в Адлере. В Сарапул мы едем на проводы в армию, к нашему родственнику. Брата двоюродного забирают.
— Чем тебя армия так привлекает Алекс? Твоё поколение и на рыбалку то взять страшно…
— Я готовился, — ответил серьезно он.
— Как? Морально что ли? — ухмыльнулся я, пряча планшет, в рюкзак. — Ты в курсе, что можно так попасть, что за всю службу автомат ни разу не увидишь. Да что там автомат, могут и в казарму не пустить. Будешь свиней на ферме пасти или коров.
— Я, с семи лет занимаюсь рукопашным боем и самбо.
— Молодец, — уважительно кивнул я головой, — ты прямо белая ворона среди своих сверстников. Если с физподготовкой всё хорошо, то это полдела.
— А как в десант попасть или к морпехам? — его глаза блеснули огоньком детского романтизма.
— Да легко, — обнадежил я пацана, — как покупатели приедут, ищи среди них ребят в тельняшках и беретах. Не сиди на жопе с такими же оболтусами, как и ты. Как найдешь нужный род войск — умоляй. Расскажи каким видом спорта занимался, сколько классов закончил, о себе расскажи. В итоге, может быть скоротечный спарринг устроят тебе сержанты, и будет тебе счастье.
— Так просто?
— А ты думал снова ЕГЭ сдавать? — засмеялся я.
 
Потом Алекс надолго задумался. Уставился куда-то в пол, на свои дорожные сланцы и завис на несколько минут. Я было подумал, что темы для разговоров исчерпаны и пожалел, что убрал планшет в рюкзак. Глядя на него, я вспоминал себя. Помню точно также сворачивал кровь ребятам которые уже отслужили. Впитывал их советы как губка но к сожалению, у меня всё получилось с точностью до наоборот.
 
— Мы учились в шестом классе, — вдруг начал говорить Алекс, — он не то что бы другом мне был, но общались часто. Да и в одном классе, сам ведь знаешь. Его звали Степан. Озорной мальчуган, даже немного борзый. Я еще тогда хотел его в секцию с собой пригласить. Думал увидит каких результатов мы добиваемся и тоже загорится спортом…
 
Голос моего попутчика стал каким-то сдавленным, настороженным и звучал, как эхо в пустом колодце. Алекс перестал смотреть мне в глаза, всё время отводя их в сторону. Так поступают люди, когда не могут найти нужных слов, или когда говорить очень тяжело. Я решил молчать и слушать. Что мне оставалось делать? Движение поезда, в котором ты едешь ограничивает твою свободу, и вновь напоминает тебе о том, что ты неотъемлемая часть общества. И теперь если взять новый поворот в общении с моим собеседником, то должен признать — ноты тревоги я расслышал мгновенно.
 
— Стёпа общался так скажем с хулиганьём. Ничего не подумай Олег, я конечно сам не подарок, но момент взросления у меня начался в шестнадцать, а не в десять-тринадцать лет, — вздохнул Алекс. — Да и не думал я тогда ни о сигаретах, ни о деньгах на кармане и уж тем более о пиве. Спасибо маме, с Сашей, — парень как-то машинально приложил ладонь к груди. — Они многое вложили в мою шальную голову. Круг общения, мой и Степана был одним и тем же, но интересны абсолютно разные. Он с десяти лет в компании таких же, как он ребят, всё своё свободное время, крутился на рынках, среди заезжих армян. Торгаши в свою очередь угощали детвору различными сладостями прямо со своих прилавков. Стёпа этим постоянно хвастал. Мол знаком и с тем, и с этим. Я даже завидовал его коммуникабельности и наглости. Когда появился этот Араван, хоть убей не помню….
 
Алекс принялся ковырять ногти на пальцах рук. И опять в этих жестах, я узнал себя. Помню именно такое поведение на допросах родителей. Мог ковырять ногти до крови и молчать как партизан.
 
— Что за Араван? — спросил я.
Армянин, — ответил Алекс, — руки крепкие волосатые, сам здоровый, как бронзовая статуя. Я сразу его испугался. Лет сорок, может и больше. То как он смотрел на меня и мою подругу Валю помню. Так нельзя смотреть на детей. Это я сейчас понимаю, а тогда просто не по себе стало. Черные глаза помню. Будто насквозь тебя видит. Улыбка некрасивая, фиксой этой золотой смеётся. А Степан наоборот показывал нам, что никого и ничего не боится, и якобы знаком с Араваном, уже более трех лет. Признаюсь, меня это даже немного успокоило. Затем, Стёпа пропал.
 
Я почувствовал, что по ходу этого рассказа, у меня медленно пересыхает во рту. Предчувствие всё таки вещь серьезная. Да и по глазам Алекса, я угадывал многое. Целый стакан минералки я выпил залпом, и устроился поудобнее.
 
— Я не видел его неделю, — продолжил свой рассказ мой сосед по купе. — Наша классная руководительница Татьяна Павловна сообщила нам, что Стёпа заболел. Мы естественно полезли с расспросами: где лежит и в какой больнице? Давайте сходим всем классом и принесем ему торт. Больше всего настаивала на походе Валя. С большим трудом учительница отмахнулась от назойливых детей и я знаю почему. Она располагала только той информацией, которую ей дали его родители. Прошла еще одна неделя. Я и думать забыл о Степане. Тренировки эти ещё. Мы готовились к соревнованиям, в Сочи. Я травму получил – вывих плечевого сустава. И тут в класс вошёл он. Сказать что на парне не было лица — не сказать ничего. Лицо как раз было, но не его. Он будто постарел разом. Кожа приобрела желтоватый оттенок и появились морщины. Зрелище не из приятных, когда тот, кого ты знал, стал похож на мумию.
 
Он ни с кем не разговаривал и не отвечал ни на какие вопросы. Меня даже наша классная пытала, пытаясь выяснить причину странного поведения одноклассника. Я молчал потому что ничего не знал. Конечно я спрашивал его, и не я один, но в ответ мы все получали лишь жутковатое молчание и взгляд полный боли. Я наверное никогда не забуду этот взгляд.
— Что стряслось то? — спросил я не выдержав, осторожно, как бы не рассчитывая на всю правду.
 
— Он стал ходить за мною по пятам, Олег. Ходить и молчать, — сказал Алекс, кажется задыхаясь. — Я даже собрался его ударить, но он вдруг схватил меня за руку и потащил во двор школы. Я, как ты понимаешь, не сопротивлялся. Уж очень хотелось разобраться во всем и желательно, самым первым. Там на лавочке, он снова замолчал, но не на долго. Пальцы себе почему-то выкручивал и в глаза мне смотрел. Вот что он мне рассказал Олег, — взглянул на меня Алекс и продолжил.
 
— В один из обычных и ничем непримечательных дней этот, так называемый дядя Араван, пригласил Степана на свой день рождения. Праздник закатили нешуточный. Теперь я знаю, что любые организованные посиделки взрослых, да ещё и под шашлычок, для шестиклассника, почти праздник. Это случилось в Красной Поляне. Тут Сочи, а тут Адлер… почти дома. Сам посёлок конечно прекрасен. Да и казалось бы людей вокруг, ты знаешь уже более трёх лет. Именинник разлил дорогим гостям красного вина и естественно Степану тоже. Пацан явно был польщен таким жестом и не задумываясь выпил. Как рассказывал Стёпа — очнулся он уже от жуткой боли и невозможности дышать. Именинник насиловал Степана, навалившись всем телом, зажав ладонью рот. Когда пацан стал сопротивляться, Араван придушил его, и тот снова потерял сознание. Очнувшись, в следующий раз, их уже было шестеро.
 
Глаза Алекса были на мокром месте, а я вообще отвернулся, к окну. Как в моём кулаке оказалась вилка, я так и не понял.
 
— Над ним измывались целый день, — не мог остановиться Алекс, — затем запихнули на заднее сиденье автомобиля, вывезли из посёлка, и выкинули между городом и аэропортом на обочину дороги. Степан очухался, поймал попутку и вернулся домой. Родители увидев его внешний вид и психологическое состояние, вызвали скорую. Диагноз врачей поверг их в шок — «множественные гематомы и разрыв прямой кишки». Таким образом мой одноклассник оказался на больничной койке. Всё это он рассказал мне тогда, на лавке, у школы. Как позже выяснилось, не мне одному. Татьяна Павловна наблюдала за нами в окно. Я понимал конечно внутренне, что Степану нужна именно моя помощь. Но чем я мог помочь Олег? Мне самому было двенадцать лет. Я сказал ему в тот день всего два слова:
 
— Расскажи маме...
 
Через несколько дней, Стёпа повесился на дверной ручке своей детской комнаты. Конечно об этом узнал весь класс. По этому факту провели расследование и наша учительница внесла своё лепту в процесс разбирательств.
 
Прокатилась целая волна обращений с заявлениями в органы внутренних дел. Оказывается от рук этих зверей пострадали более тридцати детей, чьи семьи почему-то до сих пор молчали. Оперативники вместе с пострадавшими вычисляли подозреваемых.
Задержание произвели на Адлеровском проспекте. Операция прошла на уровне. Молниеносно и жестоко. Было задержано тринадцать человек, в том числе, три женщины. Всем им были предъявлены соответствующие обвинения. Сам «именинник», до сих пор скрывается на территории Армении.
 
— Пфффф ****ь, — выдохнул я, и взглянул на соседа. — Не нужно, тебе всю жизнь этот груз, с собой таскать парень.
 
Алекс кивнул головой и кажется уже самому себе сказал:
 
— Чтобы отомстить этим тварям, Степану пришлось убить себя.
— Получается, так, — согласился я, с ним.
— Я был прошлой весной, у него на могиле. Валя купила гвоздик и конфет. Теперь мы уже взрослые и ничего не боимся. Ничего, кроме воспоминаний.
 
После его рассказа, уснуть я уже не мог. Достал планшет, открыл «Word», и стал писать. Не написать об этом, было бы преступлением.


Рецензии