Немчура Глава 3

(опубликовано в журнале "Смена" июль 2019)

***
Дедовская деревенька тихая, будто сонная, разлеглась на двух невысоких холмах единственной улицей. Улицей под названием «Ключи». Хотя заграничный гость переименовал бы её в «Песчаную».
Песок белый, зыбкий, сухой, словно просеянный ситом, хрустел под ногами, гонимый ветром, перемещался с места на место, пылил…
В солнечный день на этой подстилке любили погреться свиньи. Они укладывали свои тучные тела ровно посередине дороги и радостно хрюкали.
А неподалёку, суетясь, бегали куры, петухи, важно вышагивала горластые гусаки, носились игривые дворняги…
Фриц, при виде последних, улыбался, а после, спускался по узкой тропинке меж огородов к реке, чистой, прохладной… На противоположной берегу которой, словно стражники плотной стеной высились сосны. Парень раздевался, заходи в воду, плыл, до тех пор, пока не устанет. Затем он переворачивался на спину, смотрел в небо и думал обо всём. О своей беззаботной жизни в Германии, о шумных вечеринках и  весёлых друзьях, о красивых девушках, которых у Фрица было много.  А ещё он думал о своём теперешнем существовании.   Не сказать, чтобы оно ему особенно нравилась. Работать приходилось от зари, до зари, пугало полное отсутствие цивилизации. И всё же что-то во всём этом было. Может быть некая правильность, первозданность? А ещё юношу поражали старики, те, что свой век в селе доживали.
Конечно они поначалу встретили его в штыки. Видано ли дело, немчура пожаловала! А потом ничего привыкли, отошли и даже о здоровье интересоваться стали. Вот только Фрицем называть так и не смогли. Всё больше Фёдором, да Федькой. Но парень на них не обижался, приветствовал при встрече, улыбался и даже о Европе кое с кем говорил. Особенно его донимала тётка Маня.
– Вот ты мне скажи – спрашивала она гостя. – Пенсии у ваших стариков большие?
– Не знаю – пожимал плечами Фриц.
– Ну, как же не знаешь. Плохо старики вашенские живут?
– Да, нет, отдыхают, в круизы разные плавают…
– Круизы? – удивлялась собеседница – А что это?
– Это путешествия на корабле по морю…
– По морю? – повторяла бабуля – И надолга?
– Ну, да…
– А как же хозяйство, куры, коровы? На кого они их оставляют?
Но на это парень уже старушке ответить не мог. И разговор на том завершался.
Фриц вновь переворачивался на живот, плыл. Воспоминания исчезали. Оставалась лишь вода приятная…

***
Дни после покоса установились жаркие. Июльский зной не обещал прохлады. Пот катил градом даже в тени. А потому Матвей Семёныч пока решил с работой по огороду повременить и уселся на сквознячке между домом и сараем столярничать.
Обращался он с деревом умело, как научил его в своё время отец, сосланный в Сибирь зажиточный крестьянин. А потому поделки у Матвея выходили славные. Вот резная шкатулка, а там табурет, а здесь скамья витиеватая. А сейчас руки умелого мастера украшали буфет, вернее створки будущей мебели. Старик резал, строгал, пилил, и большего счастья ему было не надо. И всё же что-то тревожило пожилого человека. Прошлое не отпускало, душило, истязало, заставляло переживать.
– Даа – то и дело вздыхал мужчина и вновь продолжал вспоминать.
Родился Матвей Семёнович уже давно, ещё в двадцатые. В коллективизацию вместе с родителями приехал сюда в глухую Сибирскую деревеньку, да так тут и остался. Детство своё мужчина старался не вспоминать, а чего там помнить то, голод, холод, да смерть старших братьев? Из одиннадцати ребятишек в те годы у матери с отцом осталось двое, он да его сестра.
А дальше была одна работа с утра до ночи и с ночи до утра. А потому школу Матвей не кончил, некогда было науки познавать. Но всё же грамоте его обучила мать. Он умел читать, считать, а всё остальное жизненный опыт.
А после пришла война, страшная, суровая. Матвей отправился воевать. Попал рядовым на передовую, а там уж с пехотой прошёл пол Европы, если Украину с Белоруссией не считать. Но самым страшным для Матвея все эти годы было убивать. Случалось, нажмёт на курок, пригнётся, а в ответ в него пули летят. Вот и гляди кто кого, то ли сам, то ли его смертушка хвать.
А уж про рукопашную и говорить не приходится! Колол врага в Бога мать, когда штыком, а когда и сапёрной лопаткой. И уж некогда было лиц разбирать, лишь бы противника одолеть, да самому в живых остаться…
– Да уж – произнёс Матвей Семёныч. – Такого навидался, что и не передать, до самой гробовой доски вволю хватит…
– Чего вздыхаешь? – вдруг услышал дед знакомый голос с соседнего двора.
И тот час над забором возникла мужская голова седая и весёлая.
– Пётр, ты что ли? – спросил старик товарища сурово.
– Ну, я. Как поживаешь?
– Да, как всегда. Видишь, буфет лажу.
– Ага. А как твой внук? Привыкает?
– Привыкает. Только вот толку от его привыкания. Всё равно к себе в Германию укатит.
– Укатит, но всё же Родину предков поглядит…
– Поглядит. Только где его Родина, там или тут, кто его знает?
– Конечно же здесь, Люська ж твоя русская…
– Русская. А родился внучок там и отец у него германец…
– Дааа – теперь уже почёсывал затылок сосед. – И всё же я полагаю, он наш. Кровушку то славянскую ничем не разбавишь, а если и разбавишь, то не пополам – сделал вывод Пётр Алексеевич – Ну, что ж, пока – сказал старинный товарищ и пропал…

***
Сегодня ночью они оба не спали, хоть и дико устали, и вместе искупались в реке. Но, не смотря на это, крепкий сон всё никак не шёл. Матвей Семёнович периодически ворочался с боку на бок, а Фриц, размышляя, смотрел в потолок, да на луну за окном поглядывал. Та висела ярким блюдом на чёрном полотне в окружении звёзд. «Вот так бы взять и в космос полететь – подумал про себя юнец – И никаких тебе забот…»
И вдруг где-то на окраине села громко завыли волки.  Парень невольно вздрогнул, а дед, будто почувствовав волнение внука, тот час открыл глаза.
– Не бойся – сказал старик спокойно. – Это наши деревенские псы на покойника голосят…
– На покойника? – испуганно переспросил Фриц.
– Ну, да. Видать помер кто-то – мужчина вздохнул тяжело. – Теперь у нас в каждой избе старик на старике…
– А молодые где?
– Молодые все в город укатили. Приезжают, конечно, по весне, да летом ягодой угостится, а ещё ребятишек на каникулы сдать. А так… – Матвей Семёныч махнул рукой – Никому мы теперь не нужны, не государству, ни собственным детям…
Дед снова вздохнул.
– А покойники они не страшны. Спят себе тихо, как голубки. Уж ты мне поверь, я погибших на фронте много видел… Вот взять, к примеру, мирное население. Фашисты, когда из сёл уходили, всех убивали и баб, и стариков, и малышей. Кого вешали, кого сжигали, кого просто стреляли. Вот и лежали, безвинные души кто где, кто на солнышке, кто в теньке, а кто и головёшками в истлевшей избе… Я в те годы примерно в твоём возрасте был. И меня тоже тогда часто дрожь колотила, а потом ничего освоился, привык…
И вдруг Матвей Семёныч в лице изменился.
– И знаешь, что меня поразило?! Это же надо, какими извергами быть?! Беременную женщину изнасиловать, убить, живот ей вспороть и груди отрезать…
Старик застонал, рукой взялся за сердце и отвернулся к стене.
– Теперь она у меня перед глазами стоит – мужчина вдруг перестал говорить и лишь только добавил – Всё, спи…
Но сон у Фрица не просто прошёл, а будто испарился. Он подскочил на диване, сел, да так и сидел недвижно. Если бы всё это он только раньше узнал, может быть и не поехал к деду. Ведь стыдно! Стыдно за зверства своих немецких предков в глаза старику смотреть… Стыдно…