Преждевременный. Исторический роман. Глава 22

Глава 22. «…Время разбрасывать камни и время складывать камни…»

Победная поступь СССР под руководством ВКП(б) и её вождя звучала во всех докладах на очередном заседании СНК стылой малоснежной зимой на исходе 1939 года.

Все с трепетом ждали выступления Сталина, ибо только он мог указать на отдельные недостатки и обозначить пути их искоренения.

Указания и обозначения же эти традиционно расценивались как «фас!» для прессы и силовиков.

На этот раз было очевидно, что вождь всецело поглощён Германией и Гитлером, и вздох облегчения – «Пронесло!»– казалось бы, пронёсся по рядам соратников.

Не считая, правда, наркома здравоохранения, которому в двадцать три пятнадцать приказано было явиться на ковёр Кунцевской дачи.

«Обясните мнэ, тавариш Семашка, - вместо ответа на приветствие начал вождь, - пачему аделные арганизацыы за границей выдвигают на саисканые Нобэлэвской прэмии наших учёных, даже нэ пасаветавафшысь с нами?!»

«Чижевский!» - пронеслось в голове наркома.

«Как ето согласуеца с сэгоднашным палитыческим маментом?!
А, тавариш Сэмашка?»

«Если вы о профессоре Чижевском, товарищ Сталин, так он действительный член более тридцати зарубежных академий наук и научных институтов…

Вероятно, поэтому Международный конгресс по биофизике и биокосмологии посчитал вправе выдвинуть его на соискание международной Нобелевской премии…»

«Пуст это право у ных останеца... пака, но наше право - пазаботица аб интэресах нашэй Родины… Ви свободны…»

Судя по тону, ответ наркома вождю не понравился…

Не успел «таварыш Сэмашка» поутру сообразить, как тут позаботиться об интересах Родины, как ему из Кремля позвонил управделами Совнаркома и уведомил, что есть мнение отказаться от такого предложения, и сделать это должен, разумеется, сам профессор Чижевский.

«Может быть, вы мне и обоснование отказа подскажете?» - не без сарказма спросил Александр Леонидович, выслушав «мнение».

«Ну, что-нибудь вроде признания более достойных кандидатур.
Впрочем, это не суть важно. Главное, что вы в курсе…»

Стыдливые глаза наркома выдавали проницательному профессору истинное его настроение.

«А что я буду говорить при личной встрече с коллегами?
Ну, я не выеду, так они сюда приедут…»

И всё же далёкому от политики профессору Чижевскому было невдомёк, что нарком как раз и опасался, как бы телега с компроматом не утянула того в места весьма удалённые от зарубежных коллег и от мировой науки вообще…

Если бы только отказ от Нобелевской премии…

Во исполнение высочайшего мнения страсти вокруг профессора Чижевского вышли далеко за границы академических споров.
Так называемым делом Чижевского занимались комиссии партийного контроля и даже ЦК ВКП (б).

В апреле 1940 года комиссия Совнаркома под председательством (не к ночи упомянут) А.Я. Вышинского формулирует упомянутое уже обвинение.

Академик А.Ф. Иоффе 28 мая 1940 года почём зря клеймит Чижевского явно с чьей-то подачи…

Конфликт учёного неординарных взглядов, одиночки, стоящего вне научной тусовки с государственной, крайне идеологизированной системой…
 
Не то, чтобы ничего не изменилось за шестьдесят с лишним лет…

Александр Леонидович, разумеется, заведомо не доверял выводам комиссий проверявших его лабораторию.
На неоднократные приглашения и требования явиться на заседания для дискуссий отвечал в лучшем случае гордым молчанием.
Его сотрудники фактически были оставлены им на произвол судьбы.
Гордыня заела…

Ситуация с отстранением между тем не выглядела однозначно разгромной.
Из пятнадцати членов комиссии решение об отстранении профессора Чижевского от руководства ЦНИЛИ подписали только восемь, стало быть, дискуссия по результатам исследований была не только возможной, но и необходимой…

По существу, автор идеи аэроионизации облегчил работу своим погромщикам, отодвинув тем самым реализацию своей научной программы на долгие годы.

«Чёрт догадал» вас, Чижевский, родиться, как и Пушкина, «в России с душой и талантом»…

Так ничем и закончилось к концу 1940 года дело Чижевского…
Лабораторию не вернули, из небытия не вывели.
Искушённые доброжелатели сочувственно советовали поостеречься, хотя про себя отмечали: арест Чижевского – по-прежнему вопрос времени.

В такой тревожной прострации Александр Леонидович встретил начало войны, эвакуацию вместе с коллегами жены по Малому театру в Челябинск.

По-детски обрадовался, когда соседом по вагону оказался некий врач-гомеопат, с охотой откликнувшийся на его приглашение скрасить дорогу научными разговорами.

Челябинские городские власти с почтением отнеслись к профессору из Москвы, выделив его семье отдельную трёхкомнатную квартиру.

Правда, по дороге из двух их контейнеров один пропал…
И, странное дело, - с бумагами.
Второй, с вещами, уцелел, но вину всё одно свалили на уголовников.

Очарованный профессор, однако, предложил разделить выделенную ему жилплощадь с семьёй обделённого, по его мнению, гомеопата…

В истории Александр Леонидович разбирался отменно, в природных явлениях, в медицине да и во многом другом…
Но только не в людях…

Гомеопат, поосмотревшись и пообжившись, решил прибрать себе под рабочий кабинет ещё одну комнату.
Поступил незатейливо, хотя и подло: накатал на Чижевского донос – восхвалял, мол, всё немецкое, а родную советскую власть всячески поносил…

Масса доносов с учётом последнего превысила критическую, для людей обычных в те злые времена зачастую хватало и одного…

21 января 1942 года его арестовали…

Когда грузовик, на котором его везли в тюрьму, сполз с обледенелого моста в реку, он решил, что так и было задумано.
Выплыл на одном инстинкте.
Какая разница… Ледяная купель его чахлым лёгким…
Отрешённо ждал крупозного воспаления.
 
Странно… Даже температура не повысилась…
Его животворящие аэроионы спасают?

В июле 1942 года следствие закончено…

За антисоветскую агитацию заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет с конфискацией библиотеки…
Статья 58 УК СССР (знаменитая)…


Не враг народа я, но враг убийц народа…

А. Чижевский


Продолжение следует...