Точка не возврата

  Я с благородными родовыми корнями, коих теперь и давно недостоин. Хотя бы потому, что не могу оборвать свою жизнь, отобрав её у другого человека, меня более достойного.
  Ну, как-то устоялось понятие того, что всего в своё время необходимо зачерпнуть, чтобы определиться, чего ты сам достоин. И не замараться при этом.
   Рассказать, в какую грязь я лихо окунался – это замарать тех, кто и слушать-то не станет. Казалось, настанет тот предел, когда я попаду под благодатный дождь или душ, и всё с души моей всё схлынет, и она очистится.
  Но судьба или сам Господь сталкивал меня на самом верху общества с людьми больших регалий, которые не страдали в схожей с моей ситуацией вовсе. От лёгкого куража скатывались с этого самого верха на дно.
  В их присутствии я его, это дно, ощущал. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих в этом случае не работает.
 … Она вытащила меня из компании панельных девок. Мелкая, невзрачная, но непоколебимая в своём стремлении.
  Я понял – это – да, божий промысел. Её земной задачей было тащить меня  обратно наверх.   Где когда-то я мог с гордостью ощутить свои корни.
  Дурашка! Нет уже этого святого места. Отдельные личности, да, есть, которые живут достойно,  ни с кем не смешиваясь.
  Говорят на изысканном русском, ничего не позволяют себе «за компанию», «не отбрасывают тень» и не несут на себе ни малейшего пятна.
  Самому теперь сложно уверовать в то, что и я подпадал когда-то под эти нормы и правила, подменённые ныне «понятиями».
   … Вела меня, держа крепко за руку, пока далеко за спиной не стих пошлый хохот. Но ещё сотрясал сознание.
 - Я некоторое время должен быть с тобой. Или нет, ты некоторое время должна быть со мной рядом.
 - Хорошо, что ты понял это сам. Только не жди, что я каким-то образом буду затрагивать какие-то морально-этические аспекты, чтобы становилось очевидным, ах, как с тобой всё нехорошо. Я буду рядом крайне редко. Я – волонтёр. Я всегда там, где кому-то очень плохо.
  Тебе, на данный момент, возможно, очень хорошо и досадно, если я этому помешала.
 - Нет, будем считать, что ты волонтёрски права, и мне очень плохо.
  … Какое-то время я легко и стремительно поднимался туда, где сквозь толщу моей или чужой мути всё яснее проглядывало солнце.
  Я стал ждать её. Хотеть её присутствия рядом, всё более протяжённого во времени.
  Но всё шло одинаково ровно. Хотелось озвучить нечто вроде: «или я или…» Но было очевидным, что для этого нет никаких оснований.
  Хотя в этом «ровно» было всё. Кроме тепла, исходящего из её души, с целью согреть мою душу.
  Самой большой моей глупостью было непонимание того, что она в большей степени нуждается в таком тепле. Что подолгу в душе её лежит гнёт того, с чем сталкивает её ежедневно чья-то жизнь, возможно, уже оборвавшаяся.
  Только однажды её, глубоко ушедшую в себя, я тряхнул за плечи:
  - Да что с тобой?!
  - Прости. – Ответила она.
  Потом настал тот момент, когда «некоторое время» моего  пребывания с ней рядом заместилось на потребность быть рядом с ней всегда.
  Но именно с этого момента я стал отслеживать за собой «придонные» выходки, как прежде, сопровождавшие мой кураж. А затем и потребность глумления.
  Она отреагировала достойно:
 - Как долго ещё будет необходимо тебе быть со мною рядом?
  Мне захотелось взять её за плечи и прижать её голову к себе там, где стучало, медленно наполняясь любовью к ней моё сердце.
  А я её ударил. Мелкую, невзрачную, но, это с некоторых пор стало очевидным, уже не целеустремлённую в отношении меня.
  -Неужели всё так безнадёжно?- Терзала меня единственная мысль, взамен той, что как-то надо исправить то, что я скотски позволил себе.
   И вдруг понял одну простую истину – человек не может быть гадостным  один или некоторое количество раз. По отношению к кому-то одному или нескольким.  Он гадок по своей сути. И эта суть некоторое количество раз прорывается наружу.
   И оттого меня так тянет «дно», что там мне самое место.
И ушёл. Молча. Но ненадолго. Вновь захотелось света и тепла.
   Я ждал её на ступенях лестничного марша. Смотрел на половичок у двери и думал, что согласен хотя бы на него, но в её жизни.
Мерно ступая, изо дня в день мимо меня проходила какая-то старуха. И в один из дней:
 - Поздно, милок. Нет её больше. Жаль, когда хорошие люди покдают этот свет из-за мерзавцев. На вот, думаю, тебе было писано.
«Я помогала тем, кому было очень плохо. Жаль, невозможно помочь себе»
   Мне и теперь очень плохо. Только её нет. И права она – себе помочь невозможно.