Чужая родня

Ксения тяжело поднялась на второй этаж – нога после снятого гипса была как деревянная. И хотя перелом зажил быстро, а сама Ксения стойко переносила тяготы больничного режима, подъём к мусоропроводу оставался для неё неприятным испытанием.
На втором этаже Ксению ждало разочарование: мусоропровод был забит, и это означало, что ей придётся выйти во двор – натягивать на больную ногу узкий сапог,  осторожно спускаться по лестнице, а потом с опаской семенить по гололёду до  помойки.
Ксения через силу улыбнулась – была у неё такая привычка:  улыбаться, когда грозили неприятности или когда предстояли сложные испытания. В детдоме, где выросла Ксеня, её считали весёлой и смелой из-за этой привычки. Никто из воспитателей и подруг не догадывался, что Ксения умеет плакать.
Спустившись в квартиру, Ксения надела сапоги, пальто и бодро звякнула ключом в замочной скважине.  До помойки рукой подать. Подумаешь, гололёд! И не такое приходилось терпеть.
Утро выдалось морозным и солнечным. В густую синеву неба  врезались верхушки тощих ёлок; перед подъездом ворковали голуби, и было так хорошо на душе, что Ксения прослезилась от радости. Она была красива, молода и уже почти здорова, а разве этого мало  для счастья?
Мусорные баки были завалены всяким хламом, но на бетонном ограждении аккуратно лежали ношеные вещи: свитера, брюки, халаты. Добрые люди не выкидывали их в общие баки, но оставляли для бедных людей. В жизни Ксении бывали лютые времена, когда и ей приходилось подбирать чужое добро. Но теперь, когда она научилась самостоятельно жить, вещи с помойки остались в прошлом.
Ксения вытряхнула мусор из ведра, но ветер подхватил клочки бумаги и ветошь и разметал  по асфальту. Ксения наклонилась собрать мусор, но вдруг  испуганно вскрикнула – среди вонючих отбросов, пыльных коробок и прочего барахла на земле валялись альбомы со старинными пожелтевшими фотографиями. В них были студийные и любительские снимки: глубокие старики; зрелые мужчины и женщины – отцы и матери; совсем молодые юноши и девушки; дети – новорождённые, в кружевных пелёнках; школьницы-первоклассницы – в ослепительных фартуках, с огромными гладиолусами и тяжёлыми ранцами; октябрята-пионеры- комсомольцы … 
Чья-то презрительная рука вышвырнула на помойку  историю нескольких поколений!
Кем были эти люди? Ксения тревожно всматривалась в их правильные, благородные лица. Вот пожилой мужчина, с окладистой бородой и пушистыми усами. Чей-то добродушный и важный дедушка? Вот женщина, толкающая смешную низенькую коляску, а в коляске – пухлый младенец с погремушкой. Кем они приходились бородатому старику? А вот улыбчивый парень, стоящий возле трактора. Целинник? Колхозник? И ещё какие-то люди на природе, на дачах,  в походах и в стройотрядах, на свадьбах и похоронах, в ресторанах… А это что? о боже, какие фотографии! Как можно было так равнодушно выкинуть их в мусор, завалить досками, пакетами и прочим хламом! С фотографий на Ксению глядел красивый парень в военной гимнастёрке, с медалями и орденом на груди. А ещё – письма, письма… Треугольные, пожелтевшие, на тонкой надорванной  бумаге… Кому они были адресованы? Молодой жене? Безутешной матери, проводившей на фронт любимого сына? Чужая родня, но отчего при мысли о ней у Ксении так больно сжимается сердце? Быть может, от того, что она ничегошеньки не ведает о собственной семье? А может, её слабенькое, полудетское сердце чувствует великую несправедливость? Сколько лет самой потрёпанной фотографии, на которой – седая исхудалая старуха в платье до пят и молодайка с младенцем? Быть может - сто?..  А вот эта фотография, должно быть, сделана в блокадном Ленинграде – окна заклеены крест-накрест, люди сидят на постели в верхней одежде… Какая удивительная, какая великая история хранилась в этих альбомах! Но чем провинились они – крестьяне, работяги-стахановцы, красноармейцы, женщины и старики – перед  своими потомками? Разве  для того жили, трудились и воевали все эти люди, чтобы память о них была предательски предана забвению?!
Ксения бережно собрала в охапку чужое, внезапно вдруг ставшее до боли дорогим добро. С опаской стряхнула снег с фронтовых писем – мокрые, не порвались бы! Очистила от грязи и ледяной корки бархатный переплёт старинного альбома. Много, много фотографий… Но зачем ей, одинокой и безродной, чужая родня?
Ксения представила, как в трескучий сочельник,  при свете мигающей лампы станет размышлять о событиях, запечатлённых на фотографиях; как оживут в ней беды и радости,  надежды и разочарования чьих-то далёких предков. Сызмала не знавшая родни, Ксения имела право видеть в каждом мужчине – отца, а в каждой женщине – мать. В своих детских фантазиях она утешала себя мыслью о том, что её родители были добрыми людьми, но  затруднительные обстоятельства вынудили их оставить дочурку в  детдоме. Отсутствие крыши над головой, безработица, голод, неизлечимая болезнь… Мало ли какая беда может случиться в семье? И Ксения верила – её  предки были достойными людьми, ведь в каждой семье есть свои герои: ветераны, многодетные матери, заслуженные работники и просто честные труженики.
Как прекрасно и страшно - чувствовать себя причастной  к великой памяти о великих людях! Они строили новую жизнь, чтобы таким, как Ксения, не страшно было рождаться на свет. Они освободили от коричневой чумы своих неблагодарных потомков и терпеливым трудом облагораживали страну, чтобы счастливая молодёжь не знала заботы о куске хлеба. Целинники, строители, инженеры… Какие  чудесные лица, как много в них  промысла и радости о будущей светлой жизни! Как можно забыть о таких прекрасных людях?
Они не будут забыты.
Ксения бережно вложила в альбом бесценные фотографии и, опьянев от неожиданного счастья, как на крыльях полетела домой, не чувствуя боли  в покалеченной ноге.