Знаки

    Люди никогда не обращают внимания на знаки, а они действительно существуют, просто не стоит игнорировать их. Необходимо иногда чувствовать себя зверем в диком лесу. Обычно, я так и делаю.

     Но, только не сегодня...  Перед уходом с работы, один сотрудник, довольно неприятный тип, предупредил меня, чтобы я осторожно ходила.

- Странная забота, - подумала я недоверчиво.

 Видимо, кто-то свыше вложил эту фразу в его необременённую мыслями голову. Потом увидела женщину в метро в тёмных очках. Решила:

- Наверное, синяки, - и не ошиблась, в профиль под её глазами виднелись бордовые разводы.

     Третий знак был откровенно мистический. На пешеходной дорожке я встретила бомжа, похожего на австралийского аборигена, в зубах у него была настоящая сигара, он присел и несколько раз показал рукой на асфальт, затем, проходя мимо, выпустил облако вонючего дыма, которое я демонстративно развеяла. Потом...

     Иду по улице, слушаю через наушники арию Ринальдо в исполнении Чечилии Бартоли. Вдруг бац, растягиваюсь на мостовой, будто меня толкнули в спину. Теряю сознание, открываю глаза - вижу рядом с собой молодого человека, почти мальчика, возможно, это дежурный Ангел. Он терпеливо выслушивает все мои стенания, затем, взяв меня под руку, ведёт в ближайшую клинику. Через несколько минут я его отпускаю, уверив, что мне лучше. На самом деле, моё положение плачевное, я закрываю нос кожаной перчаткой, из-под неё струится кровь, глаз быстро заплывает, пытаясь позвонить мужу, останавливаюсь у ресторана «Токио», оттуда стайками вылетает беспечная молодёжь.

     И вот я в больнице. Вид у меня удручающий. Последний раз была здесь, когда мне зашивали рассечённую бровь. В травматологическом отделении чувствую, что собравшихся здесь людей роднит общая беда. Среди них находятся пациенты со сломанными конечностями, пострадавшие в аварии, отравившиеся алкоголем, суицидники, беременные с угрозой выкидыша, с жёнами-мусульманками обязательно присутствуют бородатые мужья в коротких штанах и с шапочками на бритых головах, укушенные собаками, битые. У меня подозревают перелом носа и сотрясение мозга.Сижу несколько часов в приёмной, слипаются глаза, жутко хочется лечь, понимаю, что давно не ела и эта боль! Сильнее её воспоминание о недавнем падении. Дремлю... Слышу свою фамилию. Иду вслед за маленькой рыжей женщиной по бесконечным пустым коридорам, похожим на лабиринт. Боже, может быть, я уже умерла и направляюсь в чистилище? Приводят на томографию. Потом говорят:

- Выйди, везут из реанимации!

Через какое-то время на каталке тащат обнажённого молодого мужчину, у него лицо человека в нирване. Вывозят обратно, больной широко поводит испуганными глазами. Мне велят распустить причёску, моё отражение с распущенными волосами в тёмном стекле напоминает валькирию. Я забираюсь в капсулу, неужели мною собираются выстрелить в космос? Сквозь закрытые веки вижу бирюзовые вспышки... Следом за мной архангелы в белых халатах катят старика, похожего на умершего.

     Потом отправляют в смотровую, здесь те же лица, только более измождённые. Много мигрантов. Опять долгое ожидание!

Вспоминаю, как в пять лет болела желтухой. По причине ремонта, оказалась во взрослом отделении, насмотрелась на всякое… Однажды привезли пострадавших в автомобильной катастрофе, их негде было разместить, мне предложили поехать домой. Я собрала свои вещи, в том числе тару из-под молока, которое мне приносили каждый день и, ожидая санитаров скорой помощи, сидела одна в палате без света. За окном качался тусклый уличный фонарь, создавая маленький жёлтый островок среди зловещей тьмы. Меня довезли до ближайшей к моему дому улице, спросили:

- Дальше пойдёшь одна?
- Да, конечно, - ответила я.

Гремя бутылками, побежала к своему жилищу. Родители возмутились, как можно было бросить ребёнка одного в ночи.

     Вызывают на кардиограмму, мне приходится раздеваться перед красивым молоденьким доктором с татуировками на одной руке. Я стыжусь своей наготы. Одеваюсь, шагаю в другой кабинет. Челюстно-лицевой хирург обрадовал:

- Никакого перелома нет!

     Теперь жду консультации нейрохирурга. В зале слышен тихий стон. Кричат моё имя, я бегу, но не за той медсестрой, меня опять тащат на рентген, я слабо сопротивляюсь. Потом всё-таки решаюсь сказать, что уже делали. Меня отчитывают. Я терплю, ведь скоро домой. Ведут сдавать анализы. Дорогу перегораживают санитары с двумя старушками на инвалидных креслах, с больными здесь обращаются без церемоний, грубовато. Стон в помещении становится громче.

- Евдокимов! – эту фамилию я слышу в десятый раз.

В зале кто-то громко рычит. Мужчина рядом со мной просит:

- Если вызовут, я – Поярков, пойду покурю.

 Отвечаю:

- Хорошо!

     Одна тётенька падает в обморок, в спёртом воздухе разливается запах нашатыря. Опять вспоминаю, что голодна, хочется пить, как назло, нет денег, напротив меня автомат с недоступной бутилированной водой. Передо мной постоянно вертится врач, перед которым я обнажалась, у него лукавый взгляд. Моему соседу Пояркову накладывают гипс. Он, как и я, рвётся домой. Ему далеко – на север города, мне повезло – дойду пешком. Евдокимов окончательно теряется. Уже далеко за полночь. Доктора всё нет, он на операции по трепанации черепа. Зал начинает напоминать покойницкую, у меня одно желание - бежать, бежать на волю. Но тщетно. Мой хирург оказывается невидимкой. Жду часов шесть, потом решаю заняться его поисками самостоятельно. Бесполезно. Теперь он в реанимации. Слышу плач младенца. Приходит здоровенный пьяный мужик, лицо у него разбито, глаза как щёлки, орёт басом:

- Били, били, Не-до-били!

Народ тревожно переглядывается. Потом начинается сюрреализм: в очередной раз собираюсь искать, оборачиваюсь, вижу – передо мной два негра, у одного из них страшная рана на голове, из неё сочится кровь, она льётся на пол... Я ухожу бродить по коридорам. В одной каморке приоткрыта дверь, там висит связка пустых бирок на верёвочках.

- Для трупов, - вздрогнув, думаю я.

 Ложусь прямо в обуви на диванчик напротив рентгеновского кабинета, закрываю лицо шалью. Блаженство! Вокруг суета, бегают, кричат, матерятся, на меня никто не обращает внимания...

     Возвращаюсь. Полы вымыты, холл опустел. Маявшийся животом кавказец, лежащий на длинной скамейке, заметно похудел. Он тяжело дышит, до него тоже никому нет дела. Крик ребёнка становится всё явственней. Я остаюсь почти одна. Все специалисты, что меня смотрели, идут домой. Я плачу.

     И вот чудо – выходит на смену другой медик. Он наконец меня выписывает.

     Несусь на всех парусах к родным пенатам, как в далёком детстве или как в одном из своих снов. Ветер отгоняет прочь огромные, похожие на клочья грязной ваты тучи, открывая лазурного цвета небеса. В них безмятежно парят белые чайки. Надеюсь, это хороший знак!

Редактируется