Короткое приключение в длинной жизни

Светлой памяти моей    жены      Иры               

               
                Когда мы были молодыми…
               
                (из песни)


- Что, совсем плохо? - спросил мужчина среднего возраста у сидящей рядом с ним женщины, которая пристально смотрела в окно.
Как правило, если человека просят не плакать, то это, наоборот, вызывает еще большую жалость к себе. Но она не плакала.
Повернувшись к мужчине, женщина внимательно посмотрела на него и сказала:
- Я на улице не знакомлюсь.
- Так это же троллейбус – ответил он. – Послушайте. Я и мои друзья, они со мной в троллейбусе, иногда встречаемся для того, чтобы посмотреть друг другу в глаза, услышать живые голоса, а не трепаться по телефону. Мы едем ко мне. Через две остановки – мой дом. Я приглашаю Вас к себе. Рискнете – не пожалеете. Безопасность я гарантирую. Как только Вам станет скучно, - отвезу Вас домой. Рискните. Риск – благородное дело.
     Тотчас она услышала голос матери:
- Не делай глупостей, это рискованно! Ты не знаешь его! Я запрещаю!
Посмотрев на мужчину долгим взглядом, она произнесла:
- Я, пожалуй, приму Ваше приглашение.
- Ну и чудненько, – сказал мужчина и помог ей встать.– Мы приехали.
Друзей оказалось ровно десять – пять пар, нагруженных всякими пакетами со снедью.
Познакомились. Его звали Мирон, ее - Николь.
Старый дом, консьержка, лифт, большая квартира.
Огромный обеденный стол постепенно загружался разными блюдами, бутылками, столовыми приборами, рюмками, фужерами, салфетками и, наконец, большим количеством толстых свечей. Когда все нашло свое место, зажгли все свечи и погасили люстру.
Если спросить Николь за что пили гости, о чем говорили, порой, по-английски, - она бы не смогла сказать. «Удача», «здоровье», «счастье» - вот те слова, которые чаще всего звучали. Она почувствовала, что напряжение первых минут спадает. Комната наполнилась каким-то духом симпатии к каждому из присутствующих. Чувствовалось, что эти люди не могут долго жить друг без друга, и каждая такая встреча продлевает им жизнь, особенно, когда все пришли и все живы.
Мирон сидел рядом с Николь. Ухаживал за ней и тщательно рассматривал.
Ей было, наверное, не больше сорока.  Идеальный макияж, прическа. Слегка высветленные волосы, серо-голубые глаза, неяркие губы красивой формы, безупречный маникюр, зубы идеальной формы и цвета. Все это было приправлено французскими  духами с тончайшим запахом. 
Николь тоже рассматривала Мирона и пыталась определить, чем он занимается. У него было волевое, загорелое лицо сорокапятилетнего мужчины, широкие брови, намечающиеся складки на лбу, тонкий нос, узкие губы, добрые карие глаза.      
Разговор поначалу не складывался: короткие вопросы и такие же короткие ответы… Мирон извинился, встал и вышел из комнаты. Вернулся - с гитарой. Скупой аккомпанемент, буквально два-три аккорда, тихий голос Мирона приятного тембра.  Остальное - стихи, которые прямиком попадали в сердце, в душу, значительно быстрее, чем алкоголь, вызывая глубокое соучастие, поклонение, любовь...
Николь сидела как завороженная, боясь пошевелиться и потерять это чувство наслаждения.
Гости иногда подпевали Мирону, конечно, зная все эти песни. Заказывали и другие, называя первую строчку.
Николь не отрывала взгляда от Мирона. Она заметила, что гости стали вести себя свободнее: девушки сели в обнимку с парнями, некоторые – на коленях, другие – целовались. Чувствовалась некоторая усталость. И тут она попросила слова.
-Ladies and Gentlemen!..   - сказала она на хорошем Оксфордском английском. – Простите меня, друзья, за мой английский  - чисто профессиональная привычка!..  Меня переполняют эмоции, и я должна высказаться.
Гости встрепенулись и с большим интересом начали слушать, о чем она говорит.
- «Со мною вот что происходит»… Я попала в среду к людям, которые живут другими ценностями, где друг – это святое, где можно «спросить у Тополя: где моя любимая?» И он ответит… Где стихи поют, где фонтаны голубые… Где Окуджава зароет виноградную косточку и знает, что она взойдет… Когда-то были душеприказчики – а Окуджава – это душечистильщик, который осторожно вынимает душу, чистит ее и ставит обратно. И человек становится другим -  с высокой моралью, готовым помочь ближнему,   даже ценой своей собственной жизни!.. Как я понимаю, все вы прошли такое чистилище и словом, и музыкой. Я здесь дышу другим воздухом: чистым, ароматным. Каждый вздох наполняет мое тело жаждой жизни. Вы – пришельцы, посланные убедить землян, кто еще сомневаются, что жизнь прекрасна! Спасибо!..
Эту речь встретили аплодисментами. Все заговорили. Выпили за Николь. Мирон поцеловал ей руку.
Постепенно гости стали исчезать парами. Вдруг Николь заметила,  что они с Мироном остались вдвоем за столом. Закурив, Мирон попросил ее+ рассказать о себе.
- Я родилась в семье потомственных дипломатов, когда родителям было уже далеко за тридцать. Можно себе представить воспитание единственного ребенка в этом возрасте: слово «нельзя» меня сопровождало потом всю мою жизнь… И даже теперь, когда их давно уже нет… Итак, английский с трех лет.  Никакого детского садика, - только воспитательница. Никакого городского транспорта, – только машина. Престижная школа, а также, музыкальная, художественная школа, золотая медаль, конечно… Выбор ВУЗа? Выбора не было. Я хотела в консерваторию - родители меня не слушали. Только Институт Международных отношений! «Не ломай традицию»!  Работа – только МИД. Таким образом, я очутилась в особой среде: все только по инструкциям. Одежда, походка, приемы, субординация и тому подобное. Соученик по школе, влюбленный, и я, неравнодушная… Решили пожениться. Что тут началось! «Кто у него родители? Кем работают? Он – не учится! Языков – не знает! Он тебе не пара! Хочешь сломать себе карьеру?» - спросили родители  и услали меня заграницу.
Целый год меня не было. Мальчик спился с горя… Это все, что я могу рассказать про мою прекрасную жизнь… «…Со мною вот, что происходит…» Теперь ты расскажи, Мирон!..
- В отличие от тебя я рано лишился родителей, - начал Мирон. - Всегда хотел стать топографом, изучать Землю, ее красоту, ощущать ее. Так я стал изыскателем. Моя мечта осуществилась полностью. Новые земли, первозданная природа, где еще не ступала нога человека, - только моя, - воздух свежий, еще никем не надышанный, и как, в песне, туманы и запах тайги.  Костры, палатки, и, конечно же,  гитара, стихи наших кумиров...  И это было  счастье! В моем понимании, конечно, это было мое счастье, только мое. Поэтому жена и не выдержала мое отсутствие в течение полугода и ушла. Да и кто б выдержал?
Мирон стал замечать, что Николь время от времени куда-то проваливается и его уже не слышит. К этому времени последняя свеча на столе погасла. Подождав немного, он подошел к Николь, взял ее на руки, осторожно понес ее в соседнюю комнату и уложил на широкую постель.
«Не делай это! Это – опасно! Я не разрешаю!» - вдруг услышала Николь голос мамы…
      Проснувшись среди ночи, она попыталась понять, что же произошло. Небывалая легкость и свобода – вот что она почувствовала. В голову тотчас полезли бесконечные примеры из классики, в которых девушка «после всего» должна плакать в уголке, а мужик рядом дает храповецкого. И еще слова одной подруги про  миг боли и тонны наслаждения…
Мирон тихо спал, не издавая ни одного звука. Ощущения подруги Николь пожалуй могла подтвердить. Перевернувшись на бок, она спокойно уснула, улыбаясь.      
Проснулась  оттого, что кто-то лизал ее руку; открыла глаза – огромная голова собаки была у ее лица.  Она резко обернулась, испуганная.
- Не бойся ее, она – добрая, – сказал Мирон, стоявший над ней с чашкой кофе. Поцеловав Николь, он сел на постель и пристально стал смотреть на нее, поглаживая ее руку, ту самую, которую лизала собака.
-  Дел в том, милая, что сегодня я улетаю в экспедицию, в Сибирь. Минимум на год. Вчера были проводы. Мне очень жаль, что мы расстаёмся так надолго. Мне было очень хорошо с тобой. Я тебя теряю надолго, мне жаль… 
Дальше все происходило автоматически: короткие сборы, прощальный поцелуй, обмен номерами телефонов, такси… И все…
Дома Николь не находила себе места. Бродила по комнатам, подходила к роялю, открывала его, закрывала… На работу в этот день не пошла.
Потянулись одинаковые дни, недели, месяцы, а потом и годы…
Телефон молчал. Жизнь сворачивалась, как яйцо на сковороде. Стали редкими походы в Филармонию. Рояль не звучал уже Бог знает сколько времени.  Забывались слова песен, услышанных тогда. «Что, совсем плохо?» - слышала Николь иногда слова Мирона…
И вдруг, случайно, -  афиша Сергея Никитина!
Николь готовилась к концерту, как будто ей предстояло выступить самой. Пришла заранее в полупустой зал, очень нервничала, ну прям как перед встречей с любимым человеком после долгой разлуки. А потом вышел Никитин. Каждое слово его песен отзывались в сердце потоком радости и счастья. Каждый из зрителей переживал это по-своему. Большинство  знали все слова. А когда бард заставил петь зал вместе с ним «Когда мы были молодыми» - тут уж точно никто не ошибался.
Концерт подходил к концу, и у Николь возникло твердое решение встретиться с Никитиным и рассказать ему о том вечере, когда она в корне поменяла отношение к жизни, под влиянием его песен, Окуджавы и других…
Почему-то охрана беспрепятственно пропустила ее к Никитину.
«Как Вас зовут, милая девушка?» – спросил Никитин и долгим библейским взглядом посмотрел Николь в глаза.
Ни один звук не могла издать она, губы шевелились, но звука не было, - как в немом кино.
«Что, совсем плохо?» - спросил он. Развернувшись Николь стремительно выбежала из гримёрки. После этих слов оставаться было невозможно, — это были первые слова Мирона…
Остановить можно было все, но только не время. Оно бежало стремительно, не обращая внимания ни на что. Уходили Генсеки, менялись президенты, наступило время выходить на пенсию…
Проводили по протоколу: определенное количество цветов, фужеров, бутылок шампанского, официальное выступление, грамота и одиночество… В филармонию Николь уже не ходила. К счастью, подключили телеканал “Mezzo”. Там было все, что ей надо было и без Филармонии. Неприятно было только то, что Николь стала забывать те песни, которые изменили ее жизнь, и особенно ту, которую Николь пела  с Никитиным на его концерте. Твердо она знала первую строчку припева: «когда мы были молодыми». Дальше строчки временами возникали, но вскоре забывались, - она злилась, называла себя маразматичкой… Так могло длится неделями. Это был тест на умственное состояние: если помнит – то состояние нормальное, если нет, то …
Это было утро осеннего дня. Солнце уже обследовало все уголки ее спальни.  И тут, проснувшись,  она совершенно четко, без запинки произнесла те слова, которые поклялась произносить в любом состоянии как некий символ продолжения жизни:
«Когда мы были молодыми
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные цвели…»

               
                2018