Французская мелодрама матушки Екатерины II, гл. 3

Глава III,
в которой Иоганна отправляется в изгнание.
 
Итак, цербстское княжеское семейство оказалось в осаде, причем осадным войском командовал младший брат короля Фридриха II.
Однако между первой скрытной попыткой захватить французского эмиссара и открытым нарушением нейтралитета Цербста 23 февраля 1758 года прошло более месяца. Почему же Фридрих II так долго не решался экстрадировать де-Френа, проводящего время в обществе  владетельного князя и его матушки Иоганны в цербстском замке, находящемся всего в 130 километрах от королевской резиденции Сан-Суси в Потсдаме? Здесь нам придется немного отвлечься и вспомнить о событиях, происходящих в это время вне Цербста.   
А в Санкт-Петербурге тем временем развивались драматическое действо, получившее позднее условное название «дело канцлера Бестужева». Не досуг разбирать на этих страницах нюансы этого «дела», которое имело крайне запутанную подоплеку и немалое число действующих лиц - как обвиняемых, так и свидетелей. Закончилось это «дело», правда, пшиком, поэтому не стоит на него сильно отвлекаться. Отметим только, что до того времени могущественный канцлер империи граф А.П. Бестужев был арестован по приказу императрицы Елизаветы 14-го февраля 1758 г. А подозревался канцлер в государственной измене!
Начатое следствие: допросы, очные ставки, выемки документов и прочее, что во все времена происходит в подобных случаях, - затронуло и великокняжеское семейство. Наследник престола Петр Федорович каялся перед императрицей, что его бес попутал слушаться советов Бестужева. Великая княгиня Екатерина со страху сожгла всю переписку не только с Бестужевым, своей матушкой Иоганной, но и с другими около историческими личностями, тем самым лишив последующих исследователей архивов ценнейших свидетельств о той эпохе, ну и т.д. и т.п. Петр Фёдорович повел себя как последний …, свалив всю вину на жену Екатерину, и той пришлось в свою очередь оправдываться. От очередного семейного кризиса романовскую династию спасли «гордость и предубеждение»: Екатерина предъявила императрице ультиматум – потребовала развести её с великим князем-наследником и выслать из России обратно к маменьке в Цербст. Елизавете пришлось, как говорится, понизить тон… Одним словом, король Пруссии Фридрих получил сведения, что Екатерина попала в очередную немилость, её влияние при елизаветинском дворе упало до нуля, сама Елизавета крайне раздражена тем, что не удалось достать прямых улик связей великой княгини с Бестужевым, а через него - с Цербстом. Т.е. король видимо решил, что в этой ситуации его руки развязаны и за цербстское семейство заступиться будет некому.
И он отправил своего брата штурмовать цербстский замок. Следует сказать, что младший брат короля принц Генрих Прусский уже появлялся на страницах наших очерков. Например, это именно он присутствовал (что было, конечно же, хронологически  гораздо позднее описываемых событий) на свадьбе камер-фрау Екатерины II Анастасии Соколовой с капитаном де-Рибасом. То, что Анастасия Соколова-де-Рибас, скорее всего, была дочерью Иоганны Цербстской, и соответственно - сестрой Екатерины, повторяться не будем (см. «Три портрета …»).
Так вот, бравый брат короля Генрих, который, несмотря на свою молодость, был генерал-лейтенантом прусской армии, навел свои пушки на резиденцию князя Фридриха Цербстского и потребовал выдать ему французского эмиссара де-Френа. Зная, что если пруссаки обладают значительным численным преимуществом, то действуют решительно, де-Френ решился спасти замок приютившего его князя от разрушения и сдался принцу Генриху. Однако, так как француз был не военнопленным, а то ли шпионом, то ли посланником воюющей с Пруссией Франции, его заключили сначала в тюрьму, потом он под караулом содержался в частном доме в Магдебурге. Но этот инцидент дорого обошелся населению Цербста – пруссаки наложили на княжество денежную контрибуцию в 100 тысяч экю и обязанность снабжать фуражом расквартированные близ его границ кавалерийские полки. Прусская военщина уже тогда была верна своему правилу – за войну платят те, с кем они воют. 
Таким вот неожиданным вооруженным инцидентом закончилась миссия де-Френа в Цербсте. Незадачливого посланника держали в плену еще пять лет. Он, в итоге, был освобожден по требованию той, на кого пытались влиять французские дипломаты: Екатерина, уже ставшая императрицей, потребовала вернуть плененного эмиссара на родину. Надо ли говорить, что та хитроумная комбинация, которую замыслил глава французской дипломатии, не только не достигла своей цели, а привела к международному скандалу.
Даже несмотря на то, что в Европе шла война, никакой организации нового времени типа «Лиги наций» тогда не было (да вообще, какое дело королям и императорам должно было быть до игрушечного Цербста?), действия Пруссии вызвали осуждение. Ведь все тогдашние европейские короли, князья, герцоги и прочие особы королевских кровей были родственниками той или иной степени родства. И даже если и не были, то в посланиях они называли друг друга «братом» или «сестрой», на худой конец, как императрица Елизавета – княгиню Иоганну: «племянницей». Поэтому поведение «брата» Фридриха остальными коронованными «родственниками» было расценено как хулиганское.
Дипломатам эта заварушка добавила работы, и, соответственно, жалования: еще долго между  европейскими столицами скакали курьеры с депешами. Французы незамедлительно представили Фридриху ноту протеста, а после окончания войны страны анти-прусской коалиции требовали возместить Цербсту ущерб, нанесенный этим бесцеремонным нарушением его нейтралитета. Даже императрица Елизавета, выходившая из себя при упоминании цербсткого семейства, выразила свое неудовлетворение таким вопиющим поведением Фридриха II.
Но самыми действительно пострадавшими действующими лицами в ходе этого конфликта оказались владетельный князь Фридрих и вдовствующая княгиня Иоганна. Они покинули родное княжество и отправились в изгнание! Причем они так торопились с отъездом, что оставили в Цербсте жену князя и, соответственно, невестку княгини – принцессу Гессен-Кассельскую Каролину-Вильгемину… 
И куда же направилось цербстское семейство, как ни в Гамбург, где их мог опекать и укрывать российский посланник?! Вплоть до начала XIX века Гамбург сохранял свой статус вольного имперского города-государства, во время конфликтов придерживался нейтралитета, имел дипломатические связи с главными европейскими державами. Российский посланник Сергей Васильевич Салтыков незамедлительно сообщает о прибытии в город княгини и князя Цербстских своему шефу канцлеру А.П. Бестужеву. Мы даже можем прочитать эту депешу, копия которой опубликована в одном из томов «Архива Воронцова».
Предваряя эту цитату, нужно сделать одно замечание: Салтыков, видимо, еще не знал, что канцлер Бестужев был арестован 14 февраля, и приложил к своей депеше письма Иоганны и беглого владетельного князя Фридриха Цербстского к великой княгини Екатерине и к канцлеру империи. Поэтому эти письма попали к исполняющему обязанности канцлера графу М.И. Воронцову. 
Итак, читаем копию сопроводительной записки С. В. Салтыкова к его донесению: «Ея светлость вдовствующая принцесса (в среде русских дипломатов княгиню Иоганну продолжали называть принцессой) Ангальт-Цербстская, которая в минувшее воскресенье в здешний город прибыла, просила меня вчера, чтоб я приложенной при сем от ея светлости к вашему сиятельству пакет с моим всенижайшим письмом препроводил».
Сама же Иоганна в письме от 1 марта, - т.е. после вторжения пруссаков в Цербст прошло менее недели, а княжеское семейство уже было в Гамбурге, - с чувством праведного гнева пишет канцлеру следующее (сохраняется орфография перевода того времени):
«Мой господин! Самое редкое и до ныне неслыханное в Германии приключение (именно это термин применил русский переводчик) принудило меня ныне иметь честь писать к вашему сиятельству… А дабы ваше сиятельство многим повторением не утрудить, то ссылаюсь я в том на известие, сообщенное господину Салтыкову… Я же приемлю смелость усиленно просить вас о заступлении сего дела вашим двором, для нас собственно, или же по делу господина маркиза де-Френа, которое достойно онаго заступления. Вы понимаете, от чего произошло сие показанное нам насильство, и к чему особливо сын мой себя подвергнул своею твердостью, коей причиной особливо удостоверения союзных держав…».   
Следует отдать должное эпистолярным и дипломатическим способностям княгини Иоганны. Двумя фразами она давала понять канцлеру, от чего она и её сын претерпели такое «приключение»: во-первых, сын-князь был непоколебимо тверд в своих, правда, несостоятельных попытках защитить де-Френа; во-вторых, «насильство» произошло, главным образом, из-за того, что она является матерью русской великой княгини; в-третьих, союзные державы «удостоверяли» нейтралитет Цербста – пусть, мол, теперь и берут под защиту цербстское семейство.
Далее идут естественные для подобного «приключения» жалобы на здоровье, и подобающие случаю просьбы о материальном вспомоществовании. Княгиня сообщает канцлеру, что сыну-князю «столь чувствительно видеть страждущим для него господина маркиза де-Френа, своего друга и суще достойного человека, что он тем много здоровья своего потерял, и опасаюсь, чтобы его вовсе не лишился, если сей молодой человек вскоре освобожден не будет. Я же - пишет княгиня уже о себе, - с моей стороны, по прибытии моем сюда, весьма недомогала, однако ныне нарочито поправилась». И здесь же: «… Сие («приключение») по истине мою экономию несколько в беспорядок привело; но одолжительные старания вашего сиятельства способствовали к подаче мне в свое время средств в прежнее прийти состояние. За сим прошу о продолжении вашей ко мне дружбы и напамятования». 
Далее, среди опубликованных в «Архиве Воронцова» документов можно прочесть русский перевод письма княгини к своей дочери – великой княгине Екатерине. Само письмо довольно длинно и заслуживает отдельного исследования. В этой главе затронем лишь моменты, касающиеся упомянутых в нем двух персонажей.
Итак, Иоганна пишет дочери: «Вашему императорскому высочеству без сумнения удивительно будет видеть сие мое письмо, писанное из Гамбурга; но еще гораздо больше удивитесь той реляции, которую господин Салтыков послал к своему двору. В сем моем письме ссылаюсь на обстоятельства, показанные в помянутой реляции господина Салтыкова; я довольствуюсь только упомянуть здесь о главных причинах и о некоторых особливых обстоятельствах, побудивших моего сына и меня выехать сюда…».
В первой главе нашего повествования мы наблюдали, с какой радостью вдовствующая княгиня двумя годами ранее принимала в своем замке Салтыкова, который направлялся в Гамбург. Переезд Сергея Васильевича из промозглого Гамбурга посланником в столицу Саксонии - величественный Дрезден - тогда не состоялся. И теперь русский посол в Гамбурге видимо сам «с большой радостью» принимал матушку своей "бывшей" - великой княгини Екатерины, - так сказать, свою «биологическую» тёщу и бабушку Павла Петровича Романова. Таким образом, Сергей Салтыков с этим цербстским семейством, что называется, «попал по полной».
В России его, тогда еще не опытного в династических играх камергера, приставили к бывшей цербстской принцессе Софии-Фредерике – Екатерине по православному крещению, - чтобы она родила наследника престола. Теперь же, через шесть лет, он по долгу дипломатической службы должен был укрывать «тёщу» с её незадачливым сыночком от злобных пруссаков. Да была бы причина этого «приключения» веской, а так пострадали цербстские владетельные персоны за укрывательство какого-то француза! Сергей Салтыков и сам, конечно же, был отчасти виноват в этом несчастье цербстских изгнанников: зачем проболтался де-Френу о тайной переписке Иоганны с Екатериной, что привело к раскручиванию этой интриги!? Короче говоря, Иоганна и её сын Фридрих остановились в Гамбурге, откуда могли беспрепятственно рассылать слезные письма и депеши к монархическим дворам Европы. 
Другой персоной, удостоившейся упоминания в письме Иоганны к дочери Екатерине, был, собственно, сам виновник «приключения» - де-Френ. Вот как княгиня аттестует сего господина: «Тому около двух месяцев назад, как король Французский … прислал нам господина маркиза Френжа (так именуется в переводе письма де-Френ), человека молодаго, знатной породы и постояннаго, крайнего друга моего сына, который знал его еще во Франции и от него великие одолжения себе видел. Ему, маркизу, дано при том верительное письмо, и не токмо поручено обнадежить нас об аттестации его двора к нам, в рассуждении вашего императорского высочества, но и точно повелено наблюдать наш интерес при приближении армии (это о действия французских войск) к нашим границам. Принят он был со всякою отличностью, достойною его породы и порученной ему миссии».
Таким образом, Иоганна раскрывает перед дочерью истинную цель миссии де-Френа – донести мнение французского двора о желательном «рассуждении» матери в отношении «императорского высочества» Екатерины. Однако этот «агент влияния» - де-Френ, видимо, очень приглянулся Иоганне. Кроме того, он, оказывается, был парижским приятелем её сына Фридриха! При этом она характеризует его очень комплементарно: человек молодой, знатного происхождения и вообще, видимо, "душка". Посему и принят был де-Френ в Цербсте «со всякой отличностью, достойной его породе». Поэтому и укрывали такого симпатичного парижанина от этих мужланов пруссаков. За это в итоге и пострадали!
Видимо, Иоганне ещё со времен её ранней молодости, проведенной в куртуазном Париже, нравились молодые французские мужчины. Поэтому ничего нет странного в случившейся вскоре с этой, уже довольно немолодой – Иоганне шел 46-й год, - женщиной, французской мелодраме.

Продолжение следует