мой английский

МОЙ АНГЛИЙСКИЙ
Строганов А.О., 2018
     Собственно, почему мой? Этот язык – родной для сотен миллионов человек, от языконачальников и американцев США до жителей Восточной Африки или Кариб. Не говоря уже о том, что это – язык межнационального и интернационального общения.
     И все-таки он – мой, потому что вслед за родным русским (а позже и польским) он стал языком моего общения. И не только с англоговорящими подданными или гражданами. Объясняю по порядку.
     До школы жил главным образом в деревне у дедушки с бабушкой. А уже  в первый класс пришлось идти «по месту прописки», т.е. в 120-ю школу Москвы. Тогда-то у моих родителей (в первую очередь, у отца, который к тому времени объездил полмира) зародилась идея обучить меня английскому языку (не дожидаясь окончания начальной школы), что в ХХ веке окончательно вытеснил французский из средств международного общения. (Может быть именно тогда зародилась и другая идея – выучить меня впоследствии на дипломата.) Словом, началось.
     И началось с настоящей носительницы языка, а именно настоящей англичанки. Рашель (очевидно, Rachel) Садьевны (предположительно, от Saddy;Хуан Шун (была замужем за рано умершим китайским пианистом, чуть ли не лауреатом конкурса Чайковского). Обаятельная, очень добрая женщина, она со второго класса, приходя к нам домой, старалась обучить меня языку Шекспира и Байрона. Да только меня более интересовали футбол и бильярд, хотя пинать здоровенный мяч и доставать до игрового стола у меня в восемь-то лет не очень получалось. Но в любом случае это – было начало.
     В 1963 году родители сочли меня созревшим для перевода из обычной школы в специальную с углубленным изучением английского языка. «Вступительного экзамена» в августе я не выдержал и продолжил валять дурака в училище обычном. Но родители – народ упрямый. Репетитором мне пригласили уже профессионального преподавателя, и не просто преподавателя, а завуча той будущей школы, 4-й, что за универмагом «Москва», Светлану Родионовну Благодарскую (ныне проживающую в Англии). Эти полгода до сих пор вспоминаю как «кошмар». Школа, домашние задания, тренировки в секции плавания «Локомотив» в Лужниках, тайные от родителей занятия в секции футбола Дворца пионеров на Воробьевых Горах, определенные обязанности по воспитанию младшей сестры… И регулярные поездки на Садовое кольцо, где жила С.Р.Б., поскольку репетиторствовала она на дому. Что более сказалось – мои «успехи» в освоении языка или протекция педагога-завуча, мне до сих пор неведомо, только в третьей четверти учебного 1963-64 гг. я уже ездил на троллейбусах-автобусах с Ленинского проспекта, 74 в 4-ю среднюю специальную школу по адресу Ленинский проспект, 46.
     Полных четыре года прошли в тех стенах. Теперь уже английского было хоть отбавляй. И лексика (прежде всего), и орфография, и пунктуация. А еще – Home Reading, которое (чтение) мы все ненавидели, потому что отвлекало от более приятных с точки зрения 13-летних подростков занятий. Но сколько это дало! Познается позже. И те учителя, которые давали нам английский (а их было три), вспоминаются до сих пор. Уже 50 с лишним лет.
     В Варшавской средней школе при Посольстве СССР в Польской Народной Республике, а также позже на первом курсе Варшавского же университета английского было мало. Приходилось по обязанности учить русский (в школе, а как же), немецкий (по желанию родителей) и польский (по необходимости и собственному желанию). Однако выпускной экзамен по языку в школе сдал на «отлично» и учительница Белкина отметила меня добрыми словами.
     А дальше меня ждало испытание посерьезнее, в качестве вступительных экзаменов в МГУ. Сдал я их успешно, набрав 19 баллов при проходном 18, «срезавшись» на сочинении. Но по английскому получил «пятерку», может быть потому, что фамилию тогдашнего премьер-министра Великобритании Heath произнес правильно, в отличие от общепринятого - Хит. А в 1971 году был переведен в Московский государственный институт международных отношений.
     МГИМО дал новый и главный толчок к познанию языка. Во-первых, сразу был зачислен в группу, где английский был первым (вторым потом стал испанский) а параллельно изучал и французский. (Бесплатно, были же времена!). Это означало, что занятия только по первому языку были по десять часов в неделю. То есть каждый день по одной паре. С третьего курса добавились две пары политического перевода в неделю и две пары военного перевода по программе военного переводчика Министерства обороны. Итого, считайте.
     В институтские же времена возникли возможности подрабатывать «языком». Сначала – письменными переводами брошюр и буклетов, в частности, о панораме обороны Севастополя для издательства «Плакат» в 1983 г. Уже родились два сына и одной зарплаты не хватало.
     В 1974 году был объявлен конкурс на участие в Первой Всесоюзной Олимпиаде «Студент и научно-технический прогресс», в том числе по иностранным языкам. Выиграл первый тур – по МГИМО, затем второй – по Москве и попал в сборную Москвы для участия во Всесоюзной. Где занял третье личное и первое командное места, о чем имеются дипломы, подписанные Елютиным, министром высшего и среднего и Тяжельниковым, Первым секретарем ЦК ВЛКСМ.
     Читал много – от Джека Лондона и Сэлинджера до Флеминга (тогда) и совсем недавно Нострадамуса (в переводе на английский).
     В те же годы (1974-75) был отобран (призван, командирован) Международным отделом ЦК КПСС в группу переводчиков для работы (?) с находящимся после инсульта в ЦКБ («Кунцлагере») Генеральным секретарем Южноафриканской Компартии Мозесом Котане. Ни говоря почти ни слова по-русски, он оказался хорошим мужиком. А уж английским, пусть и с бурским акцентом, он владел вполне и нас с Лешей Червонцевым (однокурсник, двое других были из Иняза) кое-чему обучил. Правда, вот читать приходилось этому самому Котане русские тексты в переводе на английский («Поднятую целину», например, которую и по-русски с трудом воспринимал).
     Словом, в 1975 году английским владел если не в совершенстве, то достаточно свободно. И благодарить за это могу и хочу наших педагогов – всех не упомню. Но Светлана Васильевна Шевцова (3 и 5 курс), Брондукова (2 курс), Анна Гачечиладзе (4 курс) и, конечно Валерий Иванович Тархов, автор многих учебных пособий именно по политическому переводу. А также майор Станислав Николаевич Налетов (comrade major), преподаватель по военному переводу.
     1975 год стал по-своему судьбоносным. Женился, жена подарила мне первого сына. А английский язык «пришлось» совершенствовать в самом сердце его обитания – Англии, поскольку был направлен в советское посольство в Лондоне для прохождения преддипломной практики по линии МИД СССР. Не я один, в компании оказались Игорь Громыко, внук министра и ЧПБ, Дмитрий Павлов, внук управляющего делами ЦК КПСС, Александр Журавлев, сын заместителя министра внешней торговли и Виктор Анисимов, сын Чрезвычайного и Полномочного. Такая вот однородная компания.
     Практика длилась полгода. За это время поработал в двух отделах посольства, сначала в отделе культурных связей, затем – в «приоритетном» отделе советско-английских отношений. Это, в самом деле, была практика. Не говорю о дипломатической составляющей. Только о языке. Устные и письменные переводы текстов разного характера и разной сложности. Работа в качестве переводчика с различными советскими делегациями, включая профсоюзную во главе с А. Шелепиным и спортивную во главе с А. Мелик-Пашаевым. Состоял переводчиком во время экскурсий в Ноттингем, Ковентри, Бристоль, другие cities & towns.
     И, конечно, развлечения – от кино до телевидения. И даже театр. В Театральном центре Южного Лондона (South London Theatre Centre) давали спектакль «Promice» по пьесе Арбузова, и я только к середине догадался, что это – «Мой бедный Марат». Так что получается – в самом Лондоне не всегда был в ладах с английским.
     В последнем, весенним семестре перед выпуском случилась еще одна история с английским. Занятия по языку продолжались своим чередом, а тут одной из пар в неделю поставили лекции/семинары на английском, да еще по дисциплине (с ума сойти!) «МКРД». Догадайтесь с третьего раза. Зато увеличилась практическая нагрузка.
     Впоследствии языковой практики было мало, и нужна она была лишь для того, чтобы раз в три года сдавать экзамен на языковую надбавку, которую в размере 10% от оклада ввел МИД СССР и для преподавателей МГИМО. К слову говоря, максимальный размер надбавки составлял 20%, но для этого нужно было выдержать испытания по двум языкам (я сдавал еще и польский). Исключение составляли восточные или редкие европейские языки, где сразу «добавляли» те самые 20. Мой друг Коля Прошунин обходился, например одним экзаменом по языку венгерскому, которым владел в совершенстве, а другой коллега по кафедре Сережа Жданов – по арабскому.
     Во второй жизни – во Владивостоке – наступила другая «английская эпоха». К тому времени он стал открытым городом и не по Высоцкому, а официально. Сюда стали приезжать англоязычники, прежде всего, американцы. Вспоминаю тех, с кем довелось сотрудничать в должности заведующего кафедрой МЭО – Денниса Бойла и Роджера Мура, читавших для наших студентов лекции по международному и американскому менеджменту на английском. А также Ли Фэрон Дэвиса, с которым много лет состояли в жюри секции по английскому же языку на международных конференциях во ВГУЭС.
     Потом пришло время и самому читать на английском как для российских магистрантов (была такая мода), так и для американских студентов. Практика, да еще и какая, если за два академических часа в день не только говоришь, но и слушаешь.
     В итоге (?) сегодня более или менее свободно могу говорить на семи языках. Кроме вышеупомянутых, добавились португальский, который изучал в аспирантуре в силу потребности для научной и преподавательской работы, и значительно позже, в 2000 году – итальянский по собственному желанию. В первом случае вспоминаю Елену (Леночку) Васильевну Иванову и Марину Петровну Коновалову, впоследствии встреченную мною в Мозамбике. Во втором – настоящую итальянку Чечилию, около месяца каждый день преподававшую мне в группе во Владивостоке. Да, чуть не забыл латынь, которую учил на истфаке в Варшавском университете, и на которой с трудом могу сказать несколько слов или предложений.
     Но все-таки первым иностранным был английский. Мой английский.