Смертельный десант - 4

Отрывок из повести «Резня и песня на крови»

         Северо – Западный фронт.
  Новгородская область. Старая Русса – Демянск – Рамушево.
  Зима – весна 1942 года.

         Первая попытка прорыва была произведена в ночь с 4 на 5 апреля 1942 года общими силами остатков двух десантных бригад в районе Нового Новосела. Попытка была безуспешной и провалилась. Десантники потеряли много убитыми и ранеными, некоторые попали в плен.
         Вторая попытка прорыва была осуществлена следующей ночью с 5 на 6 апреля. Здесь прорывались уже побатальонно в районе Николаевского. Трагедия  со смертельным постоянством повторилась.
         Третья попытка прорыва осуществлялась в ночь с 7 на 8 апреля. Из последних сил бойцы прорывались уже поротно в районе Волбовичей. В этой смертельной и безысходной атаке погибли все командиры. Не знаем, может быть, кто-то из них попал в плен, убитых рядовых не успевали считать. Не до того было. Однако и здесь результат был плачевный. По итогам боя десантникам пришлось откатиться назад, на исходную позицию.
         Зализывать раны было нечем. Теперь уже немцы пошли на истерзанных бойцов в атаку. В течение дня «сугробный» десант отразил три атаки немцев. Мёртвых бойцов складывали рядом с тяжелоранеными товарищами. Убитых присыпали снегом, чтобы «цели» не заметили с воздуха «Юнкерсы». В результате беспомощные, раненые люди на морозе просто-напросто замерзали, коченели насмерть.
         Так как немецкие автоматчики зашли в тыл, к вечеру обессиленные бойцы перешли к круговой обороне. Отстреливаться было нечем. На ствол трёхлинейки оставалось по 2-3 патрона. Как бы горько это не звучало, но от безысходности израненный, окровавленный комбат Валков созвал последний в своей жизни военный совет. Ходячих и с трудом передвигающихся бойцов осталось 52 человека из 6 600  бойцов первоначальной численности. Комбат принял решение атаковать последними силами. Других вариантов для разрешения тупиковой ситуации он не видел. Перед смертельным рывком герой написал боевое донесение и отправил в тыл самого проворного своего помощника, незаменимого ординарца – связиста Витьку Киселёва. Посыльному был вручен совсекретный пакет с разведданными стратегически важных объектов противника, которые нанесли на двухкилометровку во время марш – бросков и различных разведок, в том числе боем. 
         Ночью полсотни измученных бойцов, скинув полушубки, в одних гимнастерках поползли на запад, а когда их заметили немцы, поднялись  в последнюю смертельную атаку. Первую линию обороны фрицев они забросали гранатами, во вторую траншею ворвались на плечах отступающего в панике неприятеля. Ошеломление немцев от внезапного ночного штурма упавшей буквально из ниоткуда горстки бойцов сказалось на том, что фашистов отбросили и за третью линию обороны. Однако уже к утру, храбрецы наткнулись на более крупные части Вермахта, которые немедленно приступили к уничтожению упорных и смелых красных таранщиков. Замполитом роты был старшина, который, на наше счастье, оказался грамотным мужиком. Мудрый человек взял командование на себя и объявил, что поведет роту через линию фронта на воссоединение с основными силами РККА с наружной стороны Рамушевского коридора. Мы ему безоговорочно поверили. Других вариантов попросту не было.
         Растянувшаяся в длинную цепочку группа медленно брела лесом. Когда немцы начинали обстреливать из минометов, старшина подводил нас ближе к огневым позициям, и вражеские мины летели через наши головы, не причиняя вреда. После долгих мытарств в конце концов удалось выйти к своим. Линию фронта перешли изнутри без боя в районе Осташкино. Повезло. Некоторые счастливчики остались в живых из нашей роты, которая имела неисчислимые потери, но не от боев с немцами, а от голода и холода. Многие, слишком многие из нас, ослабели настолько, что замерзли насмерть в тылу у немцев. Бывало, идешь-идешь и не знаешь, сколько километров или сотен метров прошел, сколько времени шел, только чувствуешь, как всё ниже и ниже клонит к земле. Идешь и видишь: лежит кто-то, вроде бы человек. Мутится в глазах. Подходишь и начинаешь понимать, что это свой товарищ умирает. Слышишь в ответ бормотание синеющими от холода губами, его последний вздох:
         – Ты иди, браток, ступай дальше, дорогой товарищ. А я тут задержусь маленько, еще отдохну чуток. Вздремну накоротке, на минутку-другую расслаблюсь, приду в себя.
         Оставлять таких обессилевших людей на снегу было нельзя ни в коем случае. Оставшемуся лежать, самому уже было не подняться никогда, ему светила верная смерть. Но как можно было взгромоздить на плечи умирающего сотоварища, если сам от усталости валился в снег каждые десять шагов? Как? Прости меня господи… Вот так и теряли измождённых друзей. Среди вышедших из беспросветного ада не оказалось  самых близких наших боевых товарищей. Царство небесное всем погибшим.
         Невероятно для стрелкового подразделения. Но тот старший, кто остался за командира, отдал последний, может быть, кому-то покажется, преступный приказ. Каждый из оставшихся в живых красноармейцев должен был биться сам за себя. Проще говоря, спасайся, кто может, или спасение утопающего – в руках самого утопающего. В таком случае за раненных и ослабленных людей уже никто не отвечал. Все бросили всех. Анархия – мать порядка. Своя рубашка ближе к телу, пока, сам живой – здоровый. Не дай бог, когда-нибудь кому-нибудь из пацанов в армии услышать такой приказ.
         Боже мой, боже… Было ли среди этих русских парней провидение или всех выручал ангел – хранитель в сообществе с волей случая? Наступил момент истины. Хочешь, не хочешь, но в самые драматические минуты своей жизни я всегда вспоминал о родительнице, своей матери, шестым чувством понимал, что нельзя давать волю слабине. Надо твёрдо знать, что делать в наикритической ситуации.
         И тут, к Витьке Киселёву подошел боец, тот самый Гришка Сметанин, который катил сыр при штурме немецкого продуктового склада. Обессиленный солдат еле вымолвил спёкшимися, растрескавшимися губами:
         – Друг, мил человек, не бросай меня. Возьми с собой на прорыв, я знаю, ты выйдешь, спасёшься. Ты ещё сильный и сможешь остаться в живых. Возьми, Христом богом прошу. Ты, моя последняя моя надежда на спасение.
         Для обоих наступила тягостная минута ожидания. Один верил, что помогут, а другой размышлял, насколько и какой обузой будет дрыщ поносный, дистрофан, стоявший наяву с винтовкой без патронов.
         – Ты откуда родом будешь, свищ холерный?
         – Сибиряк я, с Красноярска.
         – Ну тогда держись, сибиряк. Двинем вместе. Живы будем, не помрём.
         Бойцы стали готовиться к прорыву. Залегли и, насколько было возможно, стали изучать передний край немецкого кольца. Надо сказать, люди не подготовившись всегда торопились выходить из «котла», от греха подальше. Поэтому и быстро погибали. Здесь, в этом случае, была не ловля блох,  нужна была подготовка. Невероятно, но полудохлые люди готовились к переходу через линию фронта несколько дней. И надо же, у них всё получилось. Фантастика. Смельчаки вышли из окружения без единого выстрела, перешли линию фронта, уклонились от встреч с парнями в малиновых погонах и оказались вдали от переднего края. Когда счастливчики поняли, что война осталась далеко позади, сибиряк сказал:
         – Ну что, дорогой брат – товарищ, идём по домам? Я потопал в Сибирь, к жене.
Витька, в свою очередь подумал, что, побывав в лапах у чёрта, худшего уже на этой земле не встретишь, не сыщешь.
         – А я к мамке, в Удмуртию.
         В то же самое время по пути к дому боец Киселёв с драгоценным совсекретным пакетом вышел на рубеж своей дивизии, но его задержал патруль НКВД. Киселёв сразу попал под подозрение и был обвинён в дезертирстве. Люди с малиновыми околышками недоумённо вертели в руках мятый жёваный пакет с листочком протёртой до дыр карты внутри. Особисты никак не хотели верить в наличие по ту сторону рубежей какого-то сумасбродного десанта. Для тыловиков десантирование в снег без парашютов выглядело не просто сказкой, эта небывальщина смахивала на чудовищное вранье, порочащее честь и достоинство Красной Армии. Одним словом, НКВДшники исповедь солдата посчитали наглым обманом и бесцеремонной ложью. Старший офицер НКВД спалил не имеющую цены карту над огнём своей «козьей ножки», а «дезертира» отправил на расстрел к ближайшей кирпичной стенке.
         По дороге к месту казни на расстрельный конвой наткнулся командир второго батальона 64 полка 14 Сибирской дивизии, которую ещё в начале заварушки перебросили к месту прорыва. Комбат «второй», Ислентьев Павел Николаевич, узнал Киселёва, спросил о причинах задержания. Витька рассказал о подвиге комбата «первого», о выполненной задаче и о слабых позициях немцев на указанных точках в сожжённой НКВДшниками карте. А насчет того, кто из людей остался жив, решительно ответил, что вряд ли. Он единственный оставшийся в живых из смертельного десанта.
         В результате Киселёву расстрел заменили штрафбатом. Он и здесь умудрился ускользнуть от нерасторопного часового. Сибиряка в своей жизни Витька больше не встречал и, к великому сожалению, после контузии не помнил даже его имени. История не сохранила. В родном Ижевске матушка героя налюбоваться не могла сыном. Наконец-то старушка увидела своего касатика живым, здоровым. Тем временем героический воин отдыхал на белых простынях, сытый и мытый. Испытавший на своей шкуре почём фунт лиха, воин отсыпался за все тяготы и лишения фронтовой жизни. Мать по ночам сидела у его кровати и гладила волосы сыночка. Чуяло материнское сердце, что в последний раз видит дитятко. Впоследствии она умрёт от горя, так и не дождавшись с войны кровиночку.
         Недолго отдыхал-бражничал на родине героический вояка. Однажды Витька пришел на знаменитый ижевский рынок, что располагался на татар-базаре, и попал под облаву военной комендатуры. Сбегать было ниже его достоинства. Военный патруль арестовал бывшего воина, как дезертира. В кутузке десантнику хорошенько дали по мордАм, по почкам, в печень, чтоб знал, как родину защищать надо. Тыловые крысы с позором сняли с десантника поясной ремень. По законам военного времени должны были расстрелять здесь и сразу же за сараем. Но не случилось. По приказу, бойца из личного резерва Сталина требовалась доставить по месту службы, до расположения родной воинской части к которой был приписан. Иначе  поступить ретивым служакам из военного патруля было нельзя, можно было схлопотать на свою голову проблему от военной прокуратуры.
         Долго ли, коротко ли сказывался путь страдальца, но в конце концов арестантский этап прибыл на станцию назначения в пассажирском пустом вагоне, в отдельном купе. В окно было видно, что на перроне стоит оркестр и офицер-дирижер ждет сигнала начать играть. Когда сошли на перрон, оркестр грянул марш. «Прощание славянки». Витька спросил сопровождающего его офицера:
         – Кого встречают, брат?
         Офицер ухмыльнулся, взял под козырёк и ответил:
         – Тебя встречают, герой. Тебя. Больше некого. В нашей части ты единственный, оставшийся в живых из всего демянского десанта. Жесть.
         Это была голимая правда, как сама жизнь. За Демянскую десантную операцию орденов не давали ни живым, ни мертвым. Был приказ: всех, кто вышел из Демянского «котла» под Старой Руссой и разбежался по России деликатно собирать и тихо-мирно доставлять по назначению. Прибывших арестантов надобно было встречать с оркестром.
         По всей России преданных, забытых, брошенных и списанных бойцов десантной операции из-под Демянска набралось немногим более десятка человек. Всем им не дали сдохнуть в бесславии. Пусть запоздало, но Родина оказала какие-никакие почести. По приказу из штаба фронта выловленным беглецам определили по двадцать суток домашнего ареста, с кормёжкой от пуза, чтобы могли отдохнуть и набраться сил. Затем были знаменитые Гороховские лагеря, новое формирование и на фронт. Штрафбат. Герои обязаны были искупить по полной программе.
         …Подведём итоги. Спланированная штабом Северо-Западного фронта войсковая десантная операция вместо 3-4 дней проводилась больше 3 месяцев, с 15 февраля до конца мая 1942 года, и закончилась полным разгромом, провалом наших десантников. Катастрофа.

         Помощи, отвлекающих контрударов, воздушного или артиллерийского прикрытия извне Демянского «котла», от регулярных частей РККА полностью блокированные остатки десанта так и не дождались. Это был край. Роковая Голгофа.

         Эпилог.

         Сомнительную по своей эффективности, бездарную по своей сути, смертельную для всех участников Демянскую десантную операцию спланировали начальник штаба фронта генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин, командующий фронтом маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, член военного совета фронта корпусной комиссар В.Н. Богаткин. Представитель Ставки ВГК (Верховного Главнокомандования) армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис.
         В рукотворной «мышеловке» погибло более 10 000 красноармейцев. Вечная слава героям.


         Из воспоминаний моего отца, командира 3 миномётного взвода, лейтенанта Щербакова Ивана Петровича (1923 г.р.). 166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.

         Все права защищены. Рассказ или любая его часть не могут быть скопированы, воспроизведены в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким - либо иным способом, а так же использованы в любой информационной системе без получения разрешения от автора. Копирование, воспроизведение и иное использование рассказа или его части без согласия автора является незаконным и влечёт уголовную, административную и гражданскую ответственность.