Гидромет хроники, часть Вэ и О

     Студентам - гидрометовцам всех времен посвящается.

     Вэ и О: Валерчик, Олег, "Три пескаря" и "Собака на сене"

    
     А «Три пескаря» открыл именно Валерчик!
    
     Как и положено первооткрывателю: Валерчик много читал, а поэтому ещё больше мечтал, мечтал много и безгранично; при этом учился хорошо, а сессии сдавал отлично. (Сессии здесь рассматриваются не как процесс получения повальных отличных оценок, а сессии здесь рассматриваются как процесс, в процессе которого сам участник процесса, а именно студент, всё время чувствует себя отлично и получает исключительно только положительные ощущения и впечатления в процессе течения всего самого сессионного процесса!)
С самых первых дней в стенах института он, Валерчик, обнаружил в себе неодолимую страсть к чтению, учению и первооткрыванию.

     В тихие часы после лекций Валерчика нередко можно было заметить стоящим на одной ноге, подобно задумчивой одинокой цапле, в конце общежитского коридора, возле большого светлого окна. Другая нога при этом была у него неграциозно поднята, согнута в колене и поставлена босой пяткой на колено ноги опорной: как бы цапля и как бы... С чем это ещё можно сравнить? Как бы - полулотос. Можно, при желании, такую же позу отыскать в какой-нибудь "ё-моё-ёге" или "камасутре", если оные имелись в наличии. Очень способствует, говорят. Очень способствует...
     В этой странной позе он мог торчать часами и читать, переворачивая страницу за страницей увлекательной книги, конспекта или учебника. В его руках, неизменно, каким-то удивительным, известным только ему одному образом, появлялись всякие дефицитные, а порою и запрещённые нашей цензурой литературные произведения. Есть подозрение, что книги эти давались ему его многочисленными читающими подружками. Но это, всего лишь, полное зависти предположение. Тем более, что среди его подружек не было работниц библиотек, студенток а так же и молодых смазливых преподавательниц литературных факультетов разных Одесских и прочих университетов...
     А может быть и были?

     Читалось всё!
     Читались: Гашек, Боккаччо и Ги-Де-Мопассан, Эр-Ве-Базен и всякие там разные и очень «Озорные рассказы». Хорошая русская классика чередовалась с хорошей советской. Плохую классику читали тоже. Читали, потому что читали! По рукам ходили репринтные перепечатки почти всех запрещенных или местами разрешённых тогда авторов. Девушки тогда тоже очень даже читали, поэтому по рукам практически не ходили, блюдя себя и высокую социальную ответственность. 
     Мимо внимательного мутного взора институтских Кураторов от Комитета нашей ГосБезопасности плавно проплывали «Гадкие лебеди», проползала «Улитка на склоне», а вслед за нею, за ними, улитками и лебедями, карабкался "Жук в муравейнике", чтобы успеть на переход через "Пересадочную станцию".
     На одну ночь, где-нибудь в соседней комнате, можно было затёртого до дыр Булгакова обменять на такого же Набокова, дефицитного Брэдбери на Саймака, Бердяева на Блаватскую, на портвейн, на соль, на спички, на сало, на жареную картошку и на... оборот…
     Ночами Валерчик читал всё в той же позе одинокой цапли, только уже лёжа одетым и в носках на своей кровати поверх одеяла и повесив настольную лампу с плотным абажуром на спинку в изголовье, дабы не тревожить спящих товарищей из дружественного нам Социалистического Вьетнама. Не мог он помешать только другому своему соседу - Максу Калашнику, который на соседней кровати, под светом такого же скрытного ночника штудировал захватывающую навсегда воображение "Теоретическую гидромеханику и тензорное исчисление" под редакцией Кочина, Кибеля и Розье...

     Но дело здесь, на мой взгляд, ни в общей тяге к книгам, которой в те годы, в той или иной мере, страдали все без исключения в нашей самой читающей стране, а дело в способностях извлечь из прочитанного некий пользительный «намёк и добрым молодцам урок».
      
      Вот тут-то и можно заподозрить комсомольца, недавнего выпускника-отличника Сумской средней школы, В. Моисеенко, в тайном прочтении сказки «Le avventure di Pinocchio», буржуазного итальянского автора конца 19 века Карло Коллоди, и в формировании у него, впоследствии, устойчивой образной ассоциации. Но это лишь предположение. Итальянским Валерчик в те годы особо не владел, хоть склонность к языкам имел необыкновенную.
     А уж наш-то интернациональный ВУЗ звучал тогда практически на все живых языках современности.
    Знал Валерчик много чего и по-вьетнамски, и по-арабски, и по-монгольски. Легко и в любой момент мог он пояснить, чем отличается, например, вьетнамское «бу-бой-то» от арабского «рох-але-зуби» и монгольского "там руу явах". Но как по-итальянски звучит «Три пескаря», бывал ли в этих «Трех пескарях» некий Пиноккио, сидел ли он там в пустом глиняном горшке, и швыряли ли в этот горшок Карабас-Барабас вместе со своим собутыльником Дуремаром обглоданные кости, известно одному только Алексею Толстому. Тем более, что в итальянском первоисточнике упомянутая харчевня называлась, вроде как, «Красный рак».
     Советский граф А. Толстой перепёр это название с итальянского - как «Три пескаря», в своей уже собственной сказке «Приключения Буратино». А уж «Приключения Буратино» Валерчик несомненно читывал. И не раз.
    
     Сейчас, спустя многих лет, некоторые самозваные, появляющиеся то там, то сям, несистемные гидромет-биографы пытаются присудить первенство в придумке названия «Харчевня «Три пескаря» другому эрудиту-комсомольцу, в те поры сотоварищу и другу самого Валерчика - Олегу Мирошниченко.
     Как и Валерчик, Олег в том же 1978 году, окончил среднюю общеобразовательную школу №1, с естественным и научным уклоном в сторону многолюдных галечных пляжей, в городе Ялта, на живописных южных склонах южного побережья живописного Крыма, после чего прибыл в Одессу и благополучно влился в живописные ряды счастливых студентов О-Гэ-Мэ-И.
     Олег, начиная с первых дней институтских занятий, как и другие первокурсники, в обеденное время не редко посещал Ідальню №7 в перерывах между лекциями, иногда вместо лекций и так же после лекций.
     Казус права первенства на название «Три пескаря», видимо, возник по двум причинам или даже трём причинам:
- во-первых, из-за имевших место их добрых дружеских отношений, сходства мировоззрений и определенной общности интеллектуальных интересов;
- во-вторых, уж кого-кого, а Олега-то, еще на первом курсе осилившего роман «Братья Карамазовы» в четырёх частях и двенадцати книгах, возможно было, прямо или косвенно, уличить в близком знакомстве с итальянской и испанской буржуазной классикой. Помимо Достоевского, в руках у Олега сменяли друг-друга и Джованьолли, и Рабле, и Стендаль, и Шекспир с Сервантесом на языке автора.
         
   А может быть, в-третьих, всё дело просто в личной популярности каждого из этих друзей в отдельности? Особенно среди, опять же, юных особей женского пола, учившихся с нами в нашем и других институтах Одессы. От отсутствия девичьего внимания ни Валерчик, ни Олег не страдали. Один смущал женские сердца чистым взором голубых глаз, доброй улыбкой и светло-русыми кудрями пышной шевелюры, второй - такой же шевелюрой, только черной, да еще усами и пиратской бородой, и бардовскими песнями под тринь-бринь-звонкий гитарный аккомпанемент.
     В пользу Олега может служить ещё один факт. Олег, до окончания средней школы, успел сняться в кино! Факт исторический и неоспоримый. Об окончании школы свидетельствует школьный Аттестат с отличием, а о кино - двухсерийный фильм «Собака-на-сене». По одноимённому роману испанца Лопе де Вега. Сценарий, тоже, Яна Фрида. Оператор, естественно, Евгений Шапиро.
     Съемки этого фильма проходили в Крыму, в живописной Ливадии, в парковых аллеях и залах Ливадийского дворца, летом 1977 года. Факт этот художественно запечатлен беспристрастными кинокамерами киностудии «Ленфильм», снимавшей «Собаку-на-сене» по заказу ГосКомитета СССР по телевидению и радиовещанию.
     Заметил Олега режиссер и тут же пригласил у него сниматься, когда он проходил мимо, стройный как кипарис и кудрявый как Парис. Именно в Ливадии. Именно Олега. Именно летом 1977-го года. "Привет! - окликнул тогда его режиссёр, - меня зовут Янек! Хочешь сняться у меня в кино?" "Привет! - ответил ему Олег, - меня зовут Олежек. А почему бы и не сняться мне у Вас, для вашего кино!" На том и сговорились.
     Сокурсники, впервые прослышав от Олега о его кинематографической славе, отнеслись к ней с обидным недоверием.
     А Валерчик встал на его защиту. Для построения линии защиты он в деталях изучил программу телепередач центрального ТВ и при первой же возможности организовал общий массовый просмотр фильмы по телевизору, в стенах общежития ОГМИ №1, где во-время просмотра достоверно указал на сцены и эпизоды с Олега непосредственным и блистательным участием. Особенно во второй серии, особенно в конце.
     В финале Фильма, хочу напомнить, действие разворачивается в бальной зале Ливадийского дворца. Именно здесь, в этих сценах, блеск Олегова таланта, местами, затмевает блеск игры несравненной Маргариты Тереховой. Те, кто видел – помнят сцены, где в парадном торжественном танце дефилирует победительная, счастливая Диана и попавшийся в её ловкие, ловчие сети Теодоро , свежеиспеченный граф и сразу же супруг. За ними следом, правильной чредой - другие: знать, поклонники Дианы, Тристан-Джигарханян и всякая окрестная шпана, и теодорины враги - один коварнее другого. Оркестр играет, машет дирижёр, потеет сильно церемониймейстер, устало вянет мажордом Оттавио, а дамы тут же приглашают кавалеров. "И там где галстук, там и, кажется, пирОд. И тут же - две шаги налево, и тут же - две шаги направо... ". И Аллеманде и барочный поворот!
     Но! Вся интрига в том, что основной герой на этом празднике покуда не заметен, а в то же время он - повсюду и везде! На самом первом плане, впереди и в глубине событий. Если Вы ещё не поняли - спросите у Валерчика: «Где он?» А он ответит, это Пол! И не какой-нибудь затёртый Пол Маккартни, а Пол натёртый и блестящий под ногами Пол! Весь ослепительный, в огнях горящий чистый пол, сверкающий затейливым рисунком, зеркальный, белый, разный и разнообразный, пол мраморный, ... пол главной, графской и дворцовой залы! Вот в этом и была ещё одна задумка режиссера и скрытый, автором запрятанный подтекст...
     А Олег этот мраморный пол, в перерывах между сценами, простой мокрой тряпкой натирал, чтобы лучше, ярче, влажно и мокрее всё вокруг блестело.

     …Чуть позже, в книгохранилищах "Горьковки" – Одесской Горьковской библиотеки, Валерчик откопал рукопись «Собаки на сене» с автографом-завещанием, датированным 1635 годом. Великий испанский драматург, незадолго до кончины, завещал рукопись будущему Новороссийскому генерал-губернатору, графу Михаилу Семеновичу Воронцову, вступившему в должность в Одессе, в году 1823-м. Передал рукопись Герцог де Ришелье, Арман-Эммануэль. Свиток, который держит Дюк де Ришелье, стоя на постаменте перед Потёмкинской лестницей в Одессе, говорят, и есть тая самая рукопись...
     Рукопись каким-то чудом сохранилась.
     В рукописи есть место, не вошедшее в печатный вариант бессмертной пьесы, но мистическим образом попавшее в сценарий фильма. Вот эти удивительные, пророческие строки, словно написанные самим Лопай-де-Вега для нашего Олега:
     Именно к Олегу, как это следует из текста пьесы, обращается режиссер-постановщик между съемочными сценами и тихо в рупор говорит: «Пора Олег, чего, ты, ёлки-кипарисы, здесь как сонный пень расселся в графском кресле, твой выход, пальмы и лианы, ты... пошел???!»

     Вниманию сокурсников эту архивную находку первоисточника из «Собаки на сене» Валерчик представил в новом «Соковом баре», открывшемся тогда на углу Кирова и Советской армии, и тут же им, Валерчиком, переименованном в «Бар Томатный».
     На второй или третий день после открытия собрались мы там попить разного соку, между парами. Вошел Валерчик и с ходу объявил: «Пацаны, я тут в библиотеке рукопись нашел, а там стихи про нашего Олега. Хотите тут же зачитаю?»
- Ну зачитай! – сокурсники ему тут дружно говорят.
- Тогда с вас два стакана соку из томатов и сладкий свежий и румяный бублик.
- Да хоть все пять!
- Ну хорошо, пусть пять!
     Заказали ему пять сока и бубликов на полированную стойку положили.
     Валерчик вынул из кармана лист бумаги с текстом, расправил в оттопыренной руке, ещё и руку с текстом поднял пред собой, другую взад отвел изящно, затем ещё и свой мизинец оттопырил. Остро. Встал, будто юный Пушкин на экзамене в лицее Царскосельском, и декламировать начАл.
     Даже барменша вся заслушалась, застыла во внимании и соки перестала разливать.
    
     Текст был такой или почти такой:

...«И наступал его, Олега, звездный миг.
Уже Олег командовал над всеми:
«Эй! В сторону скорее расступитесь!!!» - звучал его воинственный призыв.
И брал он в руки мятое жестяное ведро,
И чистою, студеной, ключевой водою,
Из близлежащего дворцового фонтана наполнял,
И из простой дерюги половую тряпку доставал,
И окунал всю тряпку целиком в ведро,
А после вынимал,
И лишь слегка отжав-ши,
На швабру с деревянной ручкой надевал и начинал,
Стремительно скользя,
По мраморным полам той мокрой тряпкою елозить,
Ни сантиметра пола чтоб не пропустить!
И намочить!
 
И на мгновенье умолкал Дворец и затихал актеров коллектив,
Олега мастерством завороженных,
В сверкающих полах стократно отраженных,
И вдруг взрывался криками восторженных девиц,
В тот миг в Олега навсегда влюбленных. 
И веселел уставший режиссер,
Одним и тем же дублем утомленный,
Он вылетал из кресла и орал: «Мотор!!!» 
Сверканием полов буквально окрыленный.
И начинало делаться оно,
Для всех для нас любимое КИНО!»

     Слушатели захлопали. А Валерчик раскланялся, подвинул к себе стакан, но почему-то не с томатным соком, а стакан с водой, в которую окунают чайные ложечки после того как этот сок подсолят. Вода в таком стакане быстро окрашивается в бледно-красный цвет, и продавец время от времени эту воду меняет на чистую. А в этот раз продавец не успела. А Валерчик успел. Он взял ложечку, зачерпнул соли, опустил в стакан, хорошо размешал и залпом выпил. Глубоко вдохнул. Прислушался к себе. Оглядел изумленных товарищей, такую же барменшу... Вытер ладонью усы и громко произнес: «Ну вообще! Как обнаглели, б*ять! Как можно так жестоко разбавлять!!!» Резко повернулся на каблуках и вышел прочь.

     Кстати, иногда в «Трех пескарях» томатный сок тоже разбавляли беспощадно.

     А кто придумал «Три пескаря»? Какая теперь уже разница.
     Они оба и придумали.
     Валерчик и Олег.