424. Хуторская чертовщина. Нос к носу

                Трифон выбрал тактику перемещения из одного угла в другой, словно он запамятовал и пытался отыскать укромный и безопасный пятый угол.
                У него имелась возможность воспользоваться проходом и рвануть, что есть сил в основное помещение конюшни, где имелось множество укромных мест.
                Но он так не мог поступить, баранье упорство и гордость за свою репутацию не позволяли ему отступать, а Пахом всё наглее и наглее напирал, ловко работая арапником.
                В один из моментов, когда Трифон менял свою позицию, перебираясь из одного угла в другой, его ловко подсёк арапником Пахом, плеть арапника обмотала обе ноги.
           Пахом чувствуя, что подцепил соперника, рванул что есть мочи арапник на себя, от чего Трифон, как подкошенная трава, свалился навзничь.
                Казалось бы, торжествуй победу и добивай врага, но Пахом не настолько был глуп, чтоб самому в потёмках напороться на вилы, ведь и Трифон не дурак, что ему стоило выставить вперёд своё смертоносное оружие.
                Развязка пут наступила сама собой, Трифон болтая конечностями в воздухе, сумел сбросить опутавшую ноги плеть и тут же вскочить.
                Поединок продолжался.
      Злотазан сверху поглядывал на потасовку, которая приобретала затяжной характер, ему не терпелось, чтобы его «протеже» хотя бы мало - мальски проявил сноровку и агрессию, ну что ему стоило разок уколоть противника.
              После такого нанесения, схватка вновь бы вспыхнула злобой, что было бы очень даже хорошо, горячность голов в таких случаях не знает пределов жестокости.
                Хуторской чёрт было уже, заскучал, как вдруг получает кончиком сплетённых конских волос себе по подбородку, ужасно не приятная и неожиданная боль, так уж получилось, что Пахом замахнулся и хлыстанул арапником, а его конец свистанул по щели двух створок лаза.
             Злотазан подскочил, как жаба на горячих углях, встал на колени, почёсывая себе подбородок, с одной стороны не приятное чувство, но если посудить правдиво, то ему несказанно повезло, будь удар с другой стороны, мог запросто лишиться глаза.
                А это уже через чур перебор, ладно что лишился по собственной глупости рога, так ещё не хватало лишиться глаза, чувство ненависти к Пахому возросло в трёх кратном размере.
                Предать его смерти, больно и жестоко, а перед этим дать ему помучится, за такие проделки не прощают, наказать в срочном порядке, иначе будет непростительно упустить удобный шанс.
            Но вот этот слюнтяй, растяпа, рохля с вилами, топчется туда - сюда, словно месит глину, где порывы к действиям, где боевой напор, где желание победы, а нет ничего, так пустая суета.
        Пора бы чего ни будь предпринять, вон уже Пахом подустал замахиваться арапником, всё чаще держит руку внизу, если пытается ударить, так вначале выцеливает, чтоб уж точно попасть в противника.
        А противник ни рыба, ни мясо, ни в зад, ни вперёд, отмахивается вилами и на этом всё, ни каких решительных действий, бесит по скотски, ну, если мужик, так покажи на что способен.
          Не ходи кругами, Ваньку не валяй, сделай дело, уважь одиночного зрителя.

                Этот бестолковый Трифон словно специально раздражал своей нерешительностью хуторского чёрта, вот понадейся опосля на таких, подставят и не покраснеют.
                При переходе Трифона из одного угла в другой, Пахом изловчился, хлыстнул арапником, но и соперник не дремал, фуганул вилами по воздуху так, что плеть змеёю накрутилась на держак (черенок).
                Пахом почувствовал, рыба попалась, он, словно паук паутину, потянул плеть на себя, на которой прочно зацепилась муха по имени Трифон.
                Наматывая на левую руку плеть, он свою жертву медленно подтягивал к себе, но и Трифон не собирался сдаваться на милость победителя, цепко ухватив вилы обеими руками, крепко прижимал держак  к груди.
                Это ни какая там хитрая тактика, а просто проявилась крестьянская натура, в которой с давних пор было заложено, своё не отдам, хоть убей.
                Пахом с чувством азарта тянул плеть, наматывая на руку, при этом сам медленно продвигался к Трифону, который в свою очередь упирался, как настырный бычок.

                Хуторской чёрт бесновался, кусал себе указательные пальцы, хрустел ими, скрипел зубами, постукивал кулаками, прикладывался к щели то одним то другим глазом, при этом презрительно плевался.
         Этот недотёпа Трифон вместо того, чтобы действовать, ухватился за вилы, да опустил бы их вниз и вперёд, Пахом был бы повержен, чего здесь думать, действовать надо.

                Соперники медленно сходились.
     Пахом на пол головы выше Трифона, да и телом по мощнее выглядел, но его соперник хоть и худоватого телосложения, но был довольно жилист, в работе не уступал ни кому.
            Вот соперники сошлись на расстояние вытянутой руки, на мгновение замерли, затем Пахом было замахнулся кнутовищем, да нечаянно его обронил, но тут же ухватился своей ручищей в держак, Пахом пытался его вырвать, несколько раз дёрнулся, но всё в пустую.
                Словно клещнёй вцепился Пахом, желая вырвать вилы, к тому же сбросив с левой руки плеть, уцепился и второй рукой и тут же потянул на себя.
                Соперники сошлись нос к носу.

         Пахом, вытянув шею, надсел над Трифоном коршуном, вылупил свои глазища на соперника, в которых отсвечивалась полнейшее презрение к этому существу, а как ещё его можно было назвать, когда без всякого предупреждения тебе пытаются сломать хребет.
                Трифон же, втянул в себя шею и больше напоминал сову, которая снизу верх смотрела на этого гадкого объекта, который пытался в чём – то таком нехорошем его разоблачить.

                Хуторской чёрт с явным интересом поглядывал через щель на этих двух подлюк, в самом, что на ни есть, прямом смысле.
               Эти ретивые бойцы находились как раз под ним, под двумя створками люка, через который поднимали или опускали запасы кормов.
          Злотазан слегка нервничал, как тот кот, который видел мышь и уже настраивался на решающий бросок.
                Глаза двух разъярённых конюхов светились как угольки в кромешной тьме, они тяжело дышали друга на друга, мысленно собираясь на окончательный рывок.

               «Этого ротозея всему нужно учить, ничего сам не может дотумкать.
                Ведь какая удачная позиция.
                Да брось ты свои вилы, вынь ножичек и ткни им в брюхо Пахома, пусть остынет малёха»
                Уже чуть ли не крича, обращался к Трифону Злотазан, должна же наступить в конце то концов трагическая развязка, иначе какого он тут лешего столько времени колдыбается.

            Развязка всё же наступила, но совершенно по иному сценарию, вдруг неожиданно, громко и властно постучали в ворота, за которыми раздался голос Егора Пантелеевича:
                -Вот сукины дети!
                -Запёрлись и не открывают.
                -Ей, бездельники!
                -Долго я буду ходить вокруг да около?
                - Вы что там, поуснули?
                - Вот я до вас доберусь!
                -Ох, доберусь!
                - Попляшите вы у меня!
                -Так попляшите, что на карачках отсюда поползёте!
                -Я вам устрою, жизнь развесёлую.

                18 – 19 ноябрь 2018г.