Как я стал маньяком

       

                Было обычное дежурное воскресенье.  У меня. А если быть точнее, у моего дежурного звена истребителей-перехватчиков МИГ-23. Все от неё отдыхали, а мы её защищали. Её и её рубежи. Даже в выходной. Я о Родине!
                А у остального личного состава, непривязанного в этот день к службе, был обычный выходной. Воскресенье- это когда ну, совсем выходная часть личного состава военного аэродрома играет в футбол, смотрит телевизор, валяясь в линялых трениках на продавленном диване, пьёт пиво или просто пьёт. Их у нас называли – романтиками. Были и любители природы, которые вместе с жёнами и прямоходящими детьми, шныряли между сопками и болотами с корзинами и вёдрами в поисках пропитания. Грибочки, ягодки там всякие. И их в гарнизоне у нас называли – заготовителями. Были и фанаты рыбалки. Это те, которые ещё затемно уезжали на озёра рыбачить. Край у нас был озёрный и рыбный.  УАЗики бодренько подпрыгивали на кочках, издавая мелодичный бутылочный перезвон, развозя по прикормленным местам любителей хвостов и чешуи. Возвращались поздно вечером. Развозил по квартирам товарищей офицеров здоровенный водитель заместителя командира полка, по имени Валера. В правой руке он нёс офицера, а в левой мешок с рыбой. Жёны сначала забирали рыбу, а потом молча показывали Валере куда положить (поставить, посадить) маньяка. А именно так их у нас и называли. 
                В понедельник жёны «романтиков», «заготовителей» и «маньяков» встречались у школы (детсада, гастронома), обменивались впечатлениями о прошедших выходных, а заодно, меняли карасей на клюкву, а щук и окуней на грибы и морошку. Натуральный обмен был популярен и способствовал выполнению продовольственной программы отдельно взятой семьи лётного состава. Так, собственно, в застойные восьмидесятые и выживали. Естественно, жёны «романтиков» в натуральном обмене не участвовали, поэтому понимая, что их дома ожидает… вернее понимая, что их дома ничего не ожидает, «романтики» ужинали в гарнизонной столовой. Будете смеяться, но я тоже был «романтиком». Я не любил ловить рыбу, правда, от маринованных грибочков сил не было отказаться, но собирать их… увольте.
                В понедельник вечером я сидел в офицерской столовой в окружении мрачных «романтиков» и тихо препарировал вилкой жареную рыбу с названием из трёх букв, первая из которых «Х». Рыба нехотя распадалась на мелкие серо-коричневые фрагменты, оголяя острые колючки позвоночника, ранящие душу военного лётчика. «Всё рыба, да рыба! Мы что, подводники? – справедливо что-то возмутилось у меня в голове, - лётчика птицей кормить надо!»
                - Приятного аппетита, Санёк! – прозвучал мягкий баритон у меня за спиной.
                Металлическими ножками по щербатому кафелю взвизгнул стул и за стол, за которым я сидел, присел мой приятель – зам. Начальника техотдела капитан Толик Симакин. На его разносе стояла тарелка с рыбьим хвостом, похороненным под слоем сухой гречки, два куска хлеба и два стакана компота. Поварёнок-срочник на раздаче сказал было, что два компота – не положено, но в ответ «про положено» услышал такое, что покрылся весь красными пятнами, а очередь, стоявшая за Толяном, просто рыдала от смеха.
                - Шутишь? – вяло спросил я офицера техотдела.
                - Не лезет? Правильно, а как эта перемороженная бл… может лезть? – сказал Толик, брезгливо подняв на кончике вилки хвост, выпачканный в гречке. 
                - Слышь, военный. Ты чего в душу со своим хвостом? - насупился я, подумывая перейти за другой столик.
                - Стопори, лётчик! Предложение есть! – таинственным голосом ошарашил меня Толя.
                Надо сказать, что эта его фраза «предложение есть», как то сразу мне не понравилась и желание отсесть только усилилось. Когда Симакин говорил свою коронную фразу «предложение есть» или типа «дело верное», всегда как-то попахивало, минимум, выговором с занесением или максимум- гауптвахтой. А это, минимум, портило настроение, а максимум- хотелось прибить этого дрыща в погонах. Вот просто взять и прибить!
                - Я слышал, у вас в эскадрилье на следующей неделе тренировочные полёты начинаются. Так? – спросил, прищурившись Толик, цедя первый стакан компота.
                - Ну, да. Так это не секрет. Полёты и учебные бомбометания на полигоне, - ответил я, будучи совершенно уверенным, что военную тайну не выдаю.
                - А в конце-то, в конце – боевые бросать будете? – с напряжением в голосе спросил технарь.
                - Будем. Боевое бомбометание, как итоговое плановых учений. А тебе то что, Толян? – вдруг, спохватился я, выболтав то, что и моя жена знала.
                - Разговор есть, Санёк. Очень, понимаешь ты, важный и серьёзный разговор. Допиваем компот и ко мне в машину, там без лишних ушей договорим, - заговорщицким тоном, озираясь по сторонам, прошипел Анатолий.
                Чтобы было понятно, фраза «ко мне в машину» не означала ко мне в «Жигули» («Москвич», «Волгу»). Это означало - ко мне в ГАЗ-66-й - раздолбанный, грязный и вонючий грузовик. Толя собрал его сам (дембеля, штрафники с губы) из всякого хлама. Он был давно списан, как автомобиль, поэтому Толя использовал этот «фантом», как своё личное средство передвижения. Идти домой не хотелось, поэтому я решил послушать, что в очередной раз придумал капитан Симакин. Сегодня я был готов на всё. Кроме измены Родине и второго такого ужина рыбой с названием на букву «Х»!   
                Взгромоздившись в кабину 66-го, Толян сразу врубил «люстру» на потолке и выложил на капоте двигателя что-то бумажное. Двигатель у ГАЗ-66 находится прямо в салоне, если кто не в курсе. Придвинувшись поближе, я понял, что передо мной карта. Причём карта района учений и полигона, куда наша эскадрилья собиралась «метать» всё, что ей прицепят на внешние подвески.
                - Ни хрена ты, Толян ,подготовился! – с уважением отметил я.
                - Я ж говорю – дело серьёзное, но верное, - засопел польщённый Симакин, взяв в руки остро отточенный карандаш.
                - Ты чё? Боевую операцию готовишь? – не удержавшись, заржал я, - Толян, давай ближе к теме. Жрать хочется и надежда теплится, что дома Танька чем-нибудь всё же накормит.
                - Сань, вот скажи мне, тебе хочется, чтобы Танька твоя тебя на руках носила? – выдал Анатолий.
                - Ты офигел? Конечно, нет! Ей через два месяца рожать! – постучал я по голове Толика костяшками пальцев.
                - Да я не в прямом смысле, дубина! Чтобы Танька в тебе добытчика увидела, кормильца и опору семьи. А? Молчишь! А твой друг Толя Симакин об этом подумал. Потому, что Толя Симакин – голова! Генератор идей!
                - Слышь, генератор! Не томи уже и правда жрать хочется, а завтра полёты начинаются, выспаться надо, - начинал терять терпение я.
                Анатолий мотнул головой, освобождая перегруженный мозг для новых идей, воткнул остриё карандаша в голубое пятно на карте и начал:
                - Обращаю ваше внимание на этот, с позволения сказать, водоём. Его параметры – 33,5 метра в длину и 21,2 метра в ширину. Глубина наибольшая – 1, 6 метра. То есть, площадь водоёма составляет 710,2 метра квадратных, а примерный объём воды = 1136,32 метра кубических, - вещал «генератор», а я, по прежнему, ничего не понимал.
                - Толян! Сука! – психанул я, прислушиваясь к бурлящему кишечнику.
                - О главном! Саня, там рыбы немеряно! По их спинам ходить можно! Никто из наших маньяков в ту сторону не ездят и о рыбе не знают. Пока! Сиги, хариусы, караси, форель – жирные, как свиньи. Запасёмся на зиму. Балыки, строганинка, Танька твоя пельмешек из форели накрутит. Любишь пельмешки из форельки? – заглядывая мне в глаза, спросила эта сволочь.
                - Люблю, - ошалело ответил я, - только вот из форельки, никогда не пробовал. А как мы будем? У тебя сети есть, Симакин?
                - Да какие сети! Слушай сюда, лётчик. Озерко это всего в двух километрах от вашего полигона, который вы на следующей неделе бомбами и ракетами курочить будете. При подлёте к полигону бросаешь одну «соточку» в эту лужу. Я в это время в трёх километрах с ГАЗоном и Валерой стоять буду. На Валерика химкомплект напялю, дам подсак и в воду загоню рыбу собирать. А сам её, родимую, буду в мешки паковать и в кузов ровненько складывать.
                - Ну ты, старик, совсем охренел! Какую «соточку»? В какую лужу? Под трибунал хочешь меня загнать? Да, пошёл ты! – орал я на уже бывшего друга, напяливая на череп фуражку и собираясь катапультироваться из кабины этого сраного «дрыздолёта».
                - Да, подожди ты, баран! Какой трибунал? Всё продумано до мелочей! Озеро всего в двух км от полигона. На общем фоне вашей «войнушки», никто внимания не обратит на твой сброс. Вернее, я сделаю так, что никто внимания не обратит. Собственно, договорился я уже с полигонщиками. Два мешка рыбы это будет стоить. Главное -чтобы ты не промахнулся. А? Не промахнёшься, Сань?

                Прошла неделя лётных учений, наступил день, когда моё звено должно было, согласно полётному заданию, произвести бомбометание боевыми боеприпасами. Вчера вечером звонил Симакин. Предупредил, что они с Валерой в 9-00 уже будут на точке. С мешками. Вот сволочь!
                За завтраком предупредил своих парней из звена о предстоящем выполнении «продовольственной программы». Естественно, каждому пообещал… по мешку рыбы. Парни оживились и просили не промахнуться. Сволочи!
                На аэродром приехал раньше всех. На велосипеде. Решил проверить работу техников и поприсутствовать при загрузке бомб на установленные держатели. По плану бомбометание должно было производиться шестнадцатью бомбами со специально установленных внешних держателей. «Соточками», как говорил Толик Симакин. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что бомбовая нагрузка на все четыре самолёта моего звена уже загружена и находится на штатных местах. Стахановцы! Привлек внимание автопогрузчик, стоящий под крылом моего самолёта и два типа в комбинезонах, сидящих на ящике из-под бомб. Подкрутив педали поближе, я узнал Фёдора, своего техника и начальника склада боеприпасов, старшего прапорщика Черняка Александра Яновича. Мой Федька и Яныч были закадычными друзьями, несмотря на разницу в возрасте лет в двадцать. Объединяло их две вещи. Спирт, которого у одного и у другого было хоть залейся и любовь к авиации.
                - Привет, прапора! – приветствую технарей и, на всякий случай, приседаю, заглядывая под брюхо своего МИГа.
                - Здорова, командир, - бодренько поприветствовал мой техник.
                - Владимирыч, я сейчас всё объясню, - соскочил с ящика Яныч, увидев, как меня перекособочило от увиденного.
                Дело в том, что ещё вчера на все четыре самолёта звена были установлены специальные многозамковые балочные держатели для шестнадцати стокилограммовых бомб. А у меня «висело» двенадцать «соток» и одна 250 килограммовая бомба, в народе называемая «чекушкой».
                - Яныч, это, что за свинья? – миролюбиво задал я вопрос, ища глазами вокруг что-нибудь потяжелее. 
                - Владимирыч, тут такое дело… уронили на складе мои козлы «чекушку». Списать не могу, утилизировать – спецов таких нет, а держать долго опасно. Сбросить её надо, Саня, - заискивающе глядя мне в глаза, сказал этот старый чёрт, с тремя звёздочками в ряд на погонах.
                - Надо сбросить, командир, - эхом отозвался красноносый Федька, выглядывая из-за костлявого плеча Яныча.
                - Совсем с ума посходили? Вы на что меня толкаете? А как вы эту хрень к балочным держателям присобачили? А если она при взлёте отвалится? Или вообще не сбросится? Мне что? Катапультироваться прикажете? И почему я, Яныч? – заламывал я руки в истерике.
                - Ну, потому, что ты друг, Саня! Во вторых ты супер асс! Мы ж помним, как ты от своей ракеты убегал. Да кому такое доверишь то? А я со своей стороны… Скажи, Федь! И на полигоне уже, кому надо, проставлено.
                - Точно, командир, - вписался техник.
                - Проси чего хочешь! В лепёшку расшибусь, а сделаю! – зачем-то перекрестился еврей Яныч.
                - А чего у тебя просить то? Ещё одну бомбу? Таньке капусту солёную на кухне в ведре придавливать? А как вы её подвесили то? А замки? – поинтересовался я инженерной частью операции.
                - А вот тут будь спокоен! Лучшие умы трудились всю ночь над усовершенствованием конструкции замков балочных держателей. Не подведёт! – вмешался в разговор мой Федька.
                - И что за умы такие? – поинтересовался я авторами ноу - хау.
                - Так это мы с Янычем, - ответил Фёдор, приобняв своего кореша и наставника за острые плечи.
                И тут Яныч решил добить меня окончательно:
                - Тут Санёк, дело в следующем… Снимать «чекунец» уже нельзя… Опасно!
                И эти два урода, как по команде, сделали три шага назад, будто этим они обезопасили себя от взрыва 250 килограммовой авиационной боевой бомбы. Нет, ну не суки? А? Со стороны башни показался ПАЗик. Это везли лётчиков моего звена. Мозг выскакивал из черепной коробки, поэтому я поглубже нахлобучил на себя шлем и подошел к трапу. Ноги не шли, руки не цеплялись. Остановился автобус, из него весёлой толпой вышли мои старшие лейтенанты. Я, не здороваясь, помахал им рукой и показал на запястье левой руки. Типа – время, пацаны! Потом поставил ногу на первую ступеньку трапа и, обернувшись к прапорщикам, тихо сказал:
                - Если что-то пойдёт не так, вернусь и пристрелю каждого. Лично! Два раза!
                Дальше всё шло, как шло сотни раз за мою долгую капитанскую службу боевого лётчика второго класса. «Добро» на рулёжку, «добро» на взлёт… Наше с Симакиным озеро, за время учений, я пролетал восемь раз и рассчитал всё: скорость, высоту, угол атаки и т.д. Шансов уйти от меня у озера не было. Мысль сбросить в него «чекушку» пришла при наборе высоты. Время подлёта к «цели» - 7 минут. Я сидел в луже пота, хлюпая в ней ягодицами. За эти минуты промелькнуло всё. От «пятёрки» по математике при поступлении в лётное училище, до момента зачатия ,нашего с Танькой, первенца на холодной скамейке осеннего парка. Лёгкий щелчок тумблера, мой МИГ слегка «подпрыгнул», освободившись от «чекушки» и в ушах еле слышный восторженный шёпот ведомого:
                - Класс, командир!
                На полигоне отбомбились штатно. Без замечаний. На аэродром вернулись согласно графику полётов. Вовремя, то есть. Во время рулёжки и постановки борта на стояночное место, рядом бежал мой техник Фёдор со счастливым лицом, красным носом и гордым видом. Он нет, нет, да и заглядывал под фюзеляж, убеждаясь, что там «чисто». Чуть в стороне стоял автопогрузчик, гружёный пустыми ящиками из-под авиабомб. На них восседала тощая фигура Яныча, нервно курившего «Беломор».
                Пока, мокрые от пота трусы были тёплыми, выходить из кабины не хотелось. Я открыл «фонарь» и крикнул своим, чтобы меня не ждали, типа есть вопросы к техникам. ПАЗик, пыхтя выхлопной трубой, уехал, трусы остыли, и я спустился на бетонку аэродрома. О том, что наше звено успешно «отбомбометалось» я доложил ещё в воздухе. Подведение итогов и раздача «слонов» и «люлей» будет только завтра, а сегодня… А на сегодня «небо на замок». Подъехал с просветлённым лицом Александр Яныч и предложил подвезти. Ехали «с ветерком» на автокаре склада боеприпасов, на пустых ящиках из-под бомб. Служебные помещения предполётной подготовки находились недалеко. Яныч остановил свой транспорт и, широко улыбнувшись своими жёлтыми от «Беломора» зубами, торжественно сказал:
                - Вованыч, дорогой! Мы тебя ждём, не задерживайся. Всё ж накрыто!

                На следующий день, из рассказа капитана Симакина:
                - Согласно плану операции, в 9-00 мы с Валерой были в обусловленной точке дислокации. Визуальное наблюдение велось в 12-ти кратную оптику. В 9-26 услышали, а в 9-27 увидели пролетающие над нами летательные аппараты, типа МИГ-23. А через десять секунд, как ёб… Вернее, как херакнет! Саня, у меня движок в 66-ом заглох! Валера даже побежал спасаться, но в «химдыме» далеко не убежишь. Догнал засранца! Как-то завелись, подъезжаем на место, а там просто воронка метров пять глубиной и два ведра воды на дне. Саня, это у нас такие сейчас бомбы делают? Вот поэтому Америка нас и ссыт! Короче, рыбы вокруг немеряно. Валера даже в конце нашей «рыбалки» химкомплект снял, упарился пацанчик. Ходит с двумя вёдрами и собирает хвосты, а я в мешки пакую. Ну, и мелочь обратно в лужу кидали. Конечно, не так много получилось, но слишком уж много раздать пришлось. Твоим, моим, нашим… Но вот в следующий раз…
                Поздно вечером в дверь моей служебной квартиры позвонили. Заспанная, злая Танька открыла дверь и увидела на пороге нашего водителя Валеру. В левой руке он держал за портупею меня, а в правой руке большой мешок, полный рыбы. Танька, по неопытности, сначала схватила меня, но Валера всё исправил. Он молча заволок меня в комнату, положил боком на диван, снял ботинки, все ремни и расстегнул все пуговицы. Потом занёс мешок в санузел и высыпал всю рыбу в ванную. А моя Танька стояла, ошарашенная происходящим посреди комнаты, смотрела на выверенные, чёткие манипуляции Валеры и обеими руками держала свой здоровенный живот.
                Вот так я из «романтиков», минуя «заготовителей» перешёл в высшую касту. Я стал «маньяком».  Весной, после того, как растаял снег, огромная воронка заполнилась водой. Перелётные водоплавающие занесли на лапках икринки и осенью, со слов Симакина, там вовсю резвилась рыбья молодь. А всё-таки пельмени из форели – это вещь, доложу я вам!