Колонный зал

Школа, как же давно это было, хотя…
Принято считать, что из детства память сохраняет только чистое и светлое, – так это неправда, всякое помнится. Возьмёт ли кто-то на себя смелость заявить, – это есть добро, а это есть зло? Всегда ли полюса постоянны, не меняются ли местами с течением лет? Может поэтому улыбка никогда и не обходит детские воспоминания? Улыбка ведь и грустной бывает, да хотя бы потому, что причину и следствие, событие и улыбку, может разделять пропасть лет.

В марте, в самом начале весны, я тогда учился в четвёртом классе, в школе проходил конкурс. Комиссия сверху просматривала записавшихся, требовались таланты. Было это не заурядное школьное мероприятие, а отбор на районный смотр, с перспективой попасть на смотр городской.
В школьной самодеятельности я может и не самый первый был, но на хорошем счету. Пел в хоре вторым голосом, даже запевалой ставили, декламировал разное, особенно хорошо у меня басни получались. И угораздило же меня тогда записаться на конкурс чтецов. Это всё моя общительность, привычка всюду совать свой нос. В школе меня знали и школьный отбор я прошёл шутя, теперь предстоял отбор в районном Доме пионеров.
В район от нашей школы отобрали троих. Была девочка из восьмого класса, она на скрипке играла – закачаешься, я с декламацией и пацан из параллельного класса с танцами-плясками. Район, это не родная школа с низенькими подмостками актового зала, это считай настоящая сцена межрайонного Дворца пионеров. Каково это после школьного-то зальчика из двух классов, а если ещё и отборочная комиссия с самого города?
А их я как сейчас помню. Пять тёток в какой-то серой наглухо застёгнутой одежде, а у одной так вообще мужской пиджак и галстук. Был с ними мужчина в офицерском кителе, без погон и вообще без чего-либо на груди. Мне это тогда странным показалось, у любого мужика если не сами награды, то орденские планки приколоты. Ордена может и не у всех были, так медалями гордились, нашивками за ранения. Это теперь вольница, а тогда всё строго было, шёл 1955 год.
Комиссии предстояло свою работу выполнить, отобрать достойных участников на городской смотр. С этого смотра кто-то мог попасть на праздничный концерт в Колонный зал, а там точно гости из горкома будут, а может и из ЦК. Именно там, и только там будет дана настоящая оценка работы комиссии. Промахнуться никак нельзя, праздничный концерт в честь 85-й годовщины со дня рождения В.И. Ленина событие не ординарное.
Тематика конкурсных произведений заранее не задавалась, просто требовалось соблюдать нормы идеологии государства, основанного юбиляром. Это я к тому времени вполне усвоил и к отбору произведения отнёсся весьма строго, даже придирчиво. Но, сама жизнь подсказывала тему для моего выступления.

В то время не многим хорошо жилось, основная масса народа жила после войны в тесноте и бедности. Например, народу в нашей семье было пятеро, а метров в комнатке аж девять метров. Это же меньше кладбищенской нормы, а ведь жили, на лучшее надеялись. Хоть сказано: - "Квартирный вопрос испортил москвичей", но москвичи не испортились, они работали, строили новую Москву, и о лучшей жизни мечтали. Началось строительство через два дома от нас, значит – скоро и наши халупы снесут!?! Только об этом теперь и говорилось, и мечталось в округе! 
Поскольку к конкурсу я готовился основательно, идеологически выверено, нет ничего удивительного, что я выбрал, как мне казалось, беспроигрышное произведение В.В. Маяковского – "Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру". Вещ основательная, социально направленная, в духе времени и текущего момента, а главное – с моими чаяниями созвучная.
Что я не спал перед поездкой на смотр это плохо, но, это нормально, естественная ответственность за порученное дело. Что я не замечал никого из прочих конкурсантов это хорошо, не отвлекался и был занят только собой. Сейчас про меня тогдашнего сказали бы – готов всех порвать как Тузик грелку. Не знаю, может и был готов, может и порвал бы, только... бодливой корове бог рогов не даёт.
Выступающих передо мной не слышал, слышал только себя и повторял в уме моменты, где по-особому надо было интонировать текст. Наконец наступила моя очередь, из правой кулисы я двинулся к середине авансцены. Если бы занавес был закрыт, если бы я просто вышагнул вперёд из его стыка, может тогда всё и обошлось бы? Может быть, хотя… едва ли, не обошлось бы и тогда. Просто мой позор и унижение передвинулись бы на более поздний срок и в более высокие инстанции. Моя затея была изначально обречена на крах, хоть я приготовил бы для декламации речь Ленина, звучавшую с броневика на Финляндском вокзале.   

Дело в том, что я инвалид с детства. У меня проблемы с левой ногой. Когда я иду, я не сгибаю её в колене, подволакиваю, хромота очевидна и ярко выражена. Эстетика походки – понятие не из моей практической бытности, исключительно только из устного лексикона. Практические запросы мои на тот момент были скромны, – счастье что вообще хожу.
Только… это для меня нормой было, родня и ближний круг знакомых привыкли, а посторонние… Право же не хочется об этом вспоминать, да куда от этого денешься, такая вот школа жизни у юного пионера, с неправильной походкой. А со сцены бодро и весело летели в зал слова: 

"… Придёшь усталый,
вешаться хочется.
Ни щи не радуют,
ни чая клокотанье.
А чайкой поплещешься -
и мёртвый расхохочется
от этого
плещущего щекотания.
Как будто
пришёл
к социализму в гости,
от удовольствия -
захватывает дых.
Брюки на крюк,
блузу на гвоздик,
мыло в руку
и...
бултых!
Сядешь
и моешься
долго, долго…"

Читая Маяковского, а он сложен для декламации, мне было не до разглядывания лиц членов комиссии, а закончив читать я испугался. Комиссия смотрела на меня, но… с каменными лицами. Я испугался, неужели в тексте что-то пропустил? Из ступора меня вывел мужчина в кителе. Он поднялся из кресла, посмотрел на тётку в пиджаке и как-то совсем не громко сказал:
 – Ладно мальчик, иди, и скажи там, пусть пока следующего не выпускают, мы дадим команду, перерыв пока.
Я вернулся в кулису, сказал про перерыв, а сам выглянул в зал. Комиссия толпилась в проходе, тётки в пиджаке среди них не было.

Это потом, много лет спустя, я понял, что она ходила звонить, советоваться с кем-то сверху. Она сама и возглавляемый ею "орган" видимо своей властью не решились допустить передвижение по сцене – неуставным шагом. Видно галстук на ходу развевается непотребным образом на горячей груди пионера, не так, как в уставе прописано. Да и недолжно советскому пионеру хромать, разве это допустимый способ движения в светлое будущее?
Так, или примерно так, объяснили тётке в пиджаке характер движения советской пионерии на текущем историческом этапе. Комиссия безупречно выполнила свою работу, отбор был проведён тщательный, только достойнейшие представляли юных ленинцев на юбилейном концерте. 
Читатель видимо уже догадался, что на городской смотр я в тот раз так и не попал. А на все последующие школьно-пионерские конкурсы-мероприятия я уже и сам не стремился попасть. С организованной самодеятельностью, с тех пор, было решительно покончено. Петь можно не только со сцены, можно для себя, для друзей. Что до стихов, так их лучше читать, а не декламировать, ещё их можно писать, кто умеет.

Переживал ли тот школьник крушение своего идиллического взгляда на окружающий мир? Не то слово, рёвом ревел – маме в подол. Святые люди – мамы, знают ответы на любой вопрос, залечат любую рану. Давно эта боль была, но… помнится.
А в Колонный зал я в тот пятьдесят пятый год всё же попал, и не беда, что гостем на новогоднюю ёлку.
 
13.09.2017


Рецензии
Спасибо, Александр, за эти воспоминания. Согласна с Вами : "Что до стихов, так их лучше читать, а не декламировать, ещё их можно писать, кто умеет". И что мамы, это святые люди...
С уважением.

Лора Шол   19.11.2018 20:34     Заявить о нарушении
Да, мама - это СВЯТОЕ:

Гордиться этим или горевать
Я свет увидел в страшную годину,
Война хоть миновала середину
Но, ни одна ещё заплачет мать.

А у моей улыбка на лице,
Хотя боёв лютует завируха,
Глаза к беде привычны, смотрят сухо,
Не выдадут тревоги при мальце.

Зачем тебе росток осенний знать,
Что по весне цветущею порою
Уж расцветал бутон хорош собою,
Чтобы, набравшись сил благоухать.

Но не случилось радость сохранить.
Побег весенний буря изломала,
Мать от беды тогда слабей не стала,
Что не убило – должно укрепить.

И вот, как отгремело полвойны,
Явилась маме мысль о новой жизни,
Нельзя чтоб для народа только тризны,
Побеги свежие расти должны.

От дома гром сражений отступил,
Природа возместить урон стремится,
Коль не вернуть в войне пропавших лица,
Так надо – чтобы вместо кто-то жил.

И я пришёл помеченный войной
Когда заря победы уж всходила,
Но почтальонка взгляд всё ж отводила,
Не ведая, что принесла с собой.

В суровый и холодный мир входя
Старался маму плачем не тревожить,
А смехом и улыбой радость множить,
В дне завтрашнем надежду находя.

Война родной покинула предел
Остывшее оставив пепелище,
Но мама знает, что тепло отыщет,
Чтоб всход осенний веселей глядел.

Так я и рос заботой окружён
Под маминым всевидящим надзором,
В невместном детстве, в возмужанье спором,
С мала переть готовый на рожон.

И пёр, и не по-детски получал,
Но и другим пускал из носа юшку,
За дело чаще, иль не за понюшку,
Цена и соль всех будущих начал.

И будущность, восьмой десяток лет,
Стремит по жизни знаемые лица,
Пора бы многим было и забыться,
Не с каждым бы глядел на этот свет.

Но не в ряду, отдельно, есть лицо,
Что много лет с меня не сводит взгляда,
Со мной горюет, достиженьям радо,
Когда меня считает молодцом.

Я безоружен перед ним всегда,
Кривить душою с детства нет охоты,
Соврать ему,.. ЕЙ,.. Обманувши – кто ты?
Нет, я всё тот же мальчик, как тогда...

Да-да тогда, когда пришёл отец,
В сорок седьмом Победа отпустила,
Мне три, я плакал, мама голосила
При мне впервые, – страхам всем конец.

И в декабре, тогда, под Новый Год,
Всех нас Отец народу дал отраду:
– Все в магазин, продуктов сколько надо,
Пришёл конец всех карточных забот.

И ты, собрав немногие рубли
Своим трём детям праздник сотворила,
Наверно до войны богаче было,
Но мы-то с Катей помнить не могли.

Я вижу скулы, сжатые отца
И ты в слезах, невиданное дело,
А у детей лицо восторгом рдело,
Тепло, все дома, счастью нет конца.

Или ещё, портняжила, когда,
Костюмчик шила мне, ведь шёл я в школу,
Скакал нетерпеливый и весёлый
Не ведая, что Singer навсегда.

Когда возрос, уж взрослым мужиком
Её привёл с тобою познакомить,
Ты помогала наш дуэт настроить,
Твой камертон давал нам тон потом.

Весной тебя обрушила болезнь,
Живыми были лишь глаза и руки,
Ты не застала как родились внуки,
Но им заздравную шептала песнь.

Потом я был жарою оглушён,
Но холодел от грянувшей разлуки.
Калитники, свечей, горящих звуки,
И грудь терзает обречённый стон.

Тому почти полвека протекло,
Твоё моленье наш очаг хранило,
И хоть по-всякому за годы было,
С потерей, но юдолью пронесло.

Теперь настал и мой черёд просить
Создателя: – Будь милосерден к внукам,
Пусть дольше не узнают путь к разлукам,
А я,… могу их лишь благословить.

На мучивший вопрос нашёл ответ:
– Гордиться к жизни выпавшей порою,
Что становленья путь мной про̀йден с тою,
Что до сих пор попутный дарит свет.

23.07.2017

Александр Ладошин   23.11.2018 12:16   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.