Разномыслие

(Об одной моей встрече со своим бывшим учеником).

Мои встречи с бывшими выпускниками, моими учениками, стали совсем редкими. Это объясняется, вероятно, тем, что уже почти десяток лет я сам вне школы. Выпускают их в жизнь иные учителя,  не похожие на людей той формации, где почитались несколько иные ценности, чем сейчас.

Но одна встреча,  запавшая в моё стариковское сознание, произошла недавно. На неё вызвался сам мой бывший талантливый ученик. Его одного хватало на то, чтобы мой урок по литературе приобретал для всех в классе остросюжетный характер и всегда  для всех значимый.

Это был начитанный еврейский мальчик. Черноглазый, с кудрявой копной волос, всегда чистый и аккуратный, он был востёр умом и речью, всё хватал на лету. Когда на уроке были проверяющие из комитета образования или института усовершенствования учителей, то все они заходились от восторга при виде того, что было на уроке. А на уроке буквально кипела горячая полемика.

 Помнится, было что-то связанное с взаимоотношениями Обломова и Штольца по роману Гончарова, и  талантливый еврейский мальчик (назовем мы его для порядка Яшей) занял сторону Штольца. Часть класса с неистовой страстностью  отстаивала «голубиную душу» Ильи Ильича Обломова. Этому русскому отряду ребятишек не нравился ненашенский прагматизм  гончаровского Андрея и их товарища, Яши Гонтаря.  В конечном итоге вышла «боевая ничья», и все сошлись на том, что дальнейшая жизнь рассудит, кто окажется правым.  Я нарочно не стал занимать ту или иную позицию и всячески уклонялся от неё. Мне важно было увидеть, как дети вникают в подробности и в ткань художественного текста, учатся находить, опираясь только на текст, необходимую аргументацию,  обучаются мыслить и чувствовать эстетически, прививая себе истинный вкус к настоящему оппонированию.

Так вот, повторяю, мой бывший ученик сам проявил инициативу встретиться с ним в одном незаметном городском кафе. В «незаметности» настоял я. Он не стал противиться, хотя заметно был недоволен: ему хотелось блеснуть передо мной своим купеческим размахом и благотворительностью А благотворительность его заключалась в том, что он, наткнувшись на мои тексты на сайте «Проза. ру», решил издать их книжкой за свой счет.  В кафе  от такого его предложения я наотрез отказался, и он изо всех сил старался меня поразить «купеческим размахом»: стол ломился от яств на немалую сумму.

К своим 45 годам он выглядел таким же опрятным и аккуратным еврейским мальчиком. Одно только было пугающим в нём: непреложность той жизненной позиции, которую он избрал для себя. Штольц, предприниматель и купец, оставался по-прежнему для него кумиром.
- Мы, современные Штольцы, кузнецы своего счастья, - говорил он мне, листая что-то на своём мобильнике. – Вот что я вам прочту, - сказал решительно он и начал декламировать почти с пафосом:
«Торговец – вот символ взаимоотношений между разумными людьми, нравственный символ уважения к человеку. Мы, живущие ценностями, а не грабежом, – торговцы по сути и духу. Торговец – это человек, зарабатывающий то, что ему достается, не дающий и не берущий незаработанного. Торговец не ждет, что кто-то заплатит за его неудачи, не просит, чтобы его любили за его недостатки. Торговец не растрачивает себя физически на жертвы, а духовно на милостыню. Торговец – символ справедливости»

После декламации Яша посмотрел на меня торжествующе, победоносно, дескать, то, что вы нам внушали на образцах русской и советской литературной классики, - устаревшая чепуха, только мешающая деловым людям жить свободно и счастливо.
- Вы знаете, кого я цитирую? – спросил Яша. -  это мой нынешний моральный кумир. Женщина, между прочим, крупный философ Айн Рэнд. Вот еще ряд цитатат:

«Веками битва за мораль шла между теми, кто утверждал, что наша жизнь принадлежит Богу, что благо – это самоотречение ради призрачного рая, и теми, кто проповедовал, что благо – это самоотречение ради убогих на земле. И никто не сказал, что жизнь принадлежит вам и благо состоит в том, чтобы прожить ее».
«Либо новая мораль, основанная на рациональной личной выгоде, и как следствие – свобода, справедливость, прогресс и счастье человека на земле. Либо – старая мораль альтруизма, и как следствие – рабство, насилие, непрекращающийся террор и печи для жертвоприношений».

Я понял, что передо мной сидит НЕОЛИБЕРАЛ с давно усвоенной мыслью:  «Единственная моральная цель человека – его собственное счастье».
Разубедить такого – сложнейшая задача. Она из области фантазии. И поэтому ему я возразил кратко, как позволяла ситуация:
- Если «единственная моральная цель человека – его собственное счастье», которое возможно только в условиях НЕУЁМНОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ, то от планеты, где уже за семь миллиардов охочих до этого «счастья», без «старой морали  альтруизма»,  не останется даже осколков.

Но каждый из нас ушел со своим. Я – с тем, что давно было заложено в «голубиной душе» Обломова – мечта о гармоничной нетронутости планеты (природы) с сохранением в человеке божественной благодати и совестного желания справедливости и любви, и он – с неолиберальной мечтой о незыблемости и святости личного материального достатка и собственности со звериными средствами конкуренции. Даже если Планета разлетится от непомерной нагрузки и человеческой драки за собственность на куски.


*Рисунок из Интернета