Дорога домой

Часть 1.
Мы как раз садились ужинать, когда на моем телефоне раздался сигнал видеозвонка Скайп. Я отключил его и сел за стол. Жена размещала в центре стола большое дымящееся блюдо, а мой девятилетний сын пододвигал стаканы к тарелкам. Тут из детской с планшетом в руке прибежала маленькая Лола.
-Бабушка звонит!;—;радостно сообщила она, показывая на значок Скайп, мигающий на экране.
-Мы сейчас ужинаем, отключи звонок и садись за стол.;—;сказал я, вынимая из её рук планшет.
-Но она, наверное, ждёт! Хочет поговорить?;—;нежным детским голосочком возразила мне дочь.
-Мы перезвоним ей после ужина!;—;я легонько ущипнул её за щечку. Она тут же улыбнулась мне в ответ и без напоминаний направилась к раковине в левом углу кухни. Пододвинув стул, она стала неумело карабкаться на него, а на предложение жены помочь, уверенно отрезала:
-Я сама!
Мы с женой переглянулись и улыбнулись, продолжая наблюдать, как наша четырехлетняя дочь неуверенными движениями выдавливала себе на ручки жидкое мыло и, тщательно намылив их, смыла пену водой. Я смотрел на неё и тёплое необъятное чувство нежности наполняло меня изнутри. Мне хотелось поднять её на руки, целовать, обнимать, утыкаться носом в её шею и слышать её заливистый смех каждую минуту.
Покончив с мытьем рук, Лола села к столу на, специально для неё купленный, высокий стульчик, и мы, весело болтая, принялись за еду. Вслед за основным блюдом последовал десерт, а потом долгое чаепитие. Мы рассказывали друг другу, как прошел наш день, затем стали играть в устные игры с сыном. Мы угадывали слова, загаданные сыном, по его подсказкам, и хохотали, когда дочка, стараясь казаться взрослой, выкрикивала свои ответы, совершенно не понимая игры. Наше застолье затянулось на полтора часа. Взглянув на часы, я ахнул.
-Ребятки, ну мы с вами и засиделись! Пора убирать со стола! Самир, помоги маме, а потом приготовь вещи на завтра в школу! Я пока искупаю эту маленькую хулиганку!;—;я стал с рычанием гоняться от убегающей дочки. Она с радостными криками бегала из комнаты в комнаты, уворачиваясь от моих рук.
Когда дети притихли с мамой в детской, слушая, как она читает им книжку, я, наконец, взял в руки телефон. Пропущенный звонок Скайпа всё ещё висел ярлыком на заблокированным экране. Часы показывали девять вечера, а это значит, что в Узбекистане уже второй час ночи. Я раздраженно вздохнул, и раздражение это было направлено, прежде всего, на меня самого. Я снова не рассчитал время и не перезвонил матери, которая ждала моего звонка. «Позвоню завтра с работы!» утешил я свою совесть и отключил телефон.
Вот уже двенадцать лет я жил в Лондоне вместе со своей семьей. Я перебрался сюда, будучи ещё неженатым парнем, в поисках интересных впечатлений и новых перспектив. Мне казалось, что я не осяду здесь надолго. Я представлял себя эдакой птицей свободного полета, вечно стремящейся выше и выше. «Несколько лет, не больше! А потом я отправлюсь к новым берегам!»;—;думал я. Но всё изменилось, когда я встретил Наргизу. Узбеков в Лондоне было немало. Для нас часто организовывались различные мероприятия, где мы собирались поговорить на родном языке, поесть национальные блюда, послушать узбекские песни, да и просто, чтобы приглушить тоску по Родине. И хотя я не пропускал ни одной такой посиделки, почему-то, Наргизу я встретил не сразу. Но зато, увидев её один раз, влюбился сразу и бесповоротно. На вид кроткая, тихая, при более тесном общении, она показала свой характер;—;спокойный, но твердый и решительный. Спустя каких-нибудь пол-года мы отправились в Узбекистан и сыграли свадьбу. Наша совместная жизнь начиналась в темной однокомнатной квартирке со скошенными потолками и маленькими окнами с щелями, сквозь которые в комнату запросто задувал ветер. Мы смеялись над безденежьем и строили грандиозные планы. А потом всё завертелось;—;ожидание нашего первенца, стабильная работа с перспективой карьерного роста, кредит на холодильник, кредит на машину, кредит на дом в пригороде Лондона.
И вот я здесь уже двенадцать лет, и мечта о новых горизонтах осталась где-то далеко позади.
Как и родной дом в кишлаке недалеко от Ферганы. Там, где я вырос, бегая летом босиком по пыльным улицам, где я закончил школу вместе со своими самыми лучшими друзьями, где моя мать провожала меня в далекую непонятную страну, стоя у ворот и читая мне вслед молитвы. Там она живёт и по сей день. Раньше я летал каждый год навещать её, но теперь с этим стало сложнее;—;новая должность не позволяла мне брать отпуск в любое время, а порядок школьных каникул и работа жены делали поездки на Родину практически невозможными. Каждый год мы планировали полететь в родные края, но раз за разом наши планы менялись в силу каких-то обстоятельств.
В последний свой приезд я подарил маме телефон последней модели, в надежде, что это позволит нам регулярно общаться по интернету, и я смогу тем самым хоть как-то сгладить свою вину перед ней за своё отсутствие. Но моя престарелая мать никак не могла подружиться с новомодной техникой, и каждый раз, желая поговорить с нами, она шла к своему племяннику, живущему через пять домов, чтобы он связал её с далеким Лондоном. Если же звонил я сам, она, если слышала, могла взять трубку самостоятельно, и тогда разговор проходил дома, без посторонних людей.
Лежа в кровати и засыпая, я снова пообещал себе: «Завтра обязательно позвоню маме!».
Весь следующий день прошёл невероятно напряженно. На работе, несмотря на то, что это была пятница, был полный завал. Не отрываясь от компьютера ни на минуту, я читал и печатал документы один за другим, позабыв поесть и попить. Когда я ехал в машине домой, уже смеркалось и мелкий дождь барабанил в лобовое стекло. Я чувствовал ужасную тяжесть в голове, боль в шее и плечах, моим единственным желанием было поскорее добраться домой, принять душ и поесть. Обычные для этого времени пробки на дорогах раздражали больше, чем всегда. От неожиданной вибрации телефона я вздрогнул и зло посмотрел на экран. Звонок Скайп от мамы. Не взять трубку во второй раз было нельзя, но и говорить в такой обстановке и в таком настроении было невозможно. Я установил телефон на подставку, закрепленную присоской к лобовому стеклу, нажал кнопку «Принят вызов» и, не церемонясь, торопливо начал:
-Мама, привет! Я сейчас в дороге, не могу говорить! Приеду домой, поговорим, хорошо?
На экране появилось сосредоточенное лицо матери, и она неспешно начала:
-Здравствуй, сынок! Как твои дела? Все хорошо? Как Наргиза? Как мои внучата?
Я нетерпеливо цокнул языком и ещё раз протараторил:
-Мама, всё хорошо! Я в дороге! В ДО-РО-ГЕ! Не могу говорить! Перезвоню!
-Где ты?;—;переспросила мама не то из-за плохого качества связи, не то из-за слуха, который с годами становился все слабее. Вереница машин впереди меня тронулась, я нажал на экране кнопку отключения и вдавил педаль газа.
Добравшись домой, поужинав и отдохнув, я пришёл в себя. Вытянув ноги в кресле перед телевизором, я уставился на экран, где мелькали кадры вечернего ток-шоу, но мысли мои были совсем в другом месте. Я думал о том, как неловко получилось с мамой и том, что следовало попрощаться с ней, прежде, чем положить трубку. С другой стороны, думал я, я ведь всё сказал ей, объяснил, и моей вины в том, что она этого не расслышала нет, ведь у меня действительно не было возможности в этот момент громко и медленно проговаривать всё несколько раз. Я злился на маму за то, что она не слышала с первого раза, за то, что она не может быстро сообразить, что я в машине, за рулем, что в такой ситуации никак нельзя разговаривать. Но, чего уж врать, на самом деле я быль зол на себя, и я понимал, что ищу оправдание своей грубости, но его нет и от этого я злюсь ещё больше.
Наргиза, почуяв мои душевные терзания, спросила:
-Всё в порядке? Ты какой-то беспокойный?
Она всегда чувствовала меня. Я вздохнул и поднялся из кресла, собираясь лечь пораньше спать после трудного дня.
-Всё в порядке! Завтра надо будет маме позвонить. С утра. Пораньше.
-Ты же собирался сегодня днем позвонить?;—;удивилась жена.
Вспомнив сегодняшний день, меня снова охватило раздражение.
-Сегодня не получилось.;—;коротко ответил я и пошёл в спальню.

Часть 2.
Субботним утром, не вставая с кровати, прямо в пижамах мы стали звонить маме. Я усадил Лолу на колени, Самир примостился рядом, Наргиза готовила завтрак на кухне.
Мама подняла трубку, мы весело загоготали.
-Бабуля, бабуля!;—;махали в телефон дети. А бабушка посылала им воздушные поцелуи в ответ.
-Ох, мои хорошие! Мои сладкие! Как я по вам соскучилась! Как ваши дела? Моя сладкая девочка, как ты подросла! Самирчик, а ты так возмужал! Настоящий мужчина! Как твои дела в школе?;—;бабушка задавала вопросы один за другим, не дожидаясь ответа на них. А внуки отвечали ей, пытаясь перекричать друг друга. Я не пытался влезть в этот громкий разговор и только поворачивал телефон от одного ребенка к другому. Наргиза громко смеялась на кухне, слыша, как дети болтают с бабушкой. Наконец, когда все детские новости была рассказаны, новые навыки продемонстрированы, а песенки спеты, я отправил детей на кухню, чтобы поговорить с мамой в тишине. Дети вышли из комнаты, Самир по моей просьбе прикрыл дверь.
-Фуф, ну, слава Богу! Наконец-то, можно и поговорить!;—;пошутил я.;—;Ну, как вы, мама? Все хорошо? Как здоровье? Как ноги? Не болят?
Мама спокойно отвечала на все мои расспросы.
-Всё хорошо, сынок, спасибо! Нет, не болят! Ну, ты знаешь, иногда бывает! Но в моем возрасте, если ничего не болит, тоже странно!
Мы болтали о соседях и родственниках, о моей работе, о детях. Мама спрашивала о погоде. Она каждый раз спрашивала о погоде, переживая, что в этой вечной сырости мы заработаем себе какие-то болезни.
-То ли дело у нас!;—;хвастливо сказала мама;—;Лето, как лето! Весна, как весна! А не одна сплошная осень, как у вас там!;—;я засмеялся, а мама продолжила:;—;Возвращался бы ты, сынок, тут, как ни крути, а лучше!
-Началось!;—;закатил глаза я.;—;Мам, ну, не надо опять? Мы же это сто раз обсуждали!
-Да, обсуждали.;—;согласилась мама;—;Но я надеялась, может ты передумаешь? Здесь твой дом, всё-таки! Твоя родная Земля!
-Да, но что я буду делать там, на своей родной земле?;—;я передразнил интонацию мамы.;—;Где буду работать? Как прокормлю семью?
-Ну, как-как? Как и все, кто тут живет! Вот наш сосед;—;Эшон-ака;—;взял в аренду землю, открыл своё фермерское хозяйство…
Я нетерпеливо перебил маму.
-Мама, я юрист! Юрист, а не колхозник! Моей зарплаты хватит, чтобы выкупить это ваше фермерское хозяйство Эшон-аки с потрохами! У меня дом, две машины, частная школа сына, детский сад дочери… Куда я вернусь? Подумайте сами? Туда, к нам в кишлак? В этот наш с вами маленький домик? Да, мы все и не поместимся туда! И как мы будем жить там? Мои дети будут в ужасе! Да, и я уже привык к определенному уровню жизни! А у вас там и электричество-то не всегда есть! Не говоря уже обо всем остальном!
Мама тяжело вздохнула, камера телефона съехала куда-то, и теперь я видел только её макушку в платке и краешек неба.
-Да, здесь, конечно, не Лондон,;—;грустно согласилась она.;—;И туалета тут нет, и горячей воды, и других удобств, к которым вы привыкли.;—;Она на секунду замолчала и продолжила ещё тише.;—;Но ведь тут есть я. И я не вечная.
-Ну, вот опять!;—;я снова стал раздражаться.;—;Опять вы начали эту тему? Будете говорить о том, что возраст берет своё, что вам уже недолго осталось, и что я, если что, не успею приехать попрощаться?
 -Нет, не буду.;—;мягко сказала мама. После сказанной мной грубости, я ожидал, что голос мамы задрожит, она заплачет. Меньше всего я хотел видеть, как плачет моя мать, да ещё и из-за меня. Я снова начинал злиться, и снова сам не понимал, на что? То ли на себя и свои слова, то ли на маму и её слезы, которые она, как мне казалось, использует, чтобы разжалобить меня, вызвать во мне чувство вины перед ней, то ли на всю свою жизнь, которая сложилась так, что мы с ней живем за тысячи километров друг от друга. Несмотря на то, что лица её я так и не видел, я понял, что в этот раз она не плачет. Голос её звучал спокойно.;—;Не буду я об этом говорить, сын. Может ты и успеешь прилететь ко мне и я смогу в последний раз заглянуть тебе в лицо, и ты сам проводишь меня в последний путь. Вот только;—;зачем? На этом ведь всё и кончится. Меня больше не будет. Уж лучше ты прилетай сейчас, живи здесь со мной, будь рядом каждый день, а когда придет время, улетай. Зачем мне наше прощание? Оно мне не нужно! Это ведь всего лишь мгновенье, по сравнению с целой жизнью, которую мы проводим вдалеке друг от друга? Неужели, чтобы ты прилетел, мне нужно умереть?
Речь мамы прервалась, потому что дверь в комнату распахнулась, Наргиза весело спросила:
-Ну, что, наболтались с мамой? Дайте теперь и мне поговорить! Я тоже хочу!;—;она выхватила у меня из рук телефон и с улыбкой помахала в экран.
-Ассалому-алайкум, Ойижон! Как ваши дела?;—;с телефоном в руке она вышла из комнаты, а я остался сидеть в пижаме на кровати и слышал, как моя жена ещё с получаса разговаривала с моей матерью.
После этого разговора я долго не звонил маме. Я не понял, на какой ноте закончилась наша беседа? Если я позвоню, надо ли мне ждать укора с ее стороны? Или же вести себя, как ни в чем не бывало? А может она захочет продолжить этот разговор? Я говорил себе, что у меня просто нет времени, что я занят работой, но на самом деле я трусил. Вместо того, чтобы позвонить ей, попросить прощения за свою грубость, выслушать её тревоги, успокоить добрыми словами, я отталкивал от себя эти мысли, пытаясь убедить свою совесть, что я ни в чем не виноват. Ведь это мама должна понимать, перед каким непростым выбором ставит она меня! У меня жена, дети, за которых я несу ответственность, и не могу вот так сорваться и, вырвав их из привычной для них среды, отвезти в условия совершенно неприемлемые для них. Я не могу приехать туда, где мне нет работы, нет заработка. Она должна понимать, о чем она меня просит! Она не должна просить меня об этом. Чем больше я думал об этом, тем больше я убеждался в собственной правоте. Мне стоило, разве что, сказать всё это несколько мягче, но в целом, я был совершенно прав. Я решил немного выждать перед тем, как звонить маме. Прежде всего, чтобы успокоиться самому и разговаривать с ней спокойно, без раздражения. Но тут на работе наметился крупный проект и, готовясь к нему, я с головой ушел в работу.
Когда мне пришло сообщение от маминого племянника Сарвара, прошел уже почти месяц со дня нашего последнего разговора. Я открыл сообщение;—;оно было очень длинным, и я отложил его прочтение до вечера. «Перед сном прочитаю!» решил я. Но, как это чаще всего и бывает, перед сном я о нём даже и не вспомнил. Как и не вспомнил я о сообщении и на следующий день. Прочитал я его только через неделю, случайно наткнувшись на него в телефоне. Сарвар писал:
«Ассалому алайкум, ака! Как ваши дела? Как дети? У Аммажон (так он называл мою маму) вот уже несколько недель не работает телефон и она переживает, что вы не можете до нее дозвониться. А к нам во двор она выйти не может;—;у неё болят ноги. Поэтому она просила написать вам сообщение. Вот, пишу под её диктовку!
Здравствуй, сынок! Как ты поживаешь? Как дела у моих сладких внучат? Как Наргиза? Я надеюсь, что у вас все хорошо! По телевизору показывали, что у вас там наводнения. Я очень переживала за вас! Будьте осторожны, берегите себя!
 У меня всё хорошо, как всегда. Жизнь идёт своим чередом. Вот и последние теплые денечки подошли к концу, осень вступила в свои права по-настоящему. Жаль, что лето кончилось! На улицах стало пустынно, соседские дети больше не бегают дотемна по махалле, стало тихо. А мне так нравилось, когда толпа детишек с криками проносились мимо нашей калитки. Я всегда представляю, что там среди них бегут и мои Самирчик с Лолочкой. Мне кажется, что вот сейчас они набегаются и запыхавшись прибегут домой за глоточком воды.
А теперь я лежу дома, ведь от этой сырой погоды у меня вечно болят ноги. Ох, уж эта старость! Но ты не переживай, сын, ты же знаешь, стоит выглянуть солнцу, как я снова вскочу на ноги и побегу по своим старушечьим делам. По утрам я встаю рано, по привычке, наверное. За окном ещё темно. И я вспоминаю, как ты уходил в школу в таком же полумраке. Я всегда смотрела тебе вслед, а ты шёл по нашей улице с ранцем за спиной, и он весело подпрыгивал каждый раз, когда ты делал новый шаг. Сердце мое сжималось от того, что тебе приходилось идти в холоде, когда даже и солнце еще не проснулось.
Но, посмотри, какой ты вырос умный! Закончил и школу, и университет, и сколько языков выучил! Я и мечтать не смела о таком, хотя никогда не сомневалась в тебе! Ты;—;молодец, сынок! Я очень горжусь тобой! И знаешь что? Где бы ты ни был, будь здоров, счастлив! Пусть твоя жизнь складывается так, как ты того желаешь. Тогда и я буду счастлива и спокойна! Береги тебя Бог! Передавай привет Наргизочке! Поцелуй детей! Ах, да! Мой телефон не работает. Наверное, ты очень переживал, когда не мог до меня дозвониться. На следующей неделе Сарвар поедет в город по делам, там он попробует отдать телефон на ремонт. Целую тебя крепко! Мама».

Часть 3.
В субботу нам пришлось встать пораньше, потому что у Самира была тренировка по футболу. Я уже собирался идти заводить машину, как Самир радостно сообщил, что на тренировку он поедет с другом. Точнее, что папа его друга отвезет и привезет их. Я был только рад остаться дома и спокойно попить кофе, поэтому, проводив сына и закрыв за ним дверь, я быстренько побежал на кухню.
Там у окна стояла Наргиза и, прижав руки к груди, смотрела в окно. Я подошел ближе и тоже взглянул на улицу. По узкой дорожке в предрассветных сумерках к большой дороге бежал Самир со спортивной сумкой за спиной. Она прыгала вверх и вниз от его резких движений. Жена грустно улыбнулась и сказала, не глядя на меня:
-Ты посмотри на него, совсем как большой! Кажется, вчера я вела его за ручку в садик, а теперь он сам идёт на футбол!;—;она взглянула на небо.;—;Проклятые тучи! Хоть бы поскорее распогодилось, чтобы Самиру не пришлось тренироваться под дождем!;—;Она снова с нежностью посмотрела вслед убегающему сыну и, отойдя от окна, пропела себе под нос:;—;Дети, дети, дети! Как же быстро они растут! Будешь кофе?
Но я так и остался стоять у окна, уставившись в серое небо. Я вспомнил сообщение матери, и вернулся мыслями в свое детство. Перед глазами появилась улица перед нашим домом, не асфальтированная, вся в кочках и ухабах. А справа от нее, в низине низким рядочком стояли наши дома. Все, как один маленькие, с двумя окнами, небольшими воротами или калиткой. По этой дороге я уходил по утрам в школу и, поскольку наш дом был почти самым крайним в ряду, сначала я шёл один до следующего дома, где жил ребенок школьного возраста. Там ко мне присоединялся один из соседских мальчишек, потом другой, и так потихоньку набиралась целая толпа детей, и мы веселою гурьбою шли в школу. У нас не было машин или ультрамодных непромокаемых сапог, как у моих детей, но нам это не мешало радоваться жизни. Я стал улыбаться, вспоминая своих друзей: Улугбек, Джамшид, Омон, Кудрат. Чего мы только не вытворяли с этими ребятами! По дороге в школу мы ещё худо-бедно держали себя в руках, но когда мы шли обратно домой, мы не сдерживали своих детских порывов и, не думая ни о чем, играли в футбол школьными ранцами, догоняли друг друга, сбивали с ног и катались прямо по пыльной дороге. Потом каждому из нас влетало дома от родителей, нас ругали, наказывали, но спустя некоторое время все повторялось снова и снова. Моя мама гонялась за мной по нашему двору и неистово хлестала меня по спине кухонным полотенцем.
-Зараза такая! Только вчера стирала твою форму! Только вчера заштопала все дырки! Чтоб тебя!;—;Я скакал по двору, как горный козел, лихо перепрыгивая через перекладины виноградника, и уворачиваясь от маминых ударов. Наконец, мама выбивалась из сил и, запыхавшись, усаживалась на ступеньках крылечка. Тяжело дыша, она продолжала бранить меня, но ужи тише и без злобы.;—;Ну, подожди у меня… Я тебе покажу, как форму рвать… Будешь голым в школу ходить! Ей-Богу, я не шучу! Вот пусть твои друзья полюбуются… А этим друзьям;—;мама начинала говорить нарочито громко в сторону соседского забора, словно её могла слышать вся улица.;—;я поотрываю уши, пусть только явятся сюда! Слышал, Джамшид?
-Джамшида с нами не было сегодня…;—;виновато бубнил я.
-Ну, значит, Кудрат! Или… Как его там? Омон! Слышали?;—;она снова кричала, повернув голову к соседскому двору. Потом, тяжко вздыхая, мама поднималась с места и, направляясь к дому, говорила мне через плечо:
-Мой руки и иди в дом. Обед стынет.
И уже вечером, лежа в своей кровати, сквозь приоткрытую дверь я видел, как в соседней комнате при тусклом свете мама штопала мою школьную форму. Вспоминая это, я невольно улыбался, глядя в безликую даль.
- Так ты будешь кофе?;—;Наргиза с удивлением пыталась заглянуть мне в лицо.
-Буду!
 Я позвонил маме прямо из офиса посреди рабочего дня, как только мне пришло сообщения от Сарвара о том, что мамин телефон снова действует. Мама была очень рада меня слышать. Но еще больше был рад я. Мне казалось, что я не слышал её голоса целую вечность и, в сущности, так оно и было. Я без умолку рассказывал ей обо всем, что происходило за это время, а она с упоением слушала каждое мое слово. Прощаясь, я обещал позвонить ей завтра.
На другой день, в парке возле дома, гуляя с детьми, я встретил одного из наших соседей;—;Мистера Кейна. Одинокий старик гулял со своими собаками и, как всегда, с радостью подошел поприветствовать нас. Самир и Лола охотно побежали к нему на встречу. Они хорошо знали его и любили. Возможно, потому что им не хватало общения со своими бабушками и дедушками, а может быть, потому что мы часто проведывали старика в его доме, если он долго не показывался на улице. Прошлой осенью он целый месяц провел в постели с тяжелым бронхитом и тогда Наргиза каждый день передавала ему поесть чего-нибудь горячего и целебного. Мы с детьми приносили ему ужин, а потом засиживались допоздна у его постели, отвлекая старика от его болезни. С тех пор он стал частым гостем у нас дома и, всякий раз завидев нас на улице, он бежал к нам навстречу.
Поговорив с ним несколько минут, дети бросились играть с собаками мистера Кейна. А мы с ним продолжили неспешно гулять по аллее парка.
-Мои дети любят вас!;—;улыбнулся я ему.
-И я очень люблю ваших детей! Они очаровательные! И очень-очень умные!
-Спасибо! Но вы несколько переоцениваете их умственные способности!;—;рассмеялся я.
-О, нет, поверьте! Я знаю, о чем говорю!;—;Мистер Кейн поднял указательный палец вверх.;—;Я люблю детей и при всякой возможности стремлюсь пообщаться с ними! Ведь они;—;источники настоящих идей! Настоящих, понимаете? Их мысли, суждения ещё не испорчены людскими предрассудками и дурацкими стереотипами, а фантазии не имеют границ! Действительно никаких границ! Они умеют мечтать по-настоящему, без «невозможно» и «несбыточно»! Понимаете?
Я кивнул.
-Так вот,;—;продолжил он;—;я вижу много детей там и тут, но ваши дети действительно отличаются от других. У Лолы очень острый ум, она видит всё и всех насквозь. Подождите, ещё пару лет, и вы не сможете сказать ей ни слова лжи!;—;старик рассмеялся.;—;А Самир очень тонко чувствует мир, людей, события. Он видит не только то, что вы хотите ему показать, но и другую сторону происходящего. Он мыслит глубоко.;—;старик замолчал, и некоторое время было слышно только то, как опавшие листья шуршат под нашими ногами. Чтобы поддержать разговор я продолжил:
-Вы так хорошо разбираетесь в детях! Мои дети были бы рады иметь такого деда.;—;Я замолчал, пытаясь вызвать в своей голове хоть какое-то воспоминание об отце. Но в голове всплывали только фотографии из нашего семейного альбома, на которых был изображен папа, и я знал его только по ним. А также очень неясное, почти растворившееся в реке времени, воспоминание того, как чьи-то сильные руки подхватывают меня и подбрасывают высоко-высоко. У меня на мгновенье захватывает дух и я хохочу.;—;Мой отец умер, когда я был еще совсем маленьким.
-Ну, вот видите, как оно выходит!;—;вздохнул мистер Кейн.;—;Вашим детям не хватает деда, которого не вернуть, а моим внукам дед не нужен.
-У вас есть внуки?!;—;я остановился, как вкопанный и повернулся всем телом к своему спутнику.;—;У вас есть дети?!
-Да, у меня двое детей;—;сын и дочь. А что вас так удивляет?;—;засмеялся наш сосед.
-Но я никогда не видел их! Я имею ввиду, я не видел, как они приезжают к вам! И вы никогда о них не рассказывали!
-Да.;—;замялся старик;—;Они не навещают меня! Сын живет в Австрии, а дочь уехала с мужем в Канаду. Мы созваниваемся иногда. Но они не приезжают. Работа, знаете ли, дети. Из Канады лететь долго и дорого. А из Австрии… Ну, как-то не складывается. Да и зачем им проделывать такой длинный путь? Ради нескольких скучных дней с больным стариком?;—;он попытался посмеяться.
 Я стоял, не в состоянии вымолвить и слова. Для меня это стало полнейшим шоком. Ведь всё это время я был абсолютно уверен, что старик одинок, что у него нет ни единой родной души на всем белом свете. И потому меня не удивляло, что Рождество он встречает один, на Пасху приходит с подарками к нам, что, когда он болен, ему нужен уход, некому о нем позаботиться. Я смотрел на этого мужчину и понимал, что он коротает свои последние годы в одиночестве не потому что он не обзавелся семьей в молодости;—;у него была семья: жена, двое детей. И они, наверное, наряжали вместе ёлку на Новый Год, катались на велосипедах на выходных, по вечерам играли в лото и смотрели телевизор. Но вот ему восемьдесят и он остался один, его дети уехали от него по дорогам своих жизней и ни разу не обернулись назад.
-Папа, папа, смотри!;—;дети подбежали к нам, показывая, какому новому трюку научилась собака мистера Кейна.
-Да, у вас носы совсем холодные!;—;щелкнул по носу Самиру старик.;—;Пора домой, согреться!
-И правда!;—;спохватился я. –Пойдемте домой, как бы нам не простыть!
Мы попрощались с мистером Кейном, договорившись о совместном ужине у нас дома в следующий четверг.
Лежа в кровати ночью, я долго не мог заснуть.
-Что ты там ворочаешься?;—;сквозь сон спросила Наргиза.
-У мистера Кейна есть дети.;—;сказал я, глядя в потолок.;—;И внуки.
-Никогда бы не подумала…;—;устало пробубнила Наргиза и отвернулась на другой бок.
А я стал думать о своих детях. А что будет с ними, когда они вырастут? Ведь совершенно очевидно, что однажды они начнут самостоятельную жизнь и, возможно, далеко от нас. Я никогда не хотел бы стать препятствием на их пути в поисках счастья, но я также не хотел бы, чтобы вся моя связь с детьми состояла из нескольких коротких телефонных разговоров раз в месяц. Я стал представлять свою жизнь в старости: вот мы с Наргизой седые и скрюченные сидим в тихой гостиной, где слышно только тиканье настенных часов, а за окном бегают соседские дети. Но среди них нет наших внуков. И я смотрю на часы, но никто не постучит в нашу дверь после рабочего дня, потому что наши дети в Австралии. Или в Новой Зеландии. Где-то очень далеко от нас. Я снова вспомнил старика Кейна и то, как он лежал бледный в кровати, готовый в любую минуту отдать Богу душу, а мы;—;совершенно чужие ему люди;—;рассказывали ему смешные и трогательные истории из нашей семейной жизни, чтобы пробудить в нём желание жить. В то время, как за тысячи километров его внуки рассматривали его фотографии в фотоальбоме и повторяли, пытаясь запомнить его лицо: «Это дедушка!».
За этими беспокойными мыслями я долго не мог уснуть. А когда, наконец, уснул, мне снились странные сны. Мне снилась моя мама,;—;молодая, в ярком платке, такая, какой она была много лет назад. Она стояла у печи-тандыр и ловко вытаскивала из нее румяную лепешку. От обжигающего тепла она перекидывала лепешку из одной ладони в другую и, весело смеясь, звала меня.
-Ну, что же ты стоишь? Иди сюда!;—;она протягивала мне лепешку.;—;Смотри, только что из печи! Я дам тебе серединку, как ты любишь! Идём? Идём же?
И я хотел идти к ней, но ноги были ватными и я не мог пошевелить ими. Я хотел позвать её, сказать, что не могу сделать и шага, но не мог вымолвить и звука. Ужас охватил меня. А мама вдруг погрустнела, опустила руки и перестала меня звать. Лепешка у неё в руках исчезла. А затем и она сама, словно мираж, медленно растворилась, а на её месте появился мистер Кейн. Он улыбался.
-Дети;—;они источники вдохновения! Для них нет ничего невозможного!;—;говорил он.
Я проснулся в холодном поту, тяжело дыша. Часы на прикроватном столике показывали четыре утра.

Часть 4.
Снег большими хлопьями летел прямо на лобовое стекло, где его тут же сметали дворники, бешено двигающиеся вперед и назад. Нахмурившись, я сосредоточенно вел машину в условиях почти нулевой видимости. Тормозные огни машины, идущей впереди, говорили мне: «Спокойно, не торопись! Просто следуй за мной!». Вереница автомобилей ехала в одном темпе, словно команда какой-то спортивной игры, которая без лишних слов, слажено выполняет нужные действия.
Неожиданно для себя я спросил Самира, сидящего на заднем сидении:
-Самир, а ты бы хотел жить в Узбекистане?
-Не знаю…;—;пожал плечами он.;—;А что?
-Да, ничего, просто решил спросить.
-А, ну понятно… Наверное, нет. Не хотел бы.
-Почему?;—;спокойно спросил я.
-Я там никого не знаю… Здесь мои друзья… Мой дом… Школа… А там что?
-А там…;—;я помолчал секунду.;—;А там;—;мой дом. Мои друзья.
-Но ведь твой дом здесь?;—;удивился сын.
-Дом;—;это не просто коробка из четырех стен и крыши.;—;вздохнул я.;—;Дом;—;это что-то другое…
-А что?
Я молчал, не в силах объяснить ему, что я хочу сказать.
-Дом;—;это такое место, где тебе хорошо. Нет, не так! Это такое место, где ты хочешь оказаться, когда тебе плохо.
-Когда тебе плохо, ты хочешь оказаться там;—;в Узбекистане?;—;спросил сын. Я снова молчал, думая над ответом. В последнее время я стал очень беспокойным, плохо спал по ночам, часто не мог найти себе места. Я не мог понять, что меня тревожит, но всё чаще в такие минуты я вспоминал свой дом;—;там в Фергане.
-Наверное, да.;—;Хрипло ответил я.;—;Там меня ждёт человек, который меня очень любит.
-Бабушка!;—;догадался Самир. Он молча смотрел в окно некоторое время, а потом вдруг сказал:;—;Для меня дом;—;там, где вы с мамой. А в какой именно стране;—;это не так важно!
Такой ответ сын одновременно и удивил, и обрадовал меня. Я не ждал, что он так легко и просто придёт к такому взрослому выводу. Не в силах скрывать свою улыбку, я глянул в зеркало заднего вида.
-Спасибо, сынок! Для меня очень важно, что ты это сказал.
Сигнал светофора сменился на зеленый и я медленно тронулся. Но не успел я доехать до середины перекрестка, как откуда-то справа на нас вылетел черный внедорожник. Я заметил его боковым зрением, когда оставались доли секунды до столкновения, машинально вывернул руль влево, но было поздно. Удар пришелся по правому крылу, машину закружило и понесло куда-то влево. Ещё один удар. Я даже не понял, с какой стороны он пришелся, а только чувствовал, как сотрясалась машина, и её заносило в другую сторону. Интуитивно я выжимал педаль тормоза до упора, но, откровенно говоря, ничего не видел перед собой. Всё мелькало передо мной;—;рой белых снежинок, черная машина, снова снег, громкий удар, серое небо, снег и, наконец, столб прямо передо мной.
Я очнулся в больнице. У меня была перевязана голова и правая нога. Болела шея, грудь, глаза не могли привыкнуть к яркому свету. Щурясь, я огляделся по сторонам. В полумраке рядом с моей кроватью в кресле сидела жена. Глаза её были прикрыты, но стоило мне пошевелиться, как она тут же их открыла и бросилась ко мне.
-Ты очнулся!;—;радостно воскликнула она и взяла меня за руку.;—;Слава Богу! Я так волновалась!
-А что случилось?;—;спросил я охрипшим голосом.
-Вы попали в аварию сегодня вечером. Мне позвонили из больницы, и вот я здесь. Врач сказал, что с тобой ничего серьезного не случилось. Только нога сломана,;—;Наргиза посмотрела на мою ногу.;—;и легкое сотрясение. Скоро поправишься!
-А где Лола? А где Самир?;—;я стал оглядывать комнату.
-Лола дома. Я попросила Мистера Кейна посидеть с ней. Хорошо, что у нас есть такой сосед.;—;Жена замолчала.
-А Самир?;—;ещё раз спросил я.
Глаза жены наполнились слезами, губы задрожали, она стала говорить прерывистым голосом:
-Самир сильно пострадал во время аварии. Он сейчас в операционной. Врачи оперируют его уже третий час, и пока толком ничего не говорят. Я даже не знаю точно, что именно с ним. Сказали только, что он очень сильно ударился головой. И больше ничего. Я всё жду, и жду…;—;Наргиза закрыла лицо руками и затряслась от плача.

Моё сердце сжалось, дыхание перехватило, в глазах стало горячо. Я нажал кнопку вызова медсестры. Почти тут же в дверях показалась полная женщина с темными волосами. Улыбаясь, она подошла ко мне.
-Вы пришли в себя! Как хорошо! Как вы себя чувствуете? Есть головокружение? Тошнота?
-Со мной всё в порядке.;—;перебил её я.;—;Где мой сын? Что с ним?
-Ваш сын сейчас в операционной. Наши врачи делают всё возможное, чтобы помочь ему. Вам не следует волноваться! Как только будут какие-либо новости, я тут же сообщу вам!
-Нет, я хочу видеть его…;—;я привстал с постели.;—;Отведите меня к нему!
-К сожалению, это невозможно!;—;медсестра покачала головой.;—;Доступ в операционную открыт только врачам. Но как только такая возможность появится, вы тут же сможете увидеть сына.
-Я хочу видеть его сейчас! Я хочу поговорить с врачом! Где врач?;—;я стал повышать голос.
-Мистер Хакимов,;—;с трудом выговорила мою фамилию медсестра;—;я понимаю ваше волнение, но вам действительно придется подождать, пока врачи закончат операцию. Тогда мы сможем сообщить вам хоть какую-нибудь информацию. А до тех пор я, к сожалению, не могу вам ничем помочь. Пожалуйста, не волнуйтесь! Наши врачи делают всё возможное, чтобы ваш сын был здоров! А пока вам нужно отдыхать и набираться сил. Зовите меня, если вам что-нибудь понадобится.;—;С этими словами она вышла из палаты. Наргиза всё ещё тихонько всхлипывала. А я сидел ошеломленный свалившимся на меня известием. Мы просидели так несколько минут, пока я, наконец, не спросил жену:
-Который сейчас час?;—;Наргиза посмотрела на циферблат своих наручных часов.
-Почти два ночи.
Я снова замолчал, пытаясь воссоздать события вчерашнего вечера. Но мысли путались, трудно было мыслить ясно.
-Ты вот что…;—;начал я;—;Ты, давай, езжай домой…
-Я никуда не поеду! Я останусь тут!;—;стала качать головой Наргиза.
-Нет, ты послушай!;—;строго сказал я.;—;Ты езжай домой! Там Лола одна;—;без меня, без тебя, без брата. Мистер Кейн;—;старый человек, он не сможет так долго нянчить маленького ребенка, да ещё и ночью. Ты должна поехать домой и позаботиться о Лоле. А я останусь здесь и, как только узнаю хоть что-то новое, я позвоню тебе.
Жена молчала, потом устало кивнула.
-Да, Мистера Кейна надо отпустить домой.;—;согласилась она.;—;Как же сейчас не хватает кого-то родного здесь…
Я обнял ее, погладил по голове.
-Всё будет хорошо, ты не волнуйся!
Наргиза надела куртку, взяла со стула свою сумку и, устало передвигая ноги, пошла к выходу. Я смотрел ей вслед и меня охватывал страх. Я сказал ей, что всё будет хорошо, но сам я совсем не был уверен в своих словах. Пока она была тут рядом, мы как будто делили этот страх поровну, а теперь она ушла и ужас от собственного бессилия накрыл меня с головой. Что будет с моим сыном? Что с ним сейчас? Мой мальчик, как же я не уберег его? Ведь он ещё совсем ребенок, и это моя обязанность;—;защищать и оберегать его. И я не справился с этой задачей. Я обхватил голову руками. Что же теперь будет? Кто знает? Я повернул голову к окну и увидел, как там;—;на фоне темного неба, при свете фонарного столба;—;кружили снежинки.
И вдруг перед моими глазами всплыла картина: точно так же кружит снег, на дворе ночь, а я сижу, глядя в окно. В доме очень холодно и я, поджав ноги под себя и, закутавшись в одеяло, сижу возле мамы и читаю молитвы. А она лежит в постели;—;бледная, с белыми губами. Той зимой мама сильно заболела.
-Пневмония!;—;говорили врачи.;—;Срочно в больницу!
-Нет!;—;качала головой мама.;—;Я никуда не поеду!
-Вы с ума сошли!;—;возмущались доктора.;—;Это вам не шутки! Знаете, чем это может кончиться?
-Не поеду.;—;Упрямо говорила мама и подписывала добровольные отказы от госпитализации.
Мамин братишка;—;Саттор-тога;—;умолял её лечь в больницу.
-Да, присмотрим мы за ним, не чужой ведь!;—;уговаривал он её.;—;Взрослый парень, что вы так волнуетесь? Поживет у нас пока! Даже вещи перевозить не надо;—;тут идти две минуты! А как только вы поправитесь, заберете своего ненаглядного!
-Нет.;—;упрямилась мама.;—;Отец его так же уезжал в больницу. Говорил, вернусь через неделю. И что?
Дядя вздыхал, уходил, а потом приходил снова. Он приводил новых докторов, покупал новые лекарства, но мама всё не выздоравливала. Не осталось ни одного дома на нашей улице, в котором не слышали бы о том, что моя мама больна. Соседи, один за другим, приходили к нам в дом, приносили поесть, спрашивали, не нужна ли какая-либо помощь, а прощаясь, неизменно хлопали меня по плечу и сочувственно вздыхали:
-Ты, давай, держись!
А мне тогда было двенадцать лет, и я не совсем понимал, что происходит. Иной раз я слышал, как мама тяжело дышит и стонет сквозь сон, подходил к её постели и испуганно стоял над ней, не зная, что мне делать. Этот страх перед неизвестным, непонятным я познал впервые ещё тогда, будучи мальчишкой.
Однажды к нам зашла соседка Мохира-опа. Это была старая грузная женщина, она ходила, опираясь на палку, и кряхтела при каждом шаге. Она посидела некоторое время возле мамы, поглаживая её по голове, потом долго разговаривала с дядей в соседней комнате, а выходя из дома, она увидела меня и остановилась.
-Ну, а ты что тут сидишь?;—;спросила она строго.;—;Уроков нету, что ли?
-Нету,;—;пробурчал я недовольно.;—;каникулы ведь!
-Ах, ну да!;—;опомнилась Мохира-опа.;—;Ну-ка, одевайся, пойдём со мной!
-Зачем это?;—;спросил я.
-Пойдём, пойдём! Я тебе кое-что дам!;—;старушка кряхтя стала выходить за порог, а я побежал за обувью и курткой. Одевшись, я выбежал на улицу и быстро догнал Мохира-опу. Она шла медленно и мне приходилось сдерживать свой шаг, чтобы не забегать вперед нее, хотя мне очень хотелось поскорее закончить эту прогулку на морозе. Наконец, мы дошли до её калитки, зашли во двор, а затем и в дом.
Тяжело дыша, Мохира-опа села на деревянный стул у письменного стола. Развязывая узел пухового платка, она позвала свою дочку и очень тихо, почти шепотом, велела ей что-то принести.
-А ты, сынок, иди сюда!;—;она поманила меня рукой. Я подошел ближе и встал перед ней. Она взяла меня за руку и сказала, глядя на меня снизу вверх:;—;Ты уже большой мальчик! Наверное, много знаешь, много умеешь?;—;я кивнул, а она открыла ящик письменного стола и вытащила оттуда маленькую потрепанную брошюрку. Бумага на обложке поистерлась и невозможно было прочитать, что там написано. Она держала брошюрку обеими руками, бережно, с любовью.;—;Вот, возьми!;—;протянула её мне она.
-Что это?;—;спросил я.
-Ты возьми эту книжечку, и читай каждый день, что там написано. Каждый день читай, ни дня не пропускай, хорошо?
-А зачем?
-А, вот затем! Чтобы всё у тебя было хорошо!
Я помолчал, повертел в руках брошюрку.
-И как долго мне её читать?
Пожилая женщина вздохнула.
-Пока мама не поправится, читай! А вообще… Всегда читай, сынок!
Тут в комнату вошла дочка Мохира-опы с газетным кульком в руках. Она протянула его матери, та приоткрыла его, принюхалась и довольно закивала. Затем она протянула его мне.
-На! И вот это возьми! Дяде своему отдай! Скажи, пусть заваривает по одной чайной ложке на чайник кипятка и отпаивает маму этим отваром в течение дня понемногу. Запомнил?
-Запомнил.;—;Подтвердил я.
-Ну, иди, сынок! Иди! Заходи всегда, когда захочешь!
С того дня я стал читать подаренную мне брошюрку каждый день. В ней были тексты молитв, которые я вскоре выучил наизусть. Сначала я читал медленно, с трудом произнося каждое слово, а потом приноровился и мог уже довольно быстро и без запинки, не подглядывая в текст, рассказывать наизусть всю брошюрку.
Холодными ночами, лежа под двумя слоями одеяла, я слышал, как жена дяди отжимает воду из полотенца и прикладывает его ко лбу бредящей матери. Чтобы прогнать свой страх, я начинал тараторить молитвы одну за другой.
Шли недели, мама стала меньше кашлять, стала понемногу садиться в постели. Она всё ещё была очень бледной и быстро уставала, но уже улыбалась и разговаривала. То ли волшебный отвар помог, то ли лекарства. Но я продолжал читать молитвы каждую ночь. И вот в одну из таких ночей, когда мама встала попить воды, она услышала мой шепот и подошла ближе, но я не сразу заметил её. А когда закончил читать и увидел маму, она стояла перед моей кроватью, прижав руки к груди, и из глаз её катились слёзы.
-Что случилось, мама?;—;испугался я.
-Всё хорошо, всё хорошо!;—;успокоила меня мама и присела на край моей постели.;—;Что ты сейчас делал, сынок?
-Молился…;—;смущенно ответил я.
-А кто тебя этому научил?;—;спросила мама, вытирая слезы с лица.
-Я сам научился. По книге. Мне ее Мохира опа дала.
Мама молчала, прикрыв ладонью рот, но я видел, что там, под рукой, она прячет улыбку.
-А что такое, мама?;—;удивленно спросил я.
-Ничего, сынок! Просто я не могу нарадоваться на тебя! Ты такой молодец! И я счастлива, что дожила до этого дня!;—;тут мама закашлялась. У неё ещё случались приступы кашля. Когда, наконец, приступ прошел, она поцеловала меня в лоб, пожелала спокойной ночи и ушла в свою комнату.
Та зима запомнилась мне на всю жизнь. И сидя сейчас в больнице в Лондоне, я снова почувствовал тот страх. Медленно и очень тихо я стал проговаривать молитву, которая шла первой в той самой брошюрке из детства. Закончив читать её, я перешел к следующей, а потом к третьей. Мой шепот становился всё громче, а я говорил всё быстрее и быстрее, словно мне надо было торопиться, словно времени у меня осталось совсем мало. Я всё читал и читал, отгоняя от себя самые страшные мысли, просто не оставляя в своей голове пространства, чтобы впустить их.
Это длилось долго. Я не знаю, сколько, но мне это время показалось вечностью, пока дверь в палату не отворилась, и не вошёл незнакомый мне мужчина во врачебной форме, перепачканной кровью.
-Вы;—;мистер Хакимов?;—;спросил он.
-Да.;—;только и смог ответить я.
-Я доктор Тейлор. Я только что из операционной.
-Да, мой сын!;—;я вскрикнул от нетерпения.;—;Что с ним?
-С ним всё хорошо. Он получил тяжелые травмы, но сейчас его жизни ничего не угрожает. Состояние тяжелое, но стабильное. Разрешите, я умоюсь, глотну кофе, а потом подробно расскажу вам все детали операции?
Не в силах сказать ни слова, я просто кивнул, и врач вышел из комнаты. Я сотрясался от радостного смеха и плача одновременно, и ничего не мог с собой поделать. А когда успокоился, взял в руки телефон и, несмотря на позднее время, написал сообщение маме в Узбекистан: «Мама, мы возвращаемся».

Часть 5.
Следующие несколько месяцев были посвящены реабилитации Самира. Многим вещам ему пришлось учиться заново, превозмогая боль. Восстановление шло медленно, но врачи не переставали хвалить Самира за упорство и терпение.
Наргизе пришлось оставить работу, полностью посвятив себя детям. Она сильно похудела, лицо её осунулось, под глазами все время виднелись синяки. Но несмотря на это, она не уставала повторять, что всё хорошо и большего ей в жизни не надо.
Мое предложение вернуться на Родину жена, как ни странно, восприняла с радостью. Все эти месяцы я обдумывал, как можно устроить наше возвращение, какие вопросы нужно решить, что предусмотреть. Но больше всего я думал о том, как сказать эту новость своей семье. Снова и снова я прокручивал в голове свою речь, тщательно подбирая слова, и не мог себе представить, что будет, если Наргиза категорически откажется возвращаться. Но когда я, наконец, решился завести разговор на эту тему, она молча выслушала меня, ни разу не перебив. Я замолчал и внимательно смотрел на неё, ожидая реакции. На ее лице сначала мелькнуло удивление, а потом что-то вроде облегчения. Она глубоко вздохнула и сказала, мягко улыбаясь:
-Я тоже все чаще думаю об этом в последнее время. И я очень рада, что ты взял на себя смелость решить этот вопрос!
В этот момент я почувствовал, как всё вдруг встало на свои места, словно я наконец нашёл выход из длинного лабиринта.
С поддержкой жены все вопросы стали решаться гораздо быстрее: расторжение договоров, продажа нажитого имущества, выплаты кредитов банкам. Чем больше я этим занимался, тем яснее видел, как глубоко мы пустили корни на чужой земле и как трудно их теперь обрубать. Но это ни на секунду не поколебало моей решимости вернуться домой.
Мы продолжали собирать коробки с вещами, одну за другой отправляя их на мамин адрес.
И вот одним жарким августовским утром я уже сидел на тахте во дворе нашего старенького дома в родной деревне рядом со своей мамой.
Несмотря на ранее утро, солнце уже начинало припекать, но мы продолжали пить горячий чай.
С чувством полного умиротворения я смотрел на то, как Самир сидит на ступеньках перед домом с соседской девчонкой, которая пытается научить его узбекскому. Она указывала пальцем на окружающие предметы и громко называла их, Самир повторял их с ужасным акцентом и девочка заливалась смехом после каждого слова. Лола сидела рядом с ними, прислушиваясь к каждому звуку, и смеялась вместе со старшими, не совсем понимая причину их веселья.
-И почему только я раньше не приехал?;—;вздохнул я.
-Всему свое время, сынок!;—;улыбнулась мама.;—;Что там с твоей работой?
-Да, мама, хорошо, что вы спросили! Как я вам уже говорил, меня приглашают в одну крупную компанию в Ташкент. Работа интересная;—;как раз по моей части! И зарплату предлагают отличную! Я уже присмотрел там один дом: новый, недавно построили, никто не жил, большой двор, садик для Лолы и английская школа для Самира рядом. Что скажете? Переедем туда все вместе?
-А наш дом?;—;взволнованно спросила мама.
-А наш дом никуда не денется!;—;успокоил её я.;—;Ремонт мы уже почти закончили,;—;сказал я, оглядывая двор.;—;дом почти как новый! Будем приезжать сюда, когда захотим! Ведь это вам не в Лондон лететь!
Мама засмеялась.
-И то правда! Может, ты и прав, сынок! Вы молодые, вам нужно работать, а детям учиться! Если в Ташкенте для вас есть больше возможностей, почему бы и не жить там?;—;она подняла указательный палец кверху.;—;Только, чур я сначала посмотрю дом и решу, подходит он мне или нет!
Я рассмеялся.
-Ну, конечно! Почему бы и не повыбирать?
Калитка распахнулась и вошла Наргиза. Она ходила к соседке за сливками для завтрака.
-Я нашла себе работу!;—;радостно заявила она прямо с порога.;—;Буду учить детей английскому! Мне поступила коллективная просьба от соседей!
-Я бы к такой нервной учительнице не пошел!;—;возразил я.
-Что? Это я то нервная?;—;Наргиза в шутку замахнулась на меня полотенцем.;—;Да я, если хотите знать, само спокойствие!
Мама тут же перебила её.
-Нет-нет, Наргизахон, пусть соседи закатают свою губу обратно! Мы переезжаем в Ташкент!
 Мы рассмеялись. Наргиза села поближе к маме.
-Мы видели такой дом! Там кухня просто огромная.. На первом этаже можно будет сделать…
Женщины защебетали об обустройстве ещё не купленного дома. Наргиза стала показывать маме какие-то картинки на своем телефоне, а мама ахая от восхищения, одобрительно кивала головой.
Я откинулся на подушки. Надо мной сквозь густую листву дерева виднелось ярко-голубое небо. За забором послышались детские шаги и несколько детских голосов нескладно, вразнобой прокричали:
-Самир, выходи!
Я улыбнулся и вдохнул полной грудью. Так легко дышится только здесь. Я вернулся домой.