08 Девятое августа pt. 1

4:00 - 6:00

Однажды я заблудился в своей собственной квартире. Как обычно, практически все события моей жизни случаются под утро. Я твёрдо убеждён, что в моей двухкомнатной живёт что-то кроме меня. И речь тут не об Эсмеральде, к которой я в принципе привык. Речь тут о чём-то другом, сакральном что-ли или мифическом. Проблема человека заключается в том, что чем он больше понимает в этом мире или думает, что понимает, тем меньше в его душе задерживается ощущение счастья. Его эфемерность погружает нас в омуты тоски, выход из которой найти очень сложно. Это напоминает комнату, которую ты пожелал запереть снаружи, оставшись внутри. Соглашусь, это в высшей степени дико, но это место есть у многих. Для кого-то это проявочная, залитая красным светом, для кого-то - огороженная и закрытая на ночь детская площадка, кто-то видит свою собственную квартиру с отключенным светом и глазеющими на тебя пауками, мечтающим поймать в свои сети муху или твой вздох.

В моей квартире две комнаты, не оклеенные обоями, выкрашенные в цвет маренго, обставленные в стиле "нагромождение воспоминаний и сожалений" . Да, я из третьего типа. Моя квартира - это мой храм, моя тюрьма, мой личный Догвилль, в котором одиночество приобретает физическое ощущение, а сонный паралич не кажется чем-то странным. Город истреблён. В городе остался лишь один пёс, тоскующий по хозяину. Он мечтает облизнуть руку, что должна его кормить, поблагодарить за доброту своим слюнявым собачьим поцелуем. Я пёс, а мои мысли - добыча. Я сваливаю их в чулан своей памяти, в сотни текстовых документов, остающихся в большинстве своём, не показанные никому, либо единственному читателю. Хочет ли пёс похвалы? Нужно ли псу, чтобы люди были к нему добры, если он потерял своего хозяина?

Так или иначе квартира представляется альковом, вырубленном в ледяном кубе. От всего веет холодом, какой-то невыносимой тоской по мысли и по действию. В этих чувствах есть что-то сродни голоду, невыносимому и неутолимому. Он сожрёт всё, что в тебе есть, оставив лишь пустую оболочку, и выберется из этого футляра, как цикада. Ничего в этом страшного нет. Это всего лишь метаморфозы. Всё меняется. Всё приходит откуда-то и уходит куда-то.

Ничто не постоянно: у всего есть начало и конец. Срок намечен, и с этим ничего не поделаешь, можно лишь растянуть тире между двумя датами и наполнить его как можно большим количеством событий, определяющих тебя как личность динамическую и постоянно изменяющуюся. Невозможно обратить или переделать эти изменения. С этим можно лишь свыкнуться, приняв то, что комната всегда будет закрыта изнутри, пока ты в ней. И всё же в ней есть что-то, от чего часто бывает не по себе, когда чувствуешь себя неуютным и неудобным человеком. Каждой клеточкой кожи ощущаются презрительные взгляды, которыми тебя сверлят предметы. Они напитались тобой, отсюда и одиночество, отсюда и пробуждения в ледяном поту.

Просыпаясь, ощущаешь, что границы мира стёрты, в нём нет ни людей, ни домов, ни деревьев, ни рельефа - ничего. Есть только ты и бесконечная плоскость. Кроме тебя на ней нет ничего, ни точки, ни пылинки, ни времени. Есть только фриссон, вызванный сочувственным шёпотом нефритовой статуэтки Будды, блаженно осматривающей твоё пробиваемое ознобом и прижимаемое параличом к кровати тело. Со временем недуги отходят за спину, а на плоскости появляются стены и обстановка привычной конуры. Ещё в кровати закуриваешь и пытаешься собрать воедино каждый фрагмент сна, силясь понять за что твоё подсознание объявляет войну. Кажется, нормального сна мне сегодня не видать, как своих ушей. Время завтракать.

6:15 - 7:00

После того, как умыл лицо холодной водой из крана, стало чуть легче - наваждения ушли. Однако отражение в зеркале оставляет желать лучшего. Когда это со мной стало? Недельная щетина ровным слоем покрывает лицо, светлые волосы отрасли. Хорошо стричься под троечку летом, но когда я начал думать о комфорте? Я же люблю свои волосы. Я же, как никак, практически истинный ариец. Всегда смеялся над своими австрийскими корнями, но что ж. Надо немного привести себя в порядок. Почистил зубы, отправил в раковину пару лет вместе со щетиной. Итак, на меня из зеркало смотрел постаревший мальчик с татуировками на ключицах. "You can do it or redo it". Согласен, пошло, но так уж я живу. Проглотил чашку кофе под красный лаки. Жизнь налаживается, когда отходишь от сна и завтракаешь рисом с орехами. От неожиданного прилива утренней эйфории даже непроизвольно пропел любимые строки:

"Я падаю, мама, никого не осталось
Сквозь быт и бабло в счастливую старость
Я падаю мама, но в небе, как прежде,
Светит звезда, словно символ надежды".

И тут зазвонил домофон.

7:00 - 9:39

- Да?
- Никки, открой.
- Зачем так рано, Таня?
- Открывай, а то будет хуже.
- Хрен с тобой, - я выдохнул и нажал на кнопку, которая отозвалась из трубки мерзким писком.

Неужели пришло время для ежемесячного ритуала моей сестры. Каждый раз, практически в одних и тех же числах каждого месяца, Таня заезжает ко мне, чтобы проверить несколько пунктов: не начал ли я снова употреблять наркотики, не вернулся ли я к мясу, нет ли у меня депрессии и не умер ли я. Вечно она переживает, что кудокуши - это чисто мой стиль ухода из жизни. Когда-нибудь я её удивлю ритуальным самосожжением на Площади Победы. Думаю, это было бы непревзойденным актом искусства. Художник сам по себе станет объектом искусства, что уже интересно. Мне кажется, что в каждом деле, когда объект и субъект сливаются в единое целое, это делает любое действие истинным. В нём начинает чувствоваться преданность своему делу и идеалам, чего в наше время почти не встретить. Есть исключения - автобиография и сборник собственных афоризмов. Их делают самовлюблённые напыщенные кретины. Вот так в общих чертах.

Итак, на пороге появилась не очень высокая девушка со светлыми волосами до плеч. На ней были потрёпанные левайсы и розовая клетчатая рубашка. Внешность у неё была из тех, про какую говорят: "В ней что-то есть". Первой красавицей её не назовёшь, но она всё равно очень привлекательная, хоть и совсем чуть-чуть полновата. Возможно, я так о ней говорю именно потому, что это моя сестра, но это и правда один из немногих людей в этом мире, кого я искренне люблю. Из немногих - значит из одного, но это так, информация к общему размышлению на досуге. Она скинула чешки, поставила сумку на пол и крепко обняла меня.

- Как ты похудел, Джу.
- Ты решила меня так всё же называть?
- Почему бы и нет. Возьми сумку, холоп, Танечка сделала тебе блинчики с творогом и бананом.

Она забежала на кухню с воплем "вечер в радость, чифир в сладость" и упала с разгона на мой диван. Таня достала из пачки на столе одну лаки и прикурила.

- Обожаю твой диван, - она улыбнулась, прикрыв глаза, - на таком и жить можно.
- Ты всё ещё с этим полуорганизмом встречаешься? - произнёс я, закинул блинчики в холодильник и закурил.
- Не говори так про Андрея. Чем он тебе так не угодил? - Таня нахмурилась и уставилась на меня с негодованием.
- Терпеть не могу музыкантов. А тут ещё и мат-рок. Это же музыка японских лгбт-детишек, - я нервно открыл холодильник, - как тебя может трахать тот, кто занимается музыкальным онанизмом? Джин будешь?
- Никки! Семь утра. Я раньше девяти не начинаю пить никогда, - она прикусила губу, - хрен с тобой. Пятьдесят чистым. Ты бы с ним просто познакомился и понял.
- Не обсуждается, Тань, не обсуждается. Я против.
- Вот же мудак упёртый, - она снова рассмеялась, - я кстати прочла твой свежий очерк на "прозе". У тебя в жизни кто-то появился?
- Можно и так сказать. Но как ты поняла это из истории доктора из лагеря смерти?
- Я умненькая. Так мне Андрей говорит.
- Да. Её зовут Аня. Ей 17. Официантка. Очень милая. Мне с ней хорошо. Думаю, что хочу быть ей не просто другом, - про Эсме я, естественно, умолчал.
- Ты бы не упустил свой шанс. С романтикой у тебя паршивенько по жизни.
- Да нормально вроде, не выдумывай.
- Твои шлюшки с работы не в счёт. Грош цена девушкам, которые спят с тобой за три Мартини.
- Зато они нежные, - я ухмыльнулся.
- Естественно, - Таня глотнула джина, не поморщившись, - после того, как напиваются.
- Вот не начинай.
- Не потеряй её со своими вечными рефлексиями. Ты же не лучше Рокантена в своём восприятии всего вообще.
- Вот почему ты вечно во всём права? - у неё зазвонил телефон.
- Прости, - она вышла на балкон.

Я зашёл в ванную, чтобы снова умыть лицо. В зеркале я увидел сидящую на стиральной машине Эсме. Она забросила ногу на ногу, и прикрыла грудь длинными волосами. На ней не было ничего, кроме венка из маленьких чёрных розочек. Девушка беззвучно спрыгнула на пол, я обернулся к ней и улыбнулся.

- Милая у тебя сестричка, Джу, - она погладила мне щёку.
- Так кто же ты такая, Эсмеральда? Я перестаю что-то понимать.
- Допустим, ты меня выдумал. Единица, родившаяся из нуля.
- Это не объясняет ничего. Ты давно здесь?
- Минут тридцать слежу за вами из отражения в дверце микроволновки. Чертовски неудобно.
- Безумие.
- Мир безумен, дорогой мой Джу. Таня договорила, тебе пора, - она поцеловала меня в щёку и вытолкнула за дверь.

Таня спешно пробежала в прихожую и натянула свои чешки.

- Прости, Никки. Уже 9:39, а я нигде не успеваю. Увидимся позже, - она прикоснулась губами к моей щеке, - ох. Она влажная, как от поцелуя. Мистика. Пока.
- Пока, Тань. Увидимся.

В ванной, конечно, никого уже не было. Лишь небрежное маленькое сердечко, выведенное пальцем на запотевшем зеркале.