Здесь никто не живёт
Звонить в правоохранительные органы бесполезно. ОНИ всегда исчезают ещё до приезда полиции. Звать на помощь соседей? Поначалу находились смельчаки, которые, как в былые времена, пытались в трудную минуту прибегнуть к поддержке тех, кто обитает за стеной. На любые подобные поползновения ОНИ сразу же вызывали по мобильникам подмогу. Стадо обоего пола прибегало на место весьма оперативно, буквально через одну минуту. С топотом и визгом весельчаки рассредоточивались по всем лестничным площадкам и терроризировали уже весь подъезд своим «Здесь никто не живёт!» Затем, по команде главного (есть у них и главный, и видимо, не один – кто там разберёт ихнюю иерархию), ОНИ проворно сваливают, а пока удирают, делятся на группки, на тройки и на пары. Разбегаются кто куда – и ищи ветра в поле.
– Банда «Здесь никто не живёт», безусловно, представляет угрозу для общественности, – ответственно заявляет юрист Конягин.
– Уважаемый юрист! – оппонирует ему координатор молодёжных объединений Воротников. – Во-первых, не банда, а молодёжное движение. А во-вторых, никакой угрозы ни для кого она не представляет. Наоборот, ребята и девчата никого не грабят, не убивают, квартиры не отжимают. Не слоняются без дела, в конце концов, а проявляют инициативу, учатся слаженно и эффективно работать в команде.
– А мы после их эффективной работы бабок и дедок с инфарктами собираем, – подаёт голос представитель городской службы скорой помощи фельдшер Пузырёв.
Тут из динамика, расположенного над дверью штаба, раздаётся мелодичное: «Дыдын, дыдын!»
Координатор Воротников лениво поднимается с места и идёт открывать.
– И кого там принесло? – ворчит он на ходу. – Опять жильцы с жалобами? Не пущу!
Но с той стороны двери доносится знакомое и мелодичное:
– Здесь никто не живёооооот!!!
– А, пожаловали с отчётом о проделанной работе! – криво лыбится Воротников.
На всякий случай, он смотрит в глазок. Снаружи штаба собралась такая толпень, что Воротников теряет дар речи. Молодёжные организмы играют в чехарду, таскают друг друга за ноги, делают сальто и другие акробатические номера, а кто не умеет этого, те просто скачут козликом. И каждый пищит на разные голоса:
– Здесь никто не живёт! Никто, никто не живёт!!! Здесь никто не живёгогогот!!!
– Давайте вынесем эту дверь! – предлагает один.
– А чё, а давайте! – в едином порыве соглашаются все остальные.
Начинается давление тел на бронированную дверь. Поскольку высадить дверь мощью туловищ не удаётся, то на передних начинают давить те, кто сзади.
– Э, вы чё, попутали, что ли? – в панике кричит им координатор. – Своих не узнаёте?! Это я, Воротников!!!
– А нам хоть Подкладкин, хоть Стелькин! – отвечают ему слаженным хором сразу несколько парней, и их взгляды – Воротников видит это даже через глазок – излучают полную невменяемость. И носители взглядов твердят своё:
– Здесь никто не живёт – и всё тут!!!
И продолжают толкать дверь вовнутрь дверной коробки. Как будто от этого дверь сдвинется с места.
Воротников ненадолго отворачивается от глазка, чтобы отдышаться. Ему страшно, он покрыт холодным потом, но он решается продолжить смотрение в глазок. Пандемоний у дверей штаба продолжается. Самые наглые становятся на плечи друг друга, а самые верхние заглядывают в эркерное окно, что, по милости архитекторов прошлого, располагается над дверью, прижимают свои потные ладони и рыла к стеклу, и блеют с протяжным рыком:
– Здесь никто не живёт! Не живёт здесь никтоооо!!! Угугу, агагагааааа!!!
– Ну чё, есть там кто внутри? – спрашивают их снизу.
– Нету там никого! – отвечают им сверху вниз. – Там же никто не живёт!!!
Посиневший Воротников хватается за сердце, сползает по двери и падает на пол. Юрист Конягин и фельдшер Пузырёв, до этого момента сидевшие в ступоре, цветом кожных покровов сливаясь с мертвенно-гепатитными стенами офиса, вдруг встрепёнываются, и, отбросив дурное оцепенение, бросаются на помощь Воротникову, по пути пару раз налетев друг на друга. Но хладный труп Воротникова к жизни уже не вернуть.
Угугуканье нарастает. Сверху со звоном сыпется стекло и ветхие рейки – и вот, унизанный осколками стекла, в помещение валится десант. Приземляясь, кто на ноги, кто на макушки, члены молодёжной инициативы «Здесь никто не живёт» заполняют собой помещение, прыгают на столах, валят полки с документами, бьют компьютерные клавиатуры о стены и роняют мониторы, системные блоки, стулья, ксероксы и фикусы на головы распростёртых на полу Конягина и Пузырёва до тех пор, пока те не затихают. Один из молодых нежильцов услужливо отпирает запертую изнутри дверь – и толпа с рёвом врывается в помещение офиса. Рвётся одежда, трещат кости, кто-то радуется: «Здесь теперь сто пудов никто не живёт!», кто-то блюет, кто-то мычит, а кто-то молча истекает кровью изо всех физиологических отверстий тела. Затиснутые в тесную комнатушку, как шпроты в банку, поломанные и раздавленные молодёжные активисты терпеливо и добросовестно задыхаются в конвульсиях. Несколько из них одновременно напирают спинами на оконное стекло. Не для того, чтобы спастись, нет. Просто в помещении уже нет места, и молодёжь вынуждена залезть на подоконник. Грохочет развалившееся на осколки стекло, но пути наружу нет – окно зарешечено …
… Смеркается. По тротуару гуляет светило местной психиатрии по прозвищу Доктор Гнойболит. У него ежевечерний моцион. Под ногами хрустит снежок, фонари светят, на душе благодать. Внезапно, из одноэтажного здания на другой стороне улицы доносится какой-то шум. Поправив окуляры и наведя глаза на резкость, Доктор Гнойболит видит, что в оконной решётке понуро висят руками и ногами на улицу какие-то рваные тела. Нахмурив брови, Доктор Гнойболит пытается сообразить, что к чему. Наконец, его осеняет.
– А, так это же эти, как их… резвятся!... – задумчиво констатирует он. – Ну-ну!... Ветер вам в парус, ребятки!
И продолжает свою прогулку, на ходу сочиняя стих под названием «Сардель для сборки»:
Юрист разорванный вещает.
Без рук, без ног, чтоб не убёг.
Своих убивцев он прощает.
Хотя себя не уберёг.
Не состоялось совещанье.
Он потерял свою сардель.
И затянулось опознанье.
Хрен соберёшь его теперь.
Свидетельство о публикации №218112001504