5 кружек земляники

Бабушка моего папы - Мария Григорьевна была сложным человеком. Слово "сложный" не стоит воспринимать, как сугубо отрицательную характеристику, здесь оно обладает немного другим смыслом. Закалённая жизненным опытом, суровым временем войны, она носила в себе трогательные черты наивности и юморинки, при этом была остра на язык и непоколебима в плане дисциплины при воспитании детей, а позже и внуков.

 Она всю жизнь хромала. Одна её нога была короче другой. В детстве упала и сломала её , видимо срослась неправильно. Но при своём физическом недостатке довольно удачно вышла замуж.

Муж ушёл на войну и она воспитывала одна шестерых детей. Папин дед прошёл весь фронт и, когда объявили о победе над фашистской Германией, был ранен фрицем в грудь, но выжил и носил в груди пулю до самой смерти. Домой с войны пришёл только осенью. Седьмой их ребёнок родился уже после войны. Жили они хорошо, не бедствовали. Многодетные родители вырастили своих детей и те, создавая уже свои семьи, разъехались кто куда: Стрелка, Момотово, Казачинское, Красноярск; Братск, Тамбов. И каждое лето бабушкин дом оживал - дети привозили внуков.

                ***
 Идут как-то папа с бабой Машей по дороге. Она ковыляет впереди, он спешит сзади. А дорога сухая, пыльная, без гравия совсем - одна чёрная земля, раскатанная и расхоженная до состояния пыльцы. Долго идут они (папа не уточнял куда), изрядно устали. И бабушка вдруг цепляется ногой за проволоку, торчащую из земли и падает. Упала она плашмя во весь свой рост, а пылюка такая вверх поднялась, что баба Маша скрылась в ней, будто в тумане.

- Баба, ты чего, - только и успел вымолвить внук.
А она поднялась проворно, огляделась по сторонам и, отряхивая себя, выпалила ему:
- Ой, чуть не упала... - а лицо такое, будто и правда она не падала, это ему показалось.

                ***
Смотрят они как-то фильм "17 мгновений весны". А она и говорит:
- Вот брешут всё в этом телевизоре. Только был хераль (февраль), а уже лето показывают. - Махала она в сторону телевизора, не верила, но продолжала смотреть.

                ***

Светало. Баба Маша уже управилась по хозяйству и выгнала коров пастись.

- Дети, пора вставать. Надо завтрак зарабатывать.

Пятеро внуков от мала до велика, еле продрали глаза, но никто не смел возразить.

- Петухи запели. На тебе, тебе, тебе... - Вручала она кому кружку, кому пятьсотграммовую баночку.
- Колька самый мелкий, ему кружечка, - папе досталась самая маленькая посудина.

Дети вышли за ворота и пошли по уже натоптанной тропинке к полянке за земляникой. Папе моему на тот момент было примерно четыре года.

"Какое там собирать!" - вспоминал он.

Он складывал себе ягодки в рот и почёсывал ноги, которые кусали комары, разбуженные в траве детской оравой.

Двоюродные сестры остыпали ему из своих баночек ягоду и все возвращались домой. Бабушка ставила на стол большую миску. Все высыпали землянику, а она заливала её кувшином парного молока. Отрезала только что испечённый ещё горячий круглый хлеб и раздавала всем по куску.

Это был завтрак, который дети сами себе заработали.

Долгую жизнь прожила бабушка. В 60-х годах почти вся их большая семья перебралась в Крым, п. Чернозёмное, позже в Симферополь.

Я помню её очень старенькой. Тогда она уже больше лежала.

Как-то родители оставили нас ночевать у бабы Маши и бабы Зины (её старшей дочери), жили они вместе.

- Зина, покажи им хвокус с кукурузой. - Просила баба Маша.
Из шкафа они доставали початок сухой кукурузы, ставили сковороду на плиту и высыпали туда жёлтые зёрна, накрывали крышкой.

- А сейчас будет хвокус, - многозначительно поднимая указательный палец, произносила она.
Под крышкой раздавались громкие хлопки и, когда звук прекращался, крышка открывалась и нашему взору представала огромная белая шапка из кукурузы, тут же она посыпалась сахарной пудрой и отправлялась в наши рты.

"Ну как так! - Удивлялись мы с братом, - из горсточки сухих семечек получилась такая гора поп-корна."

А ночью сердобольные старушки нас подняли и дали по прянику. Нам было где-то по три года не больше. Но я запомнила, как жевала спросонок этот пряник, нехотя запивала его молоком, жмурила глаза, а не могла отказать в этом их добром порыве накормить.

Спустя 2 года мы уехали в Сибирь, зная, что уже больше никогда не увидим бабу Машу.

Вспоминая своё детство, распрашивая родителей о их жизни, их детских годах, людях, которые их любили и, которых любили они - родственниках, я, будто собираю порванное, разлетевшееся по ветру письмо и кусочек за кусочком вклеиваю в свою жизнь.