11 Пакшот v. 1

Каждый справляется с мандражом перед выходом на сцену по-своему. Федя вовсю вспоминал любимые хокку Басё, то и дело изрекая нечто глубокое и одновременно кажущееся бессмысленным. Рома глушил своих внутренних демонов музыкой в наушниках и чёрным кофе с молотым корнем имбиря. Я нервно переходил из стороны в сторону и судорожно вспоминал слова своих же песен, пока в желудке рассасывался ксанакс.

Ан томно доводила до ума свой образ: красные стрелки на глазах, белое ажурное платье, босые ноги. На голову она надела венок из белых роз. Всё это придавало ей изрядную дозу девственной красоты, ещё не тронутой ни одним мерзким замацанным словом.  Жаль, что в своих мыслях я уже опошлил этот образ всеми этими третьесортными сравнениями. Она была прекрасна. Она знала это, я уверен. Всё это было ей к лицу, однако лица на ней не было. Она была бледнее каждого бесполезного слова, что я писал мелом на грифельной доске, будучи ещё глупым школьником. Аня взглянула в зеркало и тихо прошептала, глядя в свои же глаза:

- Спокойно, Корделия. Это просто очередная табуретка в лайтбоксе.
- С тобой всё хорошо? - спросил я, коснувшись её плеча.
- Убери свои руки, Андрей, - прозвучало устало, совсем без злобы.

Ей не нужна была помощь. Она сама хотела справиться со своей нерешительностью, со смятением и наваливающимся страхом перед хаосом. Ан закурила крепкую сигарету и закрыла глаза. Я хотел проявить хоть небольшое участие, бросить ей небольшой спасительный круг, да хоть просто дать руку или подставить плечо. Невыносима была сама мысль, что любое моё действие не принесёт результата, что оно сделает только хуже.

Через десять минут мы вышли на сцену. Зал был полностью забит. Ясно было, что большинству из них было плевать на нас, но мы сами на это подписались. Если тут есть хоть один человек, который хочет послушать наши идиотские песенки, я рад, что могу донести тепло хоть до одного единственного сердца. Однако Ан стояла, как вкопанная, и уставилась в зал невидящим взглядом. Надо было её спасать. Я подошёл к ней, поцеловал и произнёс на ухо:

- Представь что-то приятное и отдайся образу. Хер с ним с мандражом. Сделай это так, как сделала бы для себя.

Она улыбнулась одними глазами. глубоко вдохнула и закрыла их. Она ударила по струнам, и я понял, что чувствую себя случайным насекомым у энтомолога под увеличительным стеклом. Они меня рассматривают, фотографируют, но им плевать на меня. Я им не нужен. Им лишь бы заполнить чем-то тишину. Человек боится тишины и заполняет её шумом, лишь бы хоть как-то заглушить свои собственные мысли. Им лишь бы не быть собой хоть часок. Быть собой человек устаёт. Он страшится этого. Человек готов зачастую содрать свою кожу и изваляться в перьях, лишь бы не быть собой хотя бы пару секунд.

Последней песней мы планировали сыграть кавер, и Ан повесила на меня свою гитару.

- Сыграй, бездельник, а я в этот раз спою. Только хорошо играй, не разбивай моё любящее сердечко.

Она запела. Это очень сильно отличалось от того, как должно было звучать. В голосе было больше жизни, только будто уходящей, угасающей. В нём было нечто большее, чем боль, которую я хотел вложить в песню. Здесь была мольба, граничащая с агонией, в которой было столько отчаяния, что я понял, что ничего не знаю о девушке, рядом с которой засыпаю каждую ночь и просыпаюсь каждое утро. По щекам её бежали красные слёзы. Она отдала всю себя. Интересно, себе хоть что-то оставила?

"Don't ever fade away!
Fade away!
Fade away!
Don't ever fade away..."