13 Петля

Я вышел из ступора и увидел перед собой Василису. Она была чем-то очень сильно обеспокоена. В глазах её была смесь недоумения и тихой паники. Казалось, ей никак не получается что-то понять. Райт сильно закусила губу и о чём-то размышляла. Она выдохнула, потом снова вдохнула, одёрнула юбку и спросила у меня очень серьёзно:

- Андрей, ты не боишься собак?
- Нет, - ответил я, - что в них такого?
- Этот пёс. Один и тот же. Я встречаю его каждый день уже третий месяц. Он ходит за мной, - на её глазах выступили слёзы, - это ни разу не нормально.
- Может тебе показалось, - я обнял девочку, - где это видано, чтобы собаки за кем-то следили?
- А вдруг мы сейчас находимся во сне? Вдруг всё это нереально? Вдруг я сейчас в коме, а это мне всё только кажется? Ты, Аня, мои рассказы. Такого же просто не бывает.

Она выбралась из моих объятий, расстегнула пальто и уселась с ногами на скамейку, обняв колени так, чтобы укрыть их полами пальто. Райт закрыла глаза и начала тихо напевать что-то про мальчика со шрамом на щеке. Её била мелкая дрожь. Никогда не видел, чтобы человек ставил реальность под сомнение из-за простой собаки. В этом не было первобытного страха. Состояние было вызвано глубинной рефлексией. Порой случается так, что какая-то мелочь оставляет в сознании небольшое семя сомнения. Иногда оно так и остаётся там лежать, словно потерянная зажигалка, провалившаяся в щель в мягком кресле. А бывает, что рано или поздно семечко прорастает. Обычно оно не очень жизнеспособно и со временем чахнет, но в редких случаях разрастается грибком по всей личности человека, создавая целую сеть гиф, проникших в каждый закоулок человеческой души. Так формируется идея фикс. Одно из самых омерзительных расстройств личности, если довести до абсолюта.

- Это всё не просто так. Случайностей не бывает. Не бывает ничего сверхъестественного. Не бывает лишних силуэтов в зеркалах. Не бывает собак, следящих за людьми. Не бывает счастливых людей, не помнящих своего детства.
- Погоди, - я хотел её успокоить, но давать девочке пощёчину прямо в парке не решался. Вместо этого я достал свою термокружку из рюкзака и дал ей.

Ни слова не говоря, она сделала три больших глотка. Зря. Сразу сморщилась, словно съела за раз стручок тайского перца. Она покраснела и начала задыхаться. Я протянул ей открытую бутылку колы, из которой она мгновенно отпила глотков десять.

- Ну ты и мудак, - Райт перестала дрожать и была не очень-то в духе, - что ты мне дал?
- Джин.
- Чем ты только думал. Спаивание несовершеннолетних. Тебя же посадят.
- Не знал, как тебя ещё успокоить. Был, правда, один вариант, но ты бы не оценила.
- А это я охренеть как оценила. И какой там был вариант? - она нахмурила брови и негодующе смотрела мне в глаза.

Вместо ответа я прикоснулся ладонью к её щеке и поцеловал Василису. В глазах девочки сразу прочитался целый спектр различных эмоций. Она взглянула на меня и спросила почти шёпотом:

- И что это было?
- Нравишься, - коротко ответил я.
- И не стыдно тебе? - она была спокойна.
- Ничего не могу с собой поделать, - произнёс я и обнял её.

Мы стояли так минуты две, которые показались одним мгновением. Она уткнулась носом мне в грудь и беззвучно плакала. Не могу с уверенностью сказать, почему. Да и не надо было это. Не знаю, какие горести выпали на её голову, но она была совсем вымотана. Я ощущал тепло её тела, вдыхал аромат её сладких духов. Единственное, о чём я думал в это мгновение, это пара, обнявшаяся посреди парка. Люди обходили нас. Им было всё равно, что здесь происходит. Даже, если бы каждые пять секунд один человек падал замертво, поток не прекратил это безумное хаотичное шествие. Поэтому-то люди и плачут в одиночестве. А нужно всего лишь понять, чего хочешь от этой жизни. Чего угодно, лишь бы не одиночества. Я погладил Василису по волосам. Райт подняла голову и сама робко поцеловала меня, потом выдохнула и грустно сказала:

- Дай ещё своего мерзкого джина. Я совсем запуталась.

Райт перелила себе грамм сто джина в кружку и смешала его с колой. Она медленно пила и смотрела себе под ноги. Могло показаться, что в этот момент для неё ничего на свете не было интереснее белых высоких кедов. Девочка достала сырок и принялась с аппетитом его уплетать под горючий напиток. Был уже вечер, солнце практически село. Оно лениво бросало на наши фигуры последние лучи умирающего заката. Отбрасываемые нами тени были несуразно-длинные, искажённые. В этих тенях не было ни капли логики и рационализма. Если бы их раскрасить, получились бы невероятно гротескные существа. Райт достала из рюкзака очки, протёрла их салфеткой и уткнулась в телефон. Не более чем за минуту она что-то написала и выдохнула. Я курил и смотрел на неё. По телу разливалась приятная теплота, но она готова была исчезнуть в тот же миг. Её старалась заместить дрожь. Меня серьёзно потряхивало, то ли от волнения, то ли от холода. День сегодня тёплый, но ветреный, и пиджак поверх футболки не самый лучший выбор всё же. Василиса подняла на меня глаза и тихо, казалось, подавленным голосом спросила:

- Ты понимаешь, что вообще происходит?
- Это вряд ли, - я силился говорить уверенно, - чтобы голос не дрожал.
- Сколько можно совершать глупостей, Андрей, - на её глазах снова выступили слёзы, в закатном солнце они еле заметно сверкали, - ты можешь хоть немного подумать о чувствах других? Подумал бы хотя бы о себе. Не поддавался бы своим импульсам и жил бы спокойно.
- О каком спокойствии может идти речь, когда я хочу каждый день тебя видеть. Мне нравится твоя улыбка, твои колкости, твои привычки.
- Замолчи.
- Да пойми же, ты мне нравишься. Мне нравится в тебе абсолютно всё.
- Это я могу понять, хоть и с трудом. Ты никогда не задумывался о последствиях своих слов и действий?
- Постоянно задумываюсь.
- Либо ты выстроил очень сложную многоходовочку, либо ты совсем дурак. У тебя есть Аня. Вы любите друг друга, как может показаться. Ещё пару дней назад ты у всех на виду целуешь её на концерте, а теперь рассказываешь мне, что тебе во мне нравится. Чего ты вообще от меня ждёшь? Взаимности?

Повисло молчание. Оно было во стократ значимее самых ярких речей ораторов. Райт снова уставилась себе под ноги. В молчании доносились разговоры людей, шум машин, где-то лаяла собака, а где-то совсем в дали играл уличный музыкант. Наши тени начали угасать. Они погибали. Казалось, если бы они могли говорить, они бы кричали. Тени были умнее нас, им претили суетные разговоры и действия. Им просто не хотелось умирать. Приглушённый рёв моторов машин начинал действовать на нервы. Райт достала блокнот на пружинке и что-то усердно начала рисовать. Не отрываясь от листа бумаги, она задала вопрос:

- Ты любишь Аню?
- Да.
- А ко мне как относишься?
- Меня очень греет сама мысль, то ты есть в этом городе.
- Иначе говоря, - она выдохнула, - ты точно знаешь, что любишь её, а по отношению ко мне даже названия своим чувствам не даёшь.
- Вот такой я придурок.
- Нет. Ты хороший. Просто ты не знаешь сам, чего хочешь. Думаю, ты не хочешь сделать выбор, который повлияет на кого-то кроме тебя. Кто-то останется несчастлив, останется в дураках. А тебе достанутся муки любви. Как у Крейслера.
- Не надо пытаться анализировать мою личность и мои поступки. Что плохого в том, что я испытываю к тебе что-то светлое. Мы можем понять это со временем, зачем делать поспешные выводы?
- Если ты не сделал выводов, зачем совершать поспешные поступки?

Я сел рядом с ней на скамейку. Она вырвала листок из блокнота и протянула мне. На нём была изображена цикада, вылезающая из своего панциря. Я тщательно рассмотрел её и, сложив пополам, засунул во внутренний карман пиджака. Райт положила голову на моё плечо и закрыла глаза.

- Совсем замёрз? – спокойно спросила она.
- Да нет. В принципе, нормально.
- Знаешь, Андрей. Раз уж сегодня день скоропалительных действий и фраз, скажу кое-что важное. Думаю, нет ничего неправильного или, наоборот, правильного. Это мы сами решим. Странно, но как-то хорошо на душе.
- Решила сменить гнев на милость? – я ухмыльнулся.
- Что ты несёшь? Мне нравится твой голос, но не стоит нести чушь. Я в отличие от тебя буду до конца честна с собой. Я тебя люблю, но пока так … предварительно.

Странная девочка. Наверное, частичные цитаты из песен – это такой защитный механизм от всего, что вызывает определённый дискомфорт. Я обнял её за талию. Мы сидели так долго, пока солнце не скрылось совсем.

- Ну. Пойду я домой, - она встала, поправила юбку, застегнула пальто и надела чёрную шляпку, - не провожай. Мне надо раздумать о том, что я напишу, как вернусь домой. Несуразная какая-то история получается. И что ты со мной делать будешь?

Она ушла, еле слышно напевая себе под нос что-то. Она всегда так делает, что поделать. Одну строчку Райт пропела громче. Она донеслась ко мне с какой-то меланхоличной тоской:

«И наши песни всё громче звучали
На свадьбах…и похоронах»