15 My own Aokigahara

Очередной сон. Снова всё слишком реалистично, чтобы быть фантазией пьяного мозга. Мы стоим на опушке леса. Эсме снова в том же белом поло с бейджем на груди. Лес кажется живым. Ветер несёт из его чащи эхо сдавленных стонов. Она смотрит на свои ноги в чёрных кедах и напряжённо о чём-то думает. Она хочет что-то сказать, но то ли пытается понять необходимость этого, то ли не знает, с чего начать, или вернее продолжить уже подзабытый диалог. Это место меня гнетёт. Тут даже дышать тяжело: воздух слишком влажный, тяжёлый и, кажется, какой-то липкий. Эсме подходит к одному из деревьев и снимает с ветки фонарь. Это массивная конструкция из железа и стекла с ручкой-кольцом. Девушка открывает дверцу фонаря и запускает туда с десяток светлячков. Их бледно-розовое свечение озаряет пространство в радиусе трёх метров. Свет напоминает неоновый, но я знаю, что он животного происхождения. Она протягивает мне фонарь, а сама закуривает сигарету на длинном тонком мундштуке.

- Знаешь, Андрей, - говорит наконец она, - не думала, что так скоро снова здесь встретимся. Добро пожаловать.
- Что это за место? Я не про Придел. Это я уже усвоил. Я про этот лес. Он слегка странный.
- Это, - Эсме подумала, - с позволения сказать, моя личная Аокигахара. Здесь немного тревожно и темно, поэтому неси этот фонарь. Он достаточно тяжёлый, а я всё же девушка. Так что будь галантен. Пойдём.
- Лес самоубийц? Ты не думаешь, - ухмыльнулся я, - что он больше напоминает этот лес у Данте. Самоубийцы здесь не сводят счёты с жизнью, а скорее отбывают наказание. Не так ли?
- Вообще-то нет. Всё это место лишь моя проекция отношения к этим товарищам. Да, некоторые люди уверены, что иначе не справятся. Я это допускаю. Соглашусь даже, что суицид - это выход, но трусливый, словно через чёрный ход. Как будто украдкой смываешься с работы, чтобы поплакать дома. Их надо наказывать, как я думаю. Иногда я это делаю. Я не очень-то хотела показывать тебе это место, но всё же. Знаешь, ты ходишь по самой грани. Это забавно даже.

Она подводит меня к одному дереву и снимает с его ветки свёрток, обёрнутый фиолетовой материей. Размером он не меньше, чем большой грейпфрут, да и завёрнут на совесть.

- Что в нём? - поинтересовался я.
- Голова, - Эсме хихикнула, - собачья.
- Шутишь? Зачем тебе эта дрянь?
- В каждой шутке шутки лишь доля. Ты выяснил, что с твоей девушкой не так?
- Нет.
- Ты принял меры?
- Да.
- Хороший мальчик. Значит, я могу это выбросить, - она бросила свёрток в лес, - можешь, мне объяснить? Что с тобой не так? Обязательно мешать мне работать? Так и норовишь статистику испортить. Чем я это заслужила?
- Ты о чём вообще?
- Вот подумай. Ты сейчас лежишь, немного температуришь, как проснёшься, будет страшное похмелье, но ты в кое-что веки поступил нормально.
- Ты меня хвалишь что ли?
- Я наконец-то тобой довольна, вот и всё. С точки зрения морали, ты сволочь последняя, но я рада, что ты думаешь о себе. Человек должен желать себе счастья намного больше, чем остальным.
- Ты говоришь, что эгоизм - это верный выбор?
- Не в коем случае. Я считаю, что эгоизм - это норма. Это естественно для людей. Однако вы все упорно пытаетесь стать добрыми. Добро - это уже ловушка для дураков. В неё попадаются люди, которые действительно думают о других, и те, кто хочет казаться добрым.
- И как ты думаешь, к какому типу людей я отношусь?
- К идиотам, - она звонко рассмеялась и прикурила ещё одну, - фонарь не тяжёлый?
- Нет, нормальный.
- Так я вообще о чём. У этого мира есть свои правила. Их лет двести назад сформулировали. Выживает сильнейший. Это, пожалуй, главное ваше достижение. Людям потребовалось просуществовать не одну тысячу лет, чтобы понять настолько простую истину. Мне аж тоскливо.
- И ты хочешь искоренить добрых людей, чтобы доказать свою правоту?
- Ни в коем случае. Этот мир убогий и неправильный для кого-то, но это всё ещё мой мир. А значит, я что-то могу сделать. Недовольных будет ещё полным полно. Кто-то из них будет выть про несправедливость, кто-то берётся за перо, кто-то выбирает прыжок без верёвки с моста. В принципе, это уже поступки. Статистику не исправишь, поблажек не видать, но можно хоть кого-то спасти.
- Ты пытаешься уберечь меня от необдуманных поступков?
- Не думай, что я добра по своей воле. Если ты решишь покончить с собой, кого-то это расстроит.
- А ты лучше, чем можешь показаться. А ещё говоришь, что добро для дураков. Ты делаешь добро ради этого кого-то. Получается, что ты тоже идиотка, Эсмеральда.
- Возможно и так. Дальше мы не пойдём. Оставлю для следующего раза. В Город тебе пока нельзя.

Перед нами раскинулся небольшой город в ущелье. Он был обнесён стенами, так что видеть его улицы было невозможно. Ворота города были перекрыты шлагбаумом, а рядом с ними стоял солдат в тёмно-серой форме и чёрном берете. Из оружия при нём был только палаш, покоящийся в ножнах на поясе. Лицо солдата закрывала маска, на которой была изображена лишь клыкастая улыбка.

- Эсме, если Придел - это плод твоего воображения, то что за жуть творится в твоей голове?
- Пошёл вон, - она забрала у меня фонарь и выпустила светлячков, - через минуту ты проснёшься. Не ожидай многого. Твоя гипертония передаёт привет.