17 Сторукий

Возвращаясь домой, снова новое место домом назвал, странно, мы проходили через подземный переход. Василиса пыталась разрядить атмосферу этого странного воскресенья рассказом о жизни Маркиза де Сада, хотя и понимала в глубине души, что это бесполезно. Процесс уже запущен, и его не остановить. Он происходит сам по себе и нас касается лишь косвенно. Мы в нём лишь второстепенные герои. Мы никак не можем повлиять на него, но попытка имеет право на существование. Попытка тем и хороша, что изначально есть осознание возможности провала. Есть либо да, либо нет. Третьего не дано. Нет - плохо, да - хорошо. Почему бы и нет, собственно? На выходе из перехода я услышал едва знакомый голос.

Кто-то пел песню о сторуком Петли Пристрастия. Всегда думал, что уличные музыканты играют только то, что может им принести пару лишних рублей. Здесь был другой случай. Эта девушка играла для того, чтобы просто играть. Она сидела на скамейке по-турецки и играла на гитаре, явно отдаваясь процессу. Никаких трёх аккордов, её аккуратные кисти проделывали что-то небывалое. Это был самый настоящий разврат с участием инструмента. Пальцы то ласкали гитару, то наказывали за что-то себя и серебро струн. Чёрные волосы были собраны в хвост, глаза закрыты ярко-красными очками, чёлка убрана под заколку с яичницей. Ошибки быть не могло. Это точно Вера. Она доиграла песню и заметила нас, остановившихся напротив.

- О, Андрей Игоревич! - девушка весело воскликнула, - сестру выгуливаешь?
- Очень смешно, Вера.
- Вы знакомы? - изумилась Райт.
- Ещё как, - ухмыльнулась Вера, - знакомы ровно двенадцать часов.
- Не думал, что снова увижу тебя. Это Василиса - моя девушка. Райт, это Вера, - та отложила гитару и протянула девочке руку. На её большом пальце красовалось стеклянное колечко.
- Очень приятно, - Райт решила включить энергосберегающий режим и просто дать нам поговорить. Она села рядом с Верой и взяла гитару, - можно?
- Естественно. Всё младше и младше, а Андрей?
- Издеваться вздумала?
- Что ты, что ты? Как можно? Для справки, мне шестнадцать, - она достала сигарету из лежащей рядом пачки и со вкусом затянулась.
- Это очень полезная информация, - судя по выражению лица Василисы, она уже обдумывает схему допроса с элементами пыток и физических истязаний.
- Знаешь, забавная штука - наш мир. Только вчера разбирала вашу песню, а тут ты сам лично появляешься передо мной со своей, - она коротко откашлялась, - девушкой. Василиса, солнышко, тебе есть пятнадцать?
- Нет, но какое тебе до этого дело? - кажется, она начинает закипать.
- Не нервничай. Это я так, шучу. Андрей Игоревич, душа моя, про Гумберта уже шутили?
- Вера, не будь стервой.
- Я только учусь. Вчера в кино смотрела об этом. Думала, ты любишь вашу гитаристку. Ммм. Такие пламенные поцелуи на сцене, я аж чувствую влагу на ваших губах.
- Я серьёзно обдумываю то, чтобы врезать девушке? Серьёзно? - кажется, я начал выходить из себя.
- Ладно, не горячитесь. Я же шучу, хоть и паршиво, - она звонко рассмеялась и уставилась на Райт, - имей в виду, девочка, тебе очень сильно повезло.

Василиса закрыла глаза, выдохнула, снова их открыла, отложила гитару и, видимо успокоилась. Она достала два глазированных сырка из рюкзака и один отдала мне. Раскрыв обёртку, Райт максимально сдержанно спросила:

- Вера, вы были в тринадцатой клинической больнице?
- Ой, да чего ж вы так шуток не понимаете, - девушка изобразила обиду.
- Да что вы. Я решила, что вы любите птиц. Обычно, играющие хрупкий инди-рок, просто обожают их. Там, знаете ли, море поползней. Они смешные.

Вера вскочила, посмотрела на левую руку, словно на часы. Их там, к слову, не было. Она сложила гитару в чехол и выбросила окурок в урну.

- Матерь божья, я опаздываю. Вы уж простите. Кстати, я же не представилась, как следует. Свёрток бестактности, второсортная поэтесса, такой же музыкант. Вера Павловна Фёдорова. Скорее всего, вы знаете мою сестру, - она закурила новую сигарету, накинула чехол с гитарой на плечо и улыбнулась, - пока, паршивцы.

Вера ушла, громко насвистывая "Норвежский лес". У неё было на зависть отличное настроение. Райт поцеловала меня, чего она на улице обычно избегала, и взглянула на меня со смесью негодования и смятения.

- У меня охуеть как много вопросов, Андрей Игоревич.