Смерть других. Приговор

В сопровождении краснощёкого сержанта-конвоира я вошёл в зал. Здесь собрались все мои родственники и ещё внушительное количество незнакомых людей. В углу помещения приютились люди с камерами. Они жадно снимали каждый миг этого зрелища, каждое лицо, разбитое горем. Событие было значимое и резонансное. Их не могло не быть здесь. Сержантик этому привыкший или не понимающий, что происходит, вальяжно почесал пах. Все, словно по мановению волшебной палочки, встали, в зале появился судья. Он был здесь богом и решал, что будет с человеком за решёткой, то есть со мной. Добрая половина зала надеялась на его благоразумие и лучший исход. Другая половина верила в благоразумие иначе. Публика села на свои места. Слово взял прокурор, женщина лет тридцати с погонами майора. Её зелёные погоны так и кричали о самодовольстве человека, их носивших, а короткие бордовые волосы и волевые черты лица - о безусловной стервозности.

Она говорила о совершённых поступках, о моральной стороне вопроса, о сроках и других мерах наказания, оперируя холодными номерами статей документов, которые, как она подчеркнула, написаны кровью. Особенно мне запомнился оборот "и другими нормативно-правовыми актами". Мерзко звучит, не правда ли. Странно, что нашими судьбами управляют люди, говорящие на языке делопроизводства. Обезличенность и бездушие её речи звучали убедительно. Ей согласно кивали, давая понять, насколько внимательно слушают. Она вызывала свидетелей, которые заводили стандартную песню о том, что я был всегда вежлив, хорошо учился, и вообще они поверить не могут, что такое могло произойти со знакомыми им людьми.

А вы не думали, что горе - это не то, что непременно случается с другими. Люди не привыкли, что все ужасные вещи, которые они видят по телевизору, могут произойти в соседнем доме. Боже, как же теперь оправится твоя дочь, она же только в детский сад пошла. Девочка только начала вливаться в общество, а тут такое. Может, не стоило обсасывать этот случай за ужином с парнем, который тебя трахает? Честно говоря, больше на неё повлияет тот факт, что в твоей кровати каждый месяц новый дядя Гриша, Лёша, Рома и так далее. Ей богу, не люди, а сборище фарисеев. Любое вопиющее событие оставляет в душах ваших детей куда меньшие шрамы, чем ваше ежедневное скотство. Вы смотрите на меня, как на выродка, но и помыслить не можете, что именно такие, как вы, сделали меня таким, какой я есть.

Мой адвокат и не пытался помогать мне. Ещё перед началом процесса я сказал ему, что виновен по всем направлениям и меньше всего хочу, чтобы его тщетные попытки накинули пару лишних часов, или даже слушаний, этому фарсу. Забавно было смотреть на людей, которые доказывают посредством вещественных доказательств и свидетельств разного рода очевидцев и потерпевших. Кстати об этом. Моя любимая прокурор выразила мнение, что свидетели в масштабах совершённых мною поступков могут спокойно приравниваться к потерпевшим. Браво, товарищ майор! Вы бы выйграли этой фразой чемпионат республики по патетике среди других безмозглых прокуроров. В рамках душераздирающих диалогов о морали и нравственности, зачем-то привели батюшку.

Пухлый сытый священнослужитель говорил мне о великом грехе, взятом на душу. При этом он забавно хватался за бриллиантовый крест на шее рукой с дорогими часами. Насыпьте ещё пшена этой птичке, и она вам ещё не то споёт. Покайтесь! Конец близок! От этого события перепела перестанут нести яйца, а в роддомах будут рождаться трёхглавые младенцы. Господи, заткните рот кто-нибудь этому служителю бога, пока он не заговорил о других моих грехах. Простите, святой отец, я согрешил с вашей незамужней дочерью, накурившись гашиша;. Думаю, она непривлекательна, но не стал бы отказывать ей от благодати, уж простите за эвфемизм.

Самое забавное было в том, что список моих пригрешений так и не был назван словами русского языка. Все поступки были зашифрованы кодами номеров статей, как я уже и говорил. Говорившие, надеялись, что все присутствующие и так в курсе ситуации, но людям сторонним без
ключа невозможно было понять, о чём речь. Секретарь, что вёл протокол заседания, должно быть написал к концу этого мероприятия гениальный абсурдистский роман. Надеюсь, он прославится. Люди перешёптывались, передавая неосведомлённым, причины этого праздника жизни. Те в свою очередь, узнав, что к чему, начинали сверлить меня взглядами полными ненависти. Ох, милая, твоё лицо, выражающее презрение и отвращение для меня как глоток свежего воздуха.

Последним решили всё же спросить меня. Только уж вопросы были до боли смешные. Как я спал? Ел ли я то, что мне давали? Как я себя при этом чувствую? Да никак себя не чувствую.

- Есть смутное ощущение, что вы судите меня не за то, что я отправил на тот свет с десяток детишек, а за саму идею безнравственности. Вынужден вас огорчить, что в ней я как раз не виноват, - произнёс я спокойным голосом.
- Признаёте ли вы свою вину? - спросила прокурор.
- Вина? Едва ли. Вы не считаете, что низко осуждать прилюдно то, что я пришёл выспавшись и позавтракал?
- Вы отрицаете совершённые вами деяния?
- Напротив, я признаю их и исключительно для присутствующих родителей скажу, что глубоко раскаиваюсь в содеянном, - по лицам пробежала паника. Никто в зале не ожидал того, что поступок назовут в этом зале не числом, а словом.
- А детей-то за что, ирод?! - выкрикнула какая-то женщина средних лет, тряся из стороны в сторону каждым из своих трёх подбородков.
- То есть вы считаете, что лучше стариков? Нет, спасибо. Сколько ни туши, жёстко получается, - по залу прокатилась череда обмороков, всплесков рыданий и прочих проявлений протеста бесчеловечности.
- Ты хоть в бога веруешь? - огорошенно задал, как ему показалось, риторический вопрос батюшка.
- Ещё как, дорогой мой. Я знаю про заповеди, смертные грехи и прочее, но, быть может, в рай я не хочу. Вы об этом хоть на секундочку задуматься могли? - я смерил умолкший зал вопросительным взглядом, - Иногда человек просто рождается злым. Противиться своей натуре неправильно.
- Сядьте, подсудимый! - злостно крикнул судья.
- Я ни в коем случае не оправдываю своё поведение, но вы же видели по телевизору все эти истории про перенаселение? Так что будьте благодарны.

Зал разразился криками. Кто-то вспоминал бога, кто-то чёрта, женщины плакали, мужчины матерились, сержан-конвоир почёсывал под шумок свой пах. Казалось бы, своими показаниями я должен был подписать себе смертный приговор, но нет. Как вы могли заметить, этот небольшой очерк написан от первого лица и в прошедшем времени. Следовательно написан он мной, а не секретарём-абсурдистом. Пишу я его спокойно из палаты под номером десять, одиночной и комфортабельной. Так что в принципе в жизни есть место счастью, хоть вы, читающий эти строки, сейчас усомнились в адекватности их автора. Если уж держитесь так за своё семейное древо, избегайте таких, как я, знаете таких "спокойных, вежливых, про кого никогда и не подумаешь".