Сверчок На царских харчах Гл. 17 Консерваторы и ли

                Сверчок.
                Часть 1
                На царских харчах               
                17
                Консерваторы и либералы

     Мой дядя самых честных правил, с моих одиннадцати лет, он уважать себя заставил… непримиримой борьбой с консерваторами, сам придерживаясь либеральных взглядов и попутно входя в масонскую ложу.
Трудно понять мешанину в голове записного либерала с его устремлениями к Богу и Западу.
    В литературном движении тоже можно выделить сообщества. Они сложнее по взглядам, чем взгляды в различных партиях и со временем меняют свое кредо: классицизм, реализм, футуризм, модернизм, постмодернизм, метамодернизм…, и другие «измы». Одни могут быть за царя в России, другие – за президента…
И здесь я стал свидетелем литературной войны за русское слово. С одной стороны, Карамзин, мой дядя и примкнувшие к ним другие поэты, поклонники искусства поэзии по Буало. Все вместе они назывались карамзинисты. С другой стороны, Александр Семенович Шишков, бывший адмирал, перешедший на служение музам и примкнувшие к нему поэт Сергий   Александрович Ширинский – Шихматов, а также драматург и театральный деятель - Александр Александрович Шаховской и др.  Все они назывались шишковисты. Они старались накачать русскую поэзию славянизмами и архаизмами, стремясь распространить высокий напряженно-торжественный слог на все виды литературного творчества. Достаточно вспомнить часто приписываемую Шишкову литературными и политическими оппонентами «исконно русскую», свободную от галлицизмов фразу: «Хорошилище в мокроступах идет по гульбищу из ристалища в позорище», то есть «Франт в галошах идет по бульвару из цирка в театр».
Казалось бы, при чем здесь шишковисты? Но слово уже сказано. И слово это — «двоица». Пара рысаков, «подтибренных» Буяновым у Пахома, названа славянизмом, заимствованным у поэта-шишковиста Шихматова. Слово, непринужденно и вроде бы совсем не нарочно включенное в стремительное повествование, становится поводом для своего рода лирического, или, вернее, иронического, отступления — обращения к тому, кто это слово позволил себе написать в стихотворном тексте. Кстати мой лицейский друг Кюхельбекер записался в шишковисты и прилежно переписал стихи Шихматова в свой дневник.

Но кто там мчится в колеснице
На резвой двоице коней,
И вся их мощь в его деснице?
Из конских дышащих ноздрей
Клубится дым и пышет пламень,
И пена на устах кипит;
Летит земля и хрупкий камень,
И пыль виется до небес;
Играют гривы их густые,
Мелькают сбруи золотые,
Лучи катящихся колес.

   В самом деле — замечательно. Сколько энергии, сколько движения! Правда, пена на устах, уста у лошадей — это как-то не очень, и лучше бы в колесницу запрячь тройку коней, тогда бы полегче было скакать. Да и звучало бы слово «троица», а не «двоица». Но зато — летящая из-под копыт земля, столбы пыли до небес, мелькание золотой сбруи и особенно выразительно — «лучи катящихся колес».
Так и хочется сказать на церковно-славянском:

Надмеру лепо!
Оюниваешь от стиха!
Отженяешь дурны мысли!
Испиваешь сладость юдоли!

    Шишков «кум славянофилов» еще задолго до них видел в крестьянстве источник нравственных ценностей и традиций, уже недоступных «испорченным» высшим классам. Он говорил:
- Мы не для того обрили бороды, чтоб презирать тех, которые ходили прежде или ходят еще и ныне с бородами; не для того надели короткое немецкое платье, дабы гнушаться теми, у которых долгие зипуны. Мы выучились танцевать менуэты; но за что же насмехаться нам над сельскою пляскою бодрых и веселых юношей, питающих нас своими трудами? Они так точно пляшут, как, бывало, плясывали наши деды и бабки. Должны ли мы, выучась петь итальянские арии, возненавидеть подблюдные песни? Должны ли о Святой неделе изломать все лубки для того только, что в Париже не катают яйцами? Просвещение велит избегать пороков – как старинных, так и новых; но просвещение не велит, едучи в карете, гнушаться телегою. Напротив, оно, соглашаясь с естеством, рождает в душах наших чувство любви даже и к бездушным вещам тех мест, где родились предки наши и мы сами.