Неудачный рейд

               

   Оторвавшись от преследования, бойцы шли по проселочной дороге параллельно железной в кромешной темноте. Сзади показался товарный поезд. Все попадали в мокрую от росы придорожную траву, спасаясь от пронзительного света его прожектора. Можно было и не падать, трава в рост человека. Хотя, человеки бывают разные. В группе был двухметровый Потрух и полутораметровый Трифонов. Состав приблизился и на небольшом повороте снизил скорость. Открытые грузовые вагоны катились метрах в пятидесяти от них. Длина поезда растянулась чуть не на километр. Послышалась, перекрывающая грохот колес и скрип тормозов, команда:
- Прыгай!
Шустрый Трифонов первым добежал и вскарабкался на борт вагона. Потрух долго волочился, ухватившись за верх, пока кто-то не протянул ему руку. Снизу уже слышались чертыханья. Вагон оказался нагружен цементом россыпью.

    Люди зачихали. Кто-то истошно закричал, чтобы не прыгали и держались за борта вагона. Цементная пыль забивала нос, рот, глаза и уши. Дышать было невозможно.
Вначале это было воспринято как очередное неудобство.  Потом текучая масса стала обволакивать тела и засасывать их вглубь. При движении поезда цемент перемещался как жидкость и затягивал все сильнее. Сопротивляться было опасно, упираясь, человек проваливался.

   Высота вагона метра четыре. Цементом он наполнен наполовину. Получалось, что борт для оказавшихся внизу людей был недосягаем, а глубины цемента  достаточно, чтобы в нем утонуть. Наверху оставался один Боря Трифонов. Первым опомнился сержант Коренев и приказал сделать перекличку. Все здесь. Уже хорошо. Следующий приказ был отдан Боре:
- Держаться, во  что бы то ни стало!
  Если и он рухнет тогда всем крышка. Затем нужно было собраться как-нибудь плотнее к борту, на котором висел Боря.
   Мокрое обмундирование неприятно терло подмышками и на всех сгибах, скрипело и прилипало к коже. Цемент попал в карманы, за шиворот, во все прорехи и отверстия. Часть сапог, в борьбе за выживание уже бесследно исчезла в цементной массе. И дернуло же нарядиться в парадную форму! Триумфаторы  долбанутые!
   Чтобы перемещаться, приходилось ложиться и плыть, временами погружаясь с головой. Все тело чесалось, хотелось наружу. Гришка Терентьев попробовал кричать, чем рассмешил товарищей, несмотря на грозящую всем опасность. До паровоза метров триста, а грохот локомотива заглушает голоса машиниста и кочегара, которые находятся в двух метрах один от другого. Первым до борта добрался сержант Дроздов. Боря свесился на руках, но при его росте Дроздову не хватало еще полметра, чтобы ухватиться за него. Общими усилиями подтянули Потруха. Не хватало совсем чуть-чуть. Стали всем составом вытягивать Потруха, который орал благим матом со страху и от боли. Наконец Потрух дотянулся. Теперь заорал Боря.
- Если я сорвусь, то уже никто не выберется, давайте как-то по-другому!
  Сил  Потруха не хватало удержать собственный вес. На перекладине он не мог подтянуться и одного раза. Боря вырвал руку, Потрух остался внизу.
   Цемент, подрагивая, по миллиметру подбирался все выше и выше. Особенно штормило и накрывало при торможении и разгоне. После очередного наката плотной волны Зюзьков вцепился в Коренева и полез на него, хотя тот уже стоял по грудь, а ноги проваливались, не ощущая опоры. К тому же цемент, поначалу кажущийся обычной температуры, теперь начал греть как тулуп. По телу струился пот. Одежда промокла насквозь, внутри от пота, снаружи от мокрой травы.
   Радовал Боря. Он мог уже несколько раз спрыгнуть на землю при замедлении поезда, но оставался на месте в надежде помочь товарищам.
   Коренев столкнул обезумевшего Зюзькова с головы. Протянул руку Дроздову, чтобы тот помог пробраться к борту. Все это в полной темноте. Переговаривались, перекрикивая вопли паникующих Зюзькова и Потруха. Ну ладно, Потрух. Свой, никуда не денешься, а этот франт навязался. Как знал, не хотел брать с собой.
   Коренев несколько раз пробовал успокоить паникера, не выдержал и вмазал ему наугад. Попал, визг сменился всхлипом и бормотанием. Заткнулся и Потрух, по опыту догадываясь, что  теперь его очередь под раздачу.


   Атмосфера приобрела деловой характер. Слышно было только сержантов распоряжающихся действиями товарищей.
- Терентьев, лезь на Дроздова, цепляйся за Борю. Есть? Хорошо. Боря, тяни его к себе!
    Слышно было, как скребутся и стучат сапоги Терехи, устраивающегося наверху.
- Теперь Гриха перебирайся наружу вагона и держи Борю, он будет вытягивать нас по одному. Зюзьков, вперед! Тяни его, Трифон! Тем, кто выбрался, сидеть на борту и не дергаться до команды. Володя, ты сможешь меня удержать?
- Смогу.
- А я? – заорал перепуганный Потрух.
- А ты самый длинный и так дотянешься. Не бойся, не бросим.
   Коренев встал на Дроздова, дотянулся до Бори, зацепился.
- Володя, двоих выдержишь?
- Давай!
- Потрух, лезь на Дроздова и по мне перебирайся к Боре, - распорядился Коренев, понимая, что без посторонней помощи этот верзила себя на борт не поднимет.
- Зюзьков, помогай Боре эту кишку вытянуть.
   Потрух долго возился, карабкаясь и при этом сдирая сапогами кожу на плечах Дроздова. Тот скрипел зубами, вполголоса ругаясь, но терпел. Потом острые локти и колени заелозили по спине Коренева, больно упираясь в позвонки и ребра. Наконец  дотянулся до Бори и Зюзькова, которые выудили его наверх. Долго еще там грохотал сапогом (второй остался в цементе) пока устроился.
- Все закрепились? Теперь отдыхаем. Боря скажешь, когда можно будет продолжать.

   Итак, четверо наверху, они с Дроздовым в пирамиде.  Коренев  стоит на плечах Володи, руками ухватившись за Борю, который свисает с борта на полметра. Когда отдышались, Коренев приказал Терентьеву продолжать уравновешивать Трифонова. Зюзькову и Потруху образовать такую же гирлянду, чтобы вытягивать их, так как нагрузка удвоится.
   Руки, за которые его держали товарищи, уже онемели. Сверху тоже сказали, что руки не выдерживают. Тогда он приказал  сцепиться брючными ремнями на запястьях.  После этого предложил Дроздову выбираться по себе, иначе потом одному на это сил не хватит.
   Володя полез вверх, используя Коренева как канат. Канату было больно, он сучил ногами в воздухе. Когда друг выбирался из цемента, Кореневу казалось, что снизу его тянет весь вагон, сверху надежно держат ремнями и сейчас его  разорвут.
   Вдруг стало легче. Это Дроздов выбрался и повис на нем лишь своим весом. Не останавливаясь, пыхтя и царапаясь, он продолжал карабкаться, пока, подхваченный товарищами, не оказался наверху. Коренев обессилено висел. Сверху на него сыпался цемент,  невозможно было туда посмотреть.

   Поезд уверенно двигался, грохоча своим железом, как будто в его чреве ничего не происходило. Ночная степь, невозмутимая и бескрайняя тоже не замечала человеческих страстей. Она столько их видела на своем веку, что давно уже разучилась удивляться. Во всей вселенной царило безмолвие и равнодушие.

   Стряхнув с себя лирический настрой, Коренев задергался в попытке подтянуться, но понял, что сил нет совсем. Перетянутые ремнями руки отказывались повиноваться.
- Ну что ты там? Давай, ползи!
- Все, не могу. Если нет сил, бросайте. Как-нибудь удержусь, не утону. Выберусь на разгрузочной площадке, постараюсь уйти. Вы при первом торможении прыгайте, определитесь и в лагерь. Про меня не болтайте, доберусь.
- Тихо! Кончай панику. Ноги подтянуть сможешь, чтоб я ухватился? – раздался спокойный голос Володи Дроздова.
- Не могу.
- Ладно. Отдыхаем. Последний поворот и торможение перед разгрузкой, как раз напротив нашего лагеря. Нужно успеть выбраться.
- Понял, цепляй.
Коренев неимоверным усилием подтянул ноги сначала к груди, потом выше. Дроздов свесился с риском свалиться вниз и ухватил его за сапог.
- Ну, тянем. Осторожно, а то я не удержусь. Потрух, страхуй меня свободной рукой. Вот так.
Коренева вытянули и положили на борт как дерюгу на просушку. Все тело, избитое и поцарапанное болело. Но это не заглушало радости избавления от смертельной опасности. Не хотелось даже разговаривать. Люди отплевывались, избавляясь от цемента, который иссушил, казалось все внутренности. Теперь бы побыстрее доехать. На ходу обдувало так, что мокрая одежда не спасала. Летние ночи в Забайкалье неласковы. Цепляясь за борт, в стремлении удержаться, все уже клацали зубами.


   Состав, заскрежетав тормозами, замедлил ход на повороте. По рельефу, смутно просматриваемому в темноте, Коренев определил, что в километре разгрузочная площадка. Когда паровоз останавливался на платформе, хвост его с вагоном незадачливых пассажиров еще был снаружи в темноте, вне поля зрения охраны.
   По команде все спрыгнули наземь и отбежав в сторону залегли в траве. После того как за втянувшимся на площадку составом закрылись ворота, сгрудились для короткого совещания.
- Палатки рядом, в километре. Время три часа ночи, часовой спит. Бежим до ямы в речке, раздеваемся и отмываемся от цемента. С обмундированием разберемся утром, в палатки его не заносить. Потом, не привлекая внимания, расходимся по своим местам. Все остальное завтра. Бежать быстро, чтобы согреться и не замерзнуть в воде.

   На следующий день после работ в техническом парке, разбивая схватившуюся бетоном одежду, солдаты разбирались кто виновник вчерашних бед.
- Это все ты, Тереха! Идем на этот раз в Степь. Там авиаторы, офицеры солдат не гоняют, патрулей нет.
- Да кто же знал, что комендант в клуб заявится! Хорошо, что ноги унесли.
- Вам хорошо, кто в хромовых сапогах. А кирзачи все в вагоне остались. И парадку теперь восстанавливать.
- Ну, кто же знал, что рейд окажется таким неудачным!