Ужин маркиза де Бю

Франсуа Порье, сотрудник одной из парижских газет, получил письмо от месье Брассара, своего школьного друга, ныне подвизающегося на ниве истории. Историк настойчиво приглашал навестить его в загородном доме близ Камбрэ. Франсуа лишь вздохнул и после некоторого колебания всё же решил прочесть.
Гласило оно примерно следующее:
«Мой дорогой Франсуа!
Я понимаю, что совсем извёл тебя приглашениями в гости, но нынче у меня отменный повод – я отрыл в архиве чертовски интересные записи касаемо осады известной тебе крепости. Принято считать, что никто не спасся, однако моя находка способна перевернуть наши представления об этом забытом эпизоде. К тому же в город прибыл весьма интересный господин, напрямую связанный с упомянутыми событиями. Словом, приезжай как только сможешь, отменное времяпрепровождение гарантированно!
Твой друг Эмиль Брассар».
«Вот дерьмо, - подумал Франсуа, - бедолага совсем рехнулся в своих архивах. Как кто-то может быть напрямую связан с осадой? Это ж было чёрт знает когда! Надо смотаться к Эмилю хоть на денёк, просто из милосердия. Погуляли бы по лесу, выпили бы винца, а там он уж как-нибудь вернётся к реальности».
Передав дела своему помощнику, Порье отправился на вокзал и взял билет до Камбрэ. Ожидая поезда, он успел отправить своему другу телеграмму с извещением о скором приезде.
Поездка заняла всего пару часов. А вскоре наш герой уже барабанил в дверь особняка Брассара.
Открыл сам хозяин – прислуги он не держал, так как это мешает сосредоточиться на работе и к тому же дорого. Он был ожидаемо бледен и худ, даже, пожалуй, измождён. Несмотря на тёплую погоду, его шея была замотана лёгким шарфом. Порье видал своего друга в разных состояниях, чтобы тот выглядел столь плачевно…
Друзья прошли на кухню и пока Брассар хлопотал у плиты, пытаясь изобразить хоть какое-то подобие ужина, месье Порье пересказывал ему городские новости и сплетни, попутно увещевая собеседника хотя бы на недельку забыть об архивных изысканиях.
- Они тебя в могилу сведут, Эмиль. Ты смотрел на себя в зеркало? Ты же на мумию похож!
Брассар только нервно хихикал.
- Игра стоит свеч, друг мой! Скоро прибудет тот человек… э-э-э, верней сказать, господин, о котором я тебе писал. Он чертовски интересный собеседник. Особенно на исторические темы. Такое ощущение, будто он лично присутствовал при событиях, о которых говорит. Столько подробностей, такие сочные краски! Он, право, поэт от истории. А пока предлагаю твоему вниманию – надеюсь пот-о-фе его не притупил – записки, которые я обнаружил в архиве. Судя по всему, автор – монах или просто писарь, во всяком случае, записки практически не содержат батальных сцен. Его имя – Бальтазар. Мне они сначала показались подделкой, но в свете рассказов маркиза де Бю (так зовут нашего будущего визитёра) они приобретают иное значение. В общем, можешь сам ознакомиться.
И он протянул собеседнику несколько истрёпанных листков.

***
«В крепости было запасено огромное количество оружия, лекарств и продовольствия. Забыли только про воду. Да и как её хранить? В бочках она быстро зацветёт и станет непригодной для питья. Как бы то ни было, с водой дела плохи. От реки мы отрезаны, а в самой крепости нет ни одного колодца. Мы пытались выкопать, даже нашли лозоходца, но через пару футов наткнулись на скалу. Рытьё  в других местах дало тот же результат. Укрепление стоит на скале. Единственный способ раздобыть драгоценную влагу - это ночные вылазки к реке, но они обходятся нам дорого, а воды приносят мало. Каждый глоток оплачен кровью. Все мы уповаем на дождь, но с самого начала осады на небе нет ни облачка. Ещё говорят, что должно подойти войско герцога Филиппа, но им предстоит провести в пути еще около недели. И то если всё благополучно, а мы уже начали в этом сомневаться…
Всё против нас. Воды нет, дождя нет, нет даже ветра, который мог бы нагнать туч. При этом солнце палит нещадно. Днём все пытаются найти себе место в тени, чтобы дотянуть до блаженной ночи, когда солнце хотя бы скрывается за горизонтом и его лучи, наверное, жгут других несчастных. Впрочем, по ночам тут бывает холодно.
Воды дают до смешного мало. То есть, смешно было бы при иных обстоятельствах. При нынешних выть хочется. За раз – меньше глотка. Так дают кровь Христову к причастию. Но мы принимаем воду даже с большим благоговением, нежели вино из церковных погребов. Хорошо хоть басурман сидит спокойно, выжидает, не лезет на приступ. Какой смысл терять людей, воюя крепость, которая и так скоро упадёт тебе в руки?
До сей поры нас изнуряла только жара. Она просто душила. А жажда сводит с ума. Я уже застал пару случаев буйства и тихого помешательства. Говорят, что Кристобаль из арбалетчиков в отчаянии пил свою мочу, а Эгидий признался, что пробовал пить чернила. Это первые ласточки, то ли ещё будет! Я же постоянно возношу молитвы и покамест Господь укреплял меня и отводил всяческие напасти. Но как знать? Его милость хоть и безгранична, но всё же имеет цену…
Несколько дней спустя. Наше положение ухудшается с каждым днём. Все ослабели и похожи на тени. Едва двигаются, едва разговаривают, едва понимают, что им говоришь. Но есть и другие, и без того лихие, они понимают, что терять им нечего и творят безобразия, описывать которые зазорно доброму христианину. К примеру, вчера убили лошадь. Сбежались (вернее, сползлись) туда эти несчастные и принялись пить её соки! Отвратительно! Самое страшное – они выпили кровь лошадки! Не отринет ли их Господь?
Ещё два или три дня спустя. Вчерашняя вылазка за водой сорвалась. Нашим лазутчикам едва удалось вернуться, многих басурмане побили. Поговаривают об измене – будто кто-то из наших переметнулся в стан врага и выдал место, где мы берём воду. Очень тяжело. Там была засада и многих перебили. Спаслись единицы, и то чудом. Узнав об этом, я горько заплакал. Едкие горючие слёзы жгли мне глаза и щеки как огонь, но не принесли утешения. 
На следующий день. Это неописуемый ужас. Нашу реку, единственный источник воды, проклятые нехристи закидали падалью. Понятно, почему вчера ночью они не стали мешать нашим водоносам. Теперь мы либо сгниём от болезней, либо, если откажемся пить эту жижу, помрём от жажды. Эдак и руки на себя наложить недолго!
…позже. Я не больше могу. Я должен попить!
Проклятье! Сунулся к реке, но она смердит как недельный покойник! Пересилив себя, зачерпнул воды. Там оказались черви!»

На этом записки обрываются, но напрасно читатель полагает, что автор этих скорбных строк погиб от жажды. Нет, через n лет после описываемых событий один отважный исследователь старины при весьма загадочных обстоятельствах узнал о дальнейшем развитии событий. Об этом ниже.

С наступлением темноты друзья перешли в гостиную, где принялись ожидать прибытия маркиза де Бю, коротая время за беседой и чаепитием. Маркиз, впрочем, не заставил долго себя ждать.
Раздался стук. Брассар вскочил как на пружинах и кинулся открывать дверь.
- Маркиз де Бю! Какая честь! Мы с месье Порье как раз вспоминали о Вас! Проходите, будьте так любезны!
В гостиную вошёл среднего роста человек лет двадцати пяти с аккуратно уложенными рыжеватыми волосами, серыми глазами и тонкими чертами лица, в котором читалось его благородное происхождение.
После необходимых в таком случае церемоний все расселись и маркиз, обведя глазами своих слушателей, начал рассказ.
- Господа, вероятно, уже имели возможность ознакомиться с записками бедолаги Бальтазара. Месье Брассар знает предысторию, а Вам, месье Порье, полагаю, она малоинтересна. Я взял на себя труд досказать историю нашего страдальца. По ряду причин мне очень дорог этот персонаж, поэтому прошу господ простить меня, если я вдруг заговорю о нём в первом лице.
И он начал свой рассказ. Слушатели с первых слов как будто погрузились в транс, а когда очнулись… Впрочем, обо всём по порядку.

***
Я потерял счёт времени. Когда это произошло, сказать трудно. Думаю, через две недели после первой записи. Мне был сон. Всем нам, надо полагать, тогда снилось подобное – будто идёшь ты по местам своего детства, слышишь журчание ручья, с радостью кидаешься к нему и, встав на колени, наконец можешь напиться вволю. А в этом сне я, утолив свою мучительную жажду, заметил, что в ручье кровь вместо воды.
Я с воплем проснулся и стал молить Господа о прощении, потому что уже знал, что сделаю. Также я знал, что прощения не будет, но ничего не мог с собой поделать. Дочитав молитву, я умыкнул чей-то кинжал и вышел в ночь. Было прохладно, но это меня не бодрило. В голове всё путалось, перед глазами вспыхивали красные пятна и огненные кольца. Меня пошатывало и пару раз я хватался за стену, дабы сохранить равновесие. С превеликим трудом я добрался до места.
Альбин ждал меня у входа в потерну, как мы и договаривались. Обменявшись приветствиями, мы еще раз обсудили план и ринулись в тёмный провал. Цель была ясна – подняться выше по течению и набрать там чистой воды. На деле же я замыслил иное. Когда мы достаточно удалились в тоннель, я нащупал клинок и осторожно потянул его из ножен. Заметив, что я отстал, он обернулся и спросил, всё ли со мной в порядке.
- Всё хорошо, - ответил я, - ступай вперёд, я догоню.
Через пару шагов я ухватил оружие поудобней. И тут меня затошнило. Мой спутник остановился и подошёл ко мне.
- Мы можем вернуться, - сказал он. – Или давай передохнём, а потом двинемся дальше. Время у нас есть.
Я ничего не ответил. Разогнулся и всадил лезвие ему в живот. Он охнул, схватился за рану, за кинжал, за моё плечо. А по моим пальцам заструилась горячая кровь, унося страх, совесть и остатки разума. Я облизал свою ладонь, затем нанёс ещё дюжину ударов и прильнул к ранам. И стал лакать горячую солоноватую жидкость, как шакал. Он похрипел немного и вскоре затих. Потом меня вырвало. Наверное это был последний шанс спаси свою душу. Но я хотел пить. Жажда была сильнее всего. И упрямо лакал. Когда же кровь перестала сочиться, я принялся высасывать её из ран моего дорогого Альбина. Я плакал, пил, извергал кровь обратно и снова пил, размазывая по лицу слёзы пополам с кровью. Глотал, борясь с тошнотой. Я презирал себя за слабость, презирал Альбина за то, что он позволил заманить себя в этот проклятый тоннель и растерзать в приступе безумной жажды. Я уже поклялся воздвигнуть часовенку в честь усопшего, где по гроб дней замаливал бы содеянное. И знал, что этому не суждено воплотиться.
Рыдая и всхлипывая, совершенно растерянный, я вышел из подземелья. Сгущались тучи. Кроваво-красная луна улыбалась мне, осуждающе качали ветвями деревья. Вдалеке завыл мой брат - шакал. Я, содрогаясь всем телом, рухнул на колени и стал истово молиться. И как только я прошептал «Аминь!», грянул гром и полыхнула молния! На миг открылись мне таящиеся во тьме твари. Такие же, как я сам. А дождя так и не было. Снова загромыхало и вновь вспышка. Все демоны ада были тут! Рядом со мной, совсем близко! И они звали меня…
В ужасе я кинулся назад, подгоняемый громом и молниями. Забиться под землю, во тьму, к крысам, гадам и летучим мышам. Там моя родня. Мне нет места среди людей.

***
В сумраке было какое-то движение. До моего слуха доносились жалобные вздохи, хруст раздираемой лезвием плоти, вкрадчивый шёпот невинной крови. И постепенно из темноты выступили очертания согбенной фигуры. Это был Альбин. Он скорбно глядел на меня, а изо рта текла густая тёмная кровь. Фигура тянула ко мне руки.
- За что? За что? Как ты мог, Бальто? Я верил тебе. Достать воду для страждущих… что может быть благородней? А ты? Посмотри на свои руки. Ты не отмоешь их во веки веков. Ты осуждал тех, кто пил из лошади, но для себя выбрал своего брата, человека. Ведь сказано в Писании…
- Всё! Прекрати! Разве ты не видишь, что я и так страдаю! Я прогневал небо! Что тебе от меня нужно? Ты мёртв! Покойся же с миром! Завтра я погребу тебя честь по чести, буду молиться за упокой твоей души. Но сейчас оставь меня.
- А не то ещё раз убьёшь меня? – усмехается мертвец. – Я встречал разных людей, но вероломней тебя, брат мой… Даже звери так не поступают. Ты убийца, Бальтазар. Жестокий, хладнокровный убийца. Я умер, да. Теперь мне легко. Только одно меня гнетёт – как ты будешь жить с этим? Скажи мне, как?
- Я не буду жить, Альбин, - бурчу я в ответ как обиженный ребёнок. – Моя жизнь уже ничего не стоит.
- Ах, вот как? И ты решил, что раз такой прекрасный Бальтазар обречён на погибель, то и остальных можно под нож пустить? Это, по-твоему, справедливо? Я хотел жить! Нет воды и что с того? Зато была надежда! Герцог Филипп давно в пути, он наверняка скоро прибудет. Или дождь? Неужели ты думаешь, что Господь и дальше будет томить нас? Мы много страдали, но не он нас отверг, а ты его. И из-за тебя не будет теперь ни герцога, ни дождя. Один маловер способен погубить всё! Ты виноват! Ладно я, но как же моя мама? Мои сёстры? О них ты подумал? Кто их кормить будет? Или ты не знал? Или ты думаешь, только  у тебя есть мама, братья, сёстры? Скотина самовлюблённая!
Он вцепился мне в глотку и мы долго барахтались, пытаясь задушить друг друга, но он был сильнее. И когда я уже почти задохнулся, то вдруг понял, что я один. Нет никого. И Альбин давно уж остыл. Тут я снова провалился во мрак.

***
Когда же я воспрянул ото сна или видения, было уже утро. Я пополз, кряхтя и стеная, в крепость. Мой путь лежал в церковь – покаяться. Чёрта-с два! Едва завидев впереди светлый прямоугольник, я на миг ослеп. Поморгав и потерев глаза, я уговорил себя продолжить путь, глядя на проём лишь краем глаза. Мол, за ночь они привыкли к тьме, вот они и болят. Пообвыкнешь. Но глаза всё равно слезились.
Выбравшись из потерны, я на миг ощутил облегчение. И обратил лик свой к солнцу, но тут на меня как будто опрокинули котёл с кипящей смолой. Взвыв, я кинулся назад. Боль чуть утихла.
Нательный крест, однако, продолжал жечь мне грудь. Повинуясь смутному побуждению, я вытянул его из-под рубахи и, сорвав с шеи, зашвырнул во мрак. Жребий был брошен. Прошлой ночью я перешёл Рубикон. Меня вдруг обуяла дикая злоба. Выхватив кинжал, я принялся тыкать им в стены, в пол и потолок. Я выл, рычал и катался по полу. Кто же я теперь? Что со мной? Как дальше быть? С умилением стал я поглядывать на свой клинок. Он подвёл меня, значит должен помочь? Оборвать преступную жизнь, пока ещё можно спастись, пока небо не отринуло меня насовсем, пока не погряз во грехе. Всадить его в сердце? Нет, так всё слишком быстро закончится. Я должен мучиться, чтобы страданиями искупить свою колоссальную вину. Mea culpa, mea maxima culpa. И я стал резать вены. Трусливо, да. Может, в тайне от самого себя я хотел жить вопреки всему, что натворил.
Проклятая кровь лилась из ран. С нею утекала моя убогая жизнь. Скоро я со злорадным торжеством обречённого стал проваливаться в тёмное зыбкое марево и вдруг увидел огромное поле в лунном свете. Ко мне приближается тёмная фигура. Это крепкий мужчина средних лет в простой одежде.  У него густая чёрная борода, резкие черты лица, глубокие морщины. Пронзительный взгляд тёмных глаз. В руке дубина. Он много старше своих лет. От него веет смертельной тоской. Мужчина приближается и поднимает в приветствии правую руку.
- Здравствуй, брат мой!
Как ему ответить? Поминать Господа глупо. Поэтому я тоже поднимаю правую руку. Ту, которой убил Альбина.
Мужчина хмурится.
- Что с твоей рукой? Хочешь вернуться в землю?
- Я… убил, - с трудом выдавливаю я в ответ.
- Все мы убиваем, - невозмутимо заметил незнакомец, - дай посмотрю.
Я с опаской протянул ему руку. Он, бормоча нараспев, поводил над ней ладонью. Кровь остановилась. Порезы стали затягиваться. В изумлении я попятился, а он произнёс:
- Ты наших кровей. Я знал. Проклятый род обречён убивать.
- Что? Что ты такое говоришь? Да кто ты такой? Колдун?
Мой страх рассмешил его.
- Помолчи. Ты всё узнаешь сам. Ты сам решил стать мои братом, сам шагнул в объятья матери-ночи. Назад дороги нет. Свет убивает тебя. Распятье жжёт. Верно? Зато всё остальное нипочём. Ты теперь ночной охотник. Как и я.
С этими словами он потряс дубиной. То было странное орудие: вроде бы только что выломана, а вместе с тем видно, что ей уже многие века. Но кровь на ней всегда свежа.  Та самая, первая кровь.
- Дожидайся темноты, - велел мне вновь обретённый родич, - затем выходи на охоту. Ты сам поймёшь, что делать, когда придёт пора.
Всё исчезло – и мужик, и поле, и дубина. Я снова был в потерне. Взглянул на руку. Она цела, даже кровь исчезла. И только тогда я понял, что вижу во тьме.



***
День клонился к вечеру, сквозь сон я слышал шум битвы. «Город пал», лениво подумал я. Теперь уж всё это суета. Всё безразлично. У меня теперь есть брат, остальные мне никто.
Между тем, жажда моя росла. Постепенно к ней примешивалось ещё одно чувство – пора выйти наружу. Сила, повелевшая мне отринуть распятие, теперь властно гнала меня наружу. Грядущей ночью снова прольётся кровь.
Подойдя к выходу, я понял, что был прав. Город пылал. Защитники мертвы. Крадусь по улицам. Зарево отбрасывает на меня зловещие блики. Повсюду трупы, поблёскивает на камнях их стынущая кровь. А мне нужна живая.
И тут я почуял его. Сквозь огонь и дым мелькнула встревоженная душа. Я двинулся туда, на этот сполох. Вскоре я увидал его глазами. Мальчишка. Откуда он взялся? Наверное, пришёл с победителями. Не спуская глаз с добычи, я вприпрыжку ринулся к нему. Он обернулся и наши взгляды встретились. Ты знаешь, каково это заблудиться в городе, охваченном пожаром? И тут ты видишь измазанного кровью безумца, который несётся к тебе во весь опор. Юнец кинулся наутёк, но я, подгоняемый жаждой, настиг его в три прыжка. Один, второй, третий, я валю его с ног и впиваюсь в шею. Сок брызжет мне в лицо, блаженное тепло растекается по телу. Каждый глоток - нектар. Я дрожу от наслаждения и от ужаса. Какой тяжкий грех! К чёрту! Жажда опять сильнее страха. Я пью и пью. Пьянею от молодой крови.
Наконец он иссяк. Я ждал грома и молний, как прошлой ночью, но нет, всё тихо. Видно, ангелы уже отлетели от моей заблудшей души. Да и есть ли у меня ещё душа?

***
Друзья сидели как громом поражённые. Маркиз улыбался, но в глазах его стояла тоска.
- С тех пор я скитаюсь по свету. Впрочем, насчёт света я погорячился. Скитаюсь во тьме. Время от времени вижу во сне того землепашца, который назвал меня братом и исцелил раны. Вы, конечно, догадались, кто это такой. Всё реже и реже приходят эти сны. Он знает, что я уже могу о себе позаботиться. Месье Брассар  не удосужился уточнить моё имя. Зовут меня, разумеется, Бальтазар. И если господа не возражают, я подкреплюсь. Месье Брассар уже знаком с моей диетой, посему слегка иссяк. Но вот месье Порье прибыл весьма кстати и послужит украшением стола.
- Вы сумасшедший, маркиз! – прошептал Порье.
- Весьма возможно, - ответил тот с ухмылкой.
В полумраке гостиной сверкнули клыки. Ужин маркиза де Бю выдался на славу.

***
«В сгоревшем особняке близ Камбрэ утром 12 мая 19** года полиция обнаружила два трупа. Один, предположительно, принадлежит хозяину особняка, тридцатидвухлетнему Эмилю Брассару. Личность второго устанавливается. Тела сильно повреждены, в силу чего причину смерти на данный момент установить не представляется возможным. Вероятнее всего, мужчины стали жертвами неосторожного обращения с огнём».