Не отправленные письма, шестое-боль души

  А ты помнишь, как ты потешалась надо мной, когда я ранним утром приехал в город из совхоза с нашими вещами на машине? Ты «надрывалась» от смеха, но я не обижался, потому что и мне стало смешно.
    Я с большим трудом добрался до города. Это было начало марта 1963 года. Накануне прошёл буран и местами дороги не было. Мы колонной из 15 машин на руках вытаскивали их из заносов. А когда подъехали на границу Липецкой и Тамбовской областей, то 3-4 км вообще никогда никто не чистил дорогу. Пять часов преодолевали этот отрезок дороги. Вымотались так, что  нитки не было сухой на теле, всё бельё можно было отжимать. И что было в кузове машины, я и не заглядывал.
    Когда начали разгружать, ты подозвала меня и говоришь: «Ты посмотри чего ты привёз? А время было трудное, особенно с продуктами. Вот я и погрузил бочки солёными помидорами, огурцами и капустой, да ещё на край кузова. Бочку с помидорами, а точнее с рассолом и плавающих в ней «ошмётков» от помидоров, вылили в туалет. Из бочки с огурцами нашли штук двадцать целых или полуразвалившихся огурцов. Только капуста осталась в прежнем виде.
    «А с этими ящиками что мы будем делать?» - спросила с иронией жена. «Как что! Это же мясо!» - отвечаю. «Мясо то, мясо. Но оно летает. И куда мы их можем выпустить? Ты посмотри, какой маленький двор, да ещё на пять семей? - спросила жена. А мама её стоит и улыбается. Ей было забавно слушать нашу «перепалку».  А жена продолжала:  «Ты как был  взрослым ребёнком, так и остался».
    Да-а! Я, кажется, и тут «прокололся». Погрузил в 4 ящика всех наших 25 кур во главе с петухом. И все они  хорошо перенесли эту ужасную дорогу. Завтра решим что с ними делать. Поставили ящики в маленьком коридорчике, а сами с трудом проталкивались через узкий проход, чтобы пройти в комнаты. Но я привёз по мешку сахара, гречневой крупы и пшена. И нам хватило этих продуктов почти на два года.
    Мама продала свою часть дома на втором Мичуринске и купила в центре города на улице Гоголевская две маленькие комнатки в виде узких пеналов. Мы поставили наши койки: полутора спальную для нас и красивую, их кованого железа, коечку дочери. И остался проход в полметра. Книжный шкаф и связанные в пачки книги свалили в кучу в углу другой большой комнаты маминой родной сестры. Они на паях купили часть дома. У нас даже негде было поставить стол и мы его отдали.
    Уставшие, но довольные легли спать. Глубокой ночью раздалось: «Ку-ка — ре-ку! Убивают!». Вскочил с постели, не пойму где я нахожусь. Я этот  крикливый петух во всё горло опять прокричал, да так громко, что разбудил не только нас, но и всех жильцов в доме. Он орал не переставая до рассвета. Уже в дверь нам стучали соседи и требовали прекратить этот балаган.
   Я не выдержал и в 6 часов утра отрубил петуху голову на заборе, другого места не нашёл.  Днём мама продала 15 кур живыми, а остальных зарезали, часть посолили и только 4 тушки я спрятал в холодильнике на работе. А то время в частных домах редко у кого были холодильники, а мы о нём даже и не мечтали. В доме у нас даже не было подвала. Первый холодильник мы приобрели только в 1969 году по предварительной записи в магазине и очередь подошла через полгода.
    Все два с половиной года мы жили в ужасных условиях. Отец лежал на кухне парализованный и у него работала с трудом только одна рука. Он без конца курил вонючую махорку, кашлял, а матерился даже при нашей маленькой дочки. Он специально или случайно мочился под себя. Мама не успевала за ним ухаживать. Он был злой на весь белый свет и нас всех ненавидел, особенно, маму.
    Днём мы были на работе, а ночью в комнате невозможно было спать. Чад от дыма и вони мочи не выветривались ни какими способами. Но выхода не было. Платить за съёмную комнату у нас не было денег и жили мы только на наши стипендии.
    Начали постепенно продавать книги. Как жаль, что ушли такие прекрасные полные собрания сочинений как Дюма старшего, его сына, Стендаля, Бальзака, Библиотека Сибирского романа и много, много других изданий, я не могу сейчас вспомнить о них. Мы смогли прочитать до их продажи максимум 30 процентов книг, не больше, не было свободного времени. Оставили только классиков нашей литературы для дочери, но это были крохи от тех 800 книг.
    И тут со мной произошёл случай, который я помню всю жизнь и не могу его себе простить. Мы с тобой вслух никогда о нём не вспоминали, не знаю как ты, но я мучаюсь до сих пор за свой поступок. Он произошёл непроизвольно, я не контролировал себя, я был не вменяемым в ту ночь. Я впервые в жизни поднял на тебя руку, я ударил тебя по щеке ладонью, но так резко и, наверное, больно, что даже мама вошла к нам в комнату. А как это было я напомню тебе.
    Утром я вставал в половине шестого. Поднимал дочь, она капризничала, не хотела ехать в детский сад. Завтракали и я её отвозил на автобусе за город в учхоз «Роща». Вечером ты брала дочь из детсада, я был очень занят. В городе свободных мест не было. Оттуда скорей на вокзал и другой учхоз на электричке вместе со студентами. У меня шла посадка сада, надо было посадить со студентами по практике мои опытные саженцы и их было около 3000 штук и за очень короткий период. Весна была очень жаркая и саженцы даже в подвале начали распускаться. Я спешил, торопился. Конечно, я запланировал необъятный объём опытных деревьев. За два года высадили примерно 7000 растений и каждое дерево учётное во все последующие годы аспирантуры. Мы в то время были  очень энергичные, любили работать и не я один был такой чудак. За целый день я так уставал, бегал по всем рядам, следил за качеством посадки, потом присутствовал при поливе саженцев после того, как студенты уезжали домой в 17 часов. Затем  обрезал посаженные саженцы и домой приходил пешком, когда уже начинало темнеть. Сонный что-нибудь жевал и падал в кровать спать.
    А в половине двенадцатого ночи ты меня поднимала и я плёлся с тобой в кинотеатр «Космос». Там каждый день были бесплатные сеансы с показом лучших опер наших и зарубежных композиторов, были и балеты, и спектакли. Ты загорелась все их посмотреть, тебе они очень нравились.  А я уже через пять минут засыпал, ты меня толкала в бок, я начинал храпеть и мешал всем смотреть. И так продолжалось весь сеанс длиной один час сорок минут. Потом я плёлся домой в 2 часа ночи.
    А ты не уставала на работе. Вы сидели в библиотеке и работали с литературой. В аспирантской комнате «травили» анекдоты, развлекались и около тебя опять сидел красавец мужчина Лушников Генка. Ты с ним кокетничала и домой приходила возбуждённая, весёлая. А я до ползал домой почти живым трупом.
    На четвёртый день наших ночных походов я просил тебя прекратить ходить в кинотеатр. Я убеждал тебя, что я уже не в силах тебя сопровождать. «Ах, так! Тогда я одна пойду и пусть на твоей совести будет, если что-нибудь со мной случиться». Развернулась, хлопнула дверью и ушла. Я сидел на кровати и не знал, как тебя остановить. Но нельзя же во вред здоровью другого человека получать удовольствие. Сон как рукой сняло. Прошло минут 15, не больше и вдруг резкий стук в окно и крик: «Скорей открывай калитку, за мной гонятся группа пьяных ребят». Я быстро открыл, ты влетела вся разлохмаченная, испуганная. Вошли в дом, сели на койку и я сказал: «Всё! Хватит! Я запрещая тебе ходить на ночные сеансы!». И слышу в ответ: «Да какое ты имеешь право мне запрещать! Я что твоя рабыня? Я ходила и буду ходить!». Глаза стали злые, всё лицо покраснело.
   И я не сдержался, размахнулся и врезал тебе такую звонкую и больную пощёчину, что сам испугался. Я кинулся тебя целовать и просить прощения. А у тебя глаза расширились, стали ярко чёрными и ты вся замерла, сидишь как истукан и не шевелишься. Ты не простила меня за эту мою выходку. Ты очень сильно обиделась. Потом легла ко мне спиной и так мы пролежали молча до утра спинами к друг  другу. Утром не разговаривая разошлись по своим делам. Больше никогда мы не вспоминали и я первый раз об этом рассказываю.
   Неужели ты всю оставшуюся нашу жизнь так и не простила меня? Но ты ответить не можешь и мне от этого очень плохо даже сейчас. Как я мог самую любимую, самую верную, самую дорогую мне женщину так обидеть? Но изменить ничего нельзя.