С любовью, с того света

Позабылось  многое, но вот пересказал иные из тех причуд   и все заиграло вновь. Враз припомнились самые крохотные  зацепочки, что память и высветить то не успела. А тут вот они вроде рядышком на блюде с кренделями маковыми, все в точности, ни черствиночки, ни трещинки и в помине, будто вспять возверталось время. И звездочки той поры стали ярче  и краски струпьями не облетели. Эх когда это было. Вода, вода бежала, да убежала вся далекинько. Но вот еще один вечерок и рассказчик  новый, - мужичонка из Базаихи, что тоже неподалеку, - Микентий Развалихин.
На раскопки он к нам как, попал? - Подрядился провиантом снабжать. Привез и в тот день, да засиделся.   Наши рассказы ему всласть показались. Сидит за ушком почесывает, травинку в зубах покусывает, всему удивляется, а где надобно там бородкой от смеха трясет. Слушал, он так слушал, а потом шапку оземь, да говорит – Так почто я молчу хлопцы, у меня таких историй море разливанное, верно одна и про Канск сыщется. Город знамо сумрачный и этим  известный. Почто одно толь снесенное кладбище стоит. Верно, слышали как один грамотей, из новых то, камней могильных на свой двор накатал, так к нему мертвецы как к себе хаживали, - Отдай мол не тобою положенное. Отдай, милостью заупокойной просим.
- И что отдал? - выхватил чей то голос.
- Не, не отдал, больно камешки те были ладные, скаредностью изошелся, да и за то поплатился.
- Как так?
- А вот как, мертвецы в том доме кикимору подселили, да шабутную такую,  что не дай Господи! Вмиг выжила и грамотея и всю поросль его.
- И это вся история?
- Дак почто вся. Есть и другая вот про мужика Акимку, что жизнью был искорежен, а потом вдруг счастье обрел. Но страшненькая  моченьки нет, при костерке, то гнусавом рассказывать и вовсе обидно.
 - А мы в него дровишек подкинем, вот и гнусавость исчезнет, - улыбнулся молодой Савенков, Вот будет добро, - и тут же швырнул несколько запасенных веток в костер. Вскликнуло пламя. Микентий протянул к нему темные, натруженные ладони.
- Ну вот и ладненько
А история с войны 1812 года началась. Воевал стало быть тот Акимка, воевал добро, возвертался в году так в 1826 и вольная ему зато от барина,  графа Манского  вышла. А раз вольная, значит сам себе голова, семейством то обзавестись не успел, решил до Сибири податься.  В то время здесь золотишко объявилось, людей разных понаехало и вот тот самый Акимка, тоже подумал удачу свою попытать. Решился. Барин то его  упрашивал – Акимий Кузьмин, мне такие справные работники ой как нужны нонече здесь, руки твои золотые, да сердце верное. Мы ж с тобой столько лет в атаки штурмовые ходили под командой славного генерала от инфантерии  Михайла Андреевича Милорадовича. Мир праху его, убит окаянными вольнодумцами. Что ж теперь дороги наши разойдутся? -  Говорил барин так слезно и жалостливо, что задрожало на миг сердце старого солдата, потемнел лицом, слезинку смахнул. – Все правда говорит, есть нам батюшка князь, что  вместе вспомнить, но выбрал я уже себе дороженьку другую. По ней и пойду, передумывать не буду. Не поминай мол лихом.  Перекрестил его князь на дорожку, одарил пятиалтынным - деньги в ту пору у господ плохо водились и отпустил с миром. Что ж, - решил Акимий, - и на том спасибо, вспомнил присказку старую Доброму молодцу и алтын деньга, - И пошел себе по пыльной дороге
До Тобольска добрался Акимий скоро, а там с обозом до Томска. В Томске перезимовал, после стронулся на восток, но до Иркутска, не доехал, о канском золоте услышал. И вот стало быть сюда и попал. Лето усердно старательствовал, и фарт ему был добрый. Раззадорился тогда не вмеру, кулаком по столу хряпнул, - Сколько ж душеньке страдать то, да в нужде маяться, -  и влет все деньги в канских трактирах спустил. Опять без гроша стал. Зимой  нанялся сторожем при городском кладбище, на том самом, что потом снесли, последних денег едва хватило мелким скарбом обзавестись.
По ту пору за зиму канский погост тогда за счет приезжих и неустроенных ой как разрастался. Болезни   так и косили люд непривычный к холодам и погодам нашим. А сторожу кладбищенскому то все подспорьем было.  Деньги то те у горожан водились никудышные, так что, кто чем мог тот тем и расплачивался. И хлеб несли и рыбу, и горилку случалось, а то и золотишком, а однажды расплатились колечком с камушком. Думал Акимка тогда, что с вовсе незначимым. Дело по-другому вышло. Но об этом особый сказ. Возникла тогда где то на святки на пороге Акимкиного дома, в самую лютую пору, старушонка не великая, стоит все трясется, зубами от холода стучит, не иначе вот-вот сама сгинет.
- Кто такая? Откудова? – думает Акимка, - отродясь таких в Канске не видел, не барыня вроде, а одежда на ней покупная целеханькая, платки богатые, да доха не наша, не местная, выделка совсем особая. - Подивился, да раздумывать не стал, раз говорит в стужу и ночь пришла значит дело не маловажное, соглашения требует. В дом позвал.  Ну, он все рядком, проходите « ваше вашество», дело свое поведайте, да не стребуйте многого от такого бедолаги как я.
Старушонка та Аксинья Лазаревна ему и скажись, что была она нянькой помещицкой дочери, что там, где то под Рязанью. Девице кроткой и во всем прилежной, наружностью пригожей и добротой сердечной не обиженной. За ту доброту и пострадала. Уж как мог тятенька берег свою Зореньку ясную. Да вот не уберег. Было то на балу каком-то, ноженьку стало быть барышня подвернула, больненько, а тут рядышком поручик с вихром и усами закрученными, прыткий такой вот барышня на него и загляделась. Вначале то все лад к ладу,  помог до экипажа  до отцовского добраться, зашел опосля о здоровье наведаться, а там вроде тоже что-то улеглось и так пошло. А оно то дело молодое, ведомое. Нянька тогда это сперва распознала. Дитятко свое тронула нежно, - Неужто сердечко твое запропало Анфисушка? Да, что вы нянюшка – потупила глаза молодица. - Ой, гляди Анфисушка . Девушка не ответила, а сама как то затаилась, заволновалась вся словно жар какой изнутри объял, щечки запунцовели. Нянька головой покачала, разок, другой  подумала, да к барину решилась сходить. А тот, в толк не берет, - Пустяки все говорит, показалось тебе, Анфиса на него и вовсе не глядит. А Алексей тот мне ведом и ни чего я плохого от него не жду, больше ко мне ходит в шашки играть. Да и дщерь наша вовсе не о том думает, все у нее вроде как по-другому по-особенному. – Ох, барин! - только вздохнула Аксиньюшка, - ничего то вы не ведаете в наших женских хитростях и приятиях. Барин отвернулся к гербариям, да жукам своим обратился, что страстью его было. А Аксинья к себе вернулась вся душой изболевшись.
И верно ее душенька маялась, через неделю пропала  Анфиса. Кинулись искать а им говорят вот мол как «С тем поручиком сбежала, в дальние северные края»
Ой как занедужил тогда барин, как сердце его заходило, что страх один смотреть, упал в обморок еле отходили, да немощен стал. И тогда он послал за Аксиньей. И слезно просил отыскать дочь его и умолить ее вернуться и побыть с ним те недолгие часы, что ему отведены.
Аксинья простила барина и согласилась отправится в путь, о котором втайне и сама помышляла. Дорога была ее длинная и привела она ее в малый город Канск, где и нашла она бедную Анфису уже на смертном одре, брошенную и забытою молодым вертопрахом. Деньги у Аксиньи были, но докторов которые бы смогли помочь девушке в Канске не нашлось и на третий день она скончалась в бреду призывая своего милого Алешеньку. До последнего верила в его благородство и любовь, говорила « ведь он сказывал,  скоро вернется.  За доктором мол поехал».
Старушка в слезах опустилась перед Акимкой на колени
- Добрый человек, - возьми у меня, все что есть и помоги мне в моем горе. Помоги снарядить мою дитятку в последний путь. Отвезти бы ее к родному отцу, но сил у меня на то уже не хватит. Да и денег у меня нет, вот только колечко, что осталось у меня от Анфисушки. Возьми его и помоги моему горю.
Акимка на что человек суровый, но проникся рассказом старушки и подарок тот отклонил. Хотел было поднять женщину, но она ой как уперлась и говорила, что не за что не встанет если он не возьмет полагающуюся плату и будет стоять так бесконечно. Так что вконец Акимка уступил мольбам женщины и колечко то взял однако с той мыслью, что ненароком подбросит его ей обратно в кармашек.  Но того не случилось. Изначально по той причине, что случая не представилось, а потом, оттого что все в Акимкиной жизни   переменилось.
Ночью он копал в мерзлой земле могилу, а утром запряженные гнедой клячей сани привезли накрытый конской попоной грубо сколоченный гроб. Провожали покойницу лишь нянька, да поп ближней церкви. Было холодно, нещадно завывал ветер и пронизывал до костей. Покойница была на самом деле красива – темные волосы, тонкие словно насурьмленные брови, тонкий нос,  на лице застыло трогательное чувство покорности и всепрощения. Акимка невольно засмотрелся на этот трогательный образ и с грустью подумал: Как несправедлива бывает судьба к светлым и невинным душам.
Впрочем эта мысль еще долго не уходила из его головы, ни в тот момент когда продрогший поп скороговоркой произносил свою молитву, для краткости выбрасывая добрую долю слов и в тот момент когда уже один оставшись на погосте бросал в яму мерзлые комья тяжелой канской глины, ни когда устанавливал большой сосновый крест со словами «Спи милое дитя. Анфисе Олениной»
Этой ночью он не мог уснуть. Мысли будоражил запечатленный образ. Отступится мыслям, не помогла даже выпитая косушка доброго самогона. Погано на душе было у Акима. Погано и мерзко Он вспоминал все время мигающие и слезящиеся глаза старушки, ее морщинистые руки, а потом светлые тонкие веки умершей девушки, ее пунцовые губы, казалось нисколько не поблекшие со смертью. Все было настолько   близко, что Акимка даже иногда отмахивался рукой, как бы желая избавится от преследовавшего его образа. За окном неистовствовала непогода, а вдали где то ой как тошнехонько завывает пес. Акимка выругался и налил еще шкалик. Но выпить не успел, в дверь постучали. Акимка отчего то подумал о старушке и смело распахнул двери. И каков был его ужас когда на пороге прямо перед собой он увидел только, что закопанную им покойницу. Девушка стояла в том же светлом праздничном наряде похожем на бальный, что ее схоронили, на ногах были золотистые туфельки. Чуть из под фаты выбивались темные волосы, он видел тонкие веки, но глаза, глаза на этот раз были открыты и пристально глядели на него.
Нет Акимка не боялся смерти, много он повидал на своем веку но чтобы покойники бродили по земле по ночам, это было слишком даже для него. Он оцепенел в тот момент и ни мог двинуть ни одним членом.
А покойница вплотную приблизилась к нему и молвила
-  Акимий у тебя мое обручальное кольцо, ты много сделал чтобы заработать его, но оно стоит больше. Пожалуй, я тебе прощу это, если ты исполнишь мою просьбу. Пойти по такому то адресу найти поручика N-ского полка Алексея Архиповского, я точно знаю, что он там и передать, чтобы он пришел в следующую ночь на мою могилу. Скажи мол «тебя ждет твоя невеста». А для того чтобы поверил покажешь кольцо.   
Что было ответить бедному Акиму? Он только и нашелся, что кивнуть головой.
Призрак тут же исчез, а Аким едва дождавшись утра поспешил по указанному адресу и точно застал там вышеуказанного поручика. Архиповский весь сиял чистотой и благостью  хорошо выспавшегося человека. Он вышел в халате и отделанных парчой сандалиях. Его донимала икота, возможно от выпитого накануне шампанского. Акимий даже как то заробел перед этим вальяжным барином.
- Ну чего тебе браток? – бросил тот сходу.
Акимка замялся. – Понимаете барин мне тут на кладбище. Покойница вот. – он показал кольцо.
Сонный поручик вздрогнул.
- Приходила просила вас навестить ее. Говаривала « ждет ваша невеста», вас то есть быть.
- Бред, - закричал поручик. Ты пьян как сивый мерин. Вон от сюда. И кольца этого я отродясь не видел
Акимий вздрогнул, ему это не понравилось - Нет батюшка я не пьян. Но я так думаю не гоже обижать ближнего, не гоже. И кольцо вы знаете. Я человек бывалый и сразу смекнул, - видели вы его.
- Вон – поручик в сердцах запустил в солдата графином, тот еле увернулся.
Ночью в сторожку Акима опять постучали. На пороге опять стояла давешняя покойница
- Так что Акимий исполнил ты мою просьбу? – спросила она его и глаза ее вспыхнули
Ужас объявший Акимку был велик, как у всякого смертного представшего перед ликом вечности, но нужно помнить, что в эту ночь он уже ждал прихода и надеялся что и как накануне с ним ничего  плохого не случится и поэтому испуг его был меньше и нисколько не сковал его уста и ум   он быстро и без запинки поведал то что произошло в доме поручика.
- Хорошо - сказала покойница. Ты исполнил мою просьбу и потому, то кольцо то дороже. Но сегодня ты пойдешь в этот дом вновь и покажешь поручику вот это кольцо и скажешь те же слова.  -Я думаю тебе нужно приготовиться к худшему приему, но пусть тебя не пугает это.
Призрак исчез. Акимка остался стоять в распахнутой двери один.
Парень он был сметливый и уже понимал, что следующая встреча с поручиком так просто не окончится. С грустью он почесывал за ухом и все прикидывал как ему исполнить обещанное без потерь и ничего не приходило на ум. Потом махнул на все рукой А чему быть того не миновать тут восставшая покойница, там взбешенный поручик все одно значит быть битому.
Так оно и случилось едва он перешагнул порог  дома поручика Архиповского, где в этот момент звучала гитара и пелись романсы,  как навстречу ему выскочили два бугая  из челяди и начали его почем зря метелить. Напрасно он кричал что явился с важным посланием к барину по неотложному делу, что все содеянное с ним воздастся тому особым способом. Однако бугаи не унимались и колотили его без остановки, насилу вырвался
-Эх матушка напрасно ты меня гоняешь. – сказал он снова постучавшей в дверь покойнице. Нет в душе этого вертопраха не единой искорки тепла, а любви там отродясь не было, только разгул и корысть там ночевали.
- Не тебе о том судить солдат - вспыхнула покойница. Сегодня сослужишь мне последнюю службу, то награжу по царски, а прежнее кольцо  твое.
- Благодарствую !  Но моченьки нет – взмолился Акимка , хоть режь меня больше к вурдалаку тому не пойду, больно уж свиреп он во гневе, чего доброго и прибьет, тогда уж ни какой награды ненужно будет.
- Нет мил человек, выбора у тебя и впрямь нет или идти или я тебя с собой в могилу живого заберу. Так что решайся. Может и худо будет, но это того стоит. А стерпишь век бога благодарить будешь и меня грешную добрым словом поминать. Так что решайся.
Кивнул Акимка. А что ему сказать. А она молвит – Сегодня не понесешь кольцо, а вот только эту бумажечку особым способом запечатанную, тем самым, что мы с поручиком еще в имении моего батюшки переписывались. Ну уж если это не возымеет действо пусть на себя пеняет.
Подался Акимка к тому же дому. Ну что делать? А поручик в этот день и вовсе в разгул пошел. Видно совесть не чиста, так вином заливал. Увидел он Акимку выскочил и ну в него из пистолетов палить. Стрельнет и бросает назад дворне, мол заряди-ка пистоль  на эту дичь особую. Так и потешался. Потом дворовых собак  давай науськивать что на цепях сидели. На Акима все. Тот орет просит слово сказать, а из за лая собак его не слышно. Измаялся весь, тогда письмишко то особым способом запечатанным начал махать. Кричит: Барин побойся бога! Именем его молю!
После тех слов, а возможно от вида письма, что-то сменилось в стоявшем на крыльце поручике. Кинул гневный взгляд и велел остановить псов, взял письмо. И только хотел открыть, как на порожек выбежала вся разряженная красуля и давай пенять поручику, что оставил ее надолго и без развлечений оставил, она мол так мечтала посмотреть как этого попрошайку собаки порвут. Поручик засмеялся, что то ответил обнявшей его девице, резким движением разорвал конверт кинул и крикнул дворовым Ату его! Ату!  - красуля залилась смехом. Лязгнули застежки цепей и понеслись на Акима с бешенным лаем разгоряченные псы. Он видел их покрасневшие от злобы глаза, видел желтые безжалостные клыки и уже прощался с жизнью. Но вдруг белое облачко, легкое словно дымок от топящейся баньки пронеслось прямо у его ног. Псы заскулили, поджали хвосты и убрались прочь – Что! - завопил в это же время поручик и тут схватился за горло словно от приступа удушья. Глаза расширились и медленно точно треснувшее яйцо начали вытекать, раздался душераздирающий женский крик.
Что было дальше, Аким не помнил, он бежал домой и там долго и упорно стоял перед иконой и читал Отче наш. Потом уснул. И снился ему сон, что он стоит перед алтарем и держит руку Анфисы Олениной, рядом нянька Аксинья. Темнобородый батюшка читает молитву и произносит слова брачного таинства. Вокруг многие гости. Аким говорит – да. Вслед за этим говорит «да» Анфиса. Руки их объединяются. Звучит песнь и  белые голубки стремительные поднимаются к куполу. Алилуя!
Он проснулся от стука в дверь. Акимий Кузьмич! Акимий Кузьмич! Откройте! Распахнул дверь. Перед ним стоял правительственный чиновник в мундире. Аким  устало посмотрел на него. Все его тело в боль разбито. – Чем обязан – произнес какие то чужие слова, совершенно неузнаваемым голосом! Акимий Кузьмич – лепетал чиновник я уполномочен вам передать, что вы отныне являетесь одним из самых состоятельных граждан Российской Империи по завещанию покойного графа Оленина вам достается…
Рассказчик перевел дух. Все вокруг костерка молчали. – Неужели такое могло быть? – не выдержал наконец Антон Рещиков, сидевший рядом. Савинков хмыкнул, но ничего не сказал. Микентий же расправив широкую бороду добавил – Да наследство досталось Акиму не малое и стал он одним из зачинателей канского купечества, вступил в первую гильдию, а оттого и весь его род пошел, по всей Сибири разошелся. Но что интересно, что где то через год в доме Акимия Кузьмича появилась девочка, кто видел тот говорит, что   точь-в-точь,   покойная Анфиса Оленина. Вот как оно бывает. Вот и попробуй объясни тут.