Быня, или общественное мнение

          

     Он, мой ученик, не был ни Быковым, ни Бычковым, ни Быковским, ни, даже, Коровкиным, а такой был в параллельном классе, ни Телятьевым. Фамилия его была самой простой, сродни Иванову или Петрову, а, между тем, кличка его была Быня. Он и в самом деле походил на молодого бычка, маленький, коренастый, упругий – вылитый бычок.

     Надо сказать, а сказать, действительно, надо, иначе не только кое-что, но и главное, останется непонятным: в школьном обучении иностранным языкам был объявлен Великий перелом – переход от Грамматико-переводного метода, которым блестяще, или менее блестяще, владели мы все, выпускники тогдашних педвузов, к Устному методу обучения.

     О ТСО (технических средствах обучения) не то, что в школе, а и нигде не слыхивали, а магнитофонов даже в радиомагазинах не видывали, а о лингафонном кабинете, не первом ли в стране, прочитали в «Учительской газете» лет через пять, если не позднее. Однако, сказано – сделано! Приказ есть приказ! А советскому учителю вели принести в качестве наглядного пособия кусок льда с пика Ленина – принесёт!

     Средства обучения по новому методу явились тотчас :
1) Учебник – «Устный вводный курс», построенный исключительно на разговорных моделях. Не упомню, сколько их было, этих моделей, не всё ли равно сколько?
2) Фланелеграф!
Учебник был рассчитан на полугодие. Условие: ни слова по-русски, и – модели! Модели таковы: Это есть стол, Это не есть стол. А это есть ли стол? и так далее и тому подобное.

   У одного автора драматургии абсурда, похоже даже не у Ионеско ли, не помню, высмеивается нечто подобное на примере изучения английского языка. Мне повезло – я побывал на уроке абсурда у самого автора этого метода. Лихо отвечали девочки и мальчики на вопрос: Есть ли это стол, или это есть книга? Никто ни разу не ошибся: Нет, это не есть и т.д. Увы! Скоро и мне предстояло стать «абсурдистом» по приказу, если угодно. Первоабсурдистом, ибо с нашего выпуска тогда  всё и началось.

   Да, ещё же фланелеграф; невольно затягивает моё повествование. Что это есть, фланелеграф? Надо взять кусок фанеры, обтянуть его фланелью. Это раз. Два – вырезать картинку, скажем, легковой автомобиль, обратную её сторону намазать клеем, посыпать песочком, высушить, и наглядное пособие готово: шлёп на фланель –
C'est une auto!

     Фланель мне выдала полугодовалая дочь, подарив одну из своих пелёнок, она же
посоветовала посыпать картинки манкой – культурнее будет!

     Причём же тут Быня? А ни причём! Он, всего-навсего анонимный объект всей этой псевдоучёности. Но объект талантливейший. Каждая модель, каждое слово прилипало к его памяти, словно картинка к фланелеграфу – не отодрать. Прошёл месяц, другой, третий, а в декабре, как отрезало, ничего не помнит, ничего не понимает, ничего сказать не может – ничего! И я ничего не понимаю и никак не могу объяснить ситуацию на родительском собрании.

     Всё разъяснила наша умница Лариса, бессменная староста с авторитетом Генерального Секретаря:
- Илья Александрович! Да его мальчишки задразнили – француз и француз! Вот он и упёрся, и ничем теперь его не сдвинешь. Он такой с детского сада – Быня!
Каюсь, не стал я тянуть жилы из него, дескать, и Пушкина дразнили французом…что Быне до Пушкина! Быня и есть Быня. Тут не Пушкин, тут Некрасов: Мужик, что бык, втемяшится в башку какая блажь, колом её оттудова не вышибешь! Всяк упирается, всяк на своём стоит! Вот таков и наш мужичок Быня!

     Ещё раз каюсь – выставил я ему за прежние заслуги пятёрку в табель, за вторую четверть – Новогодний подарок. Это была его последняя пятёрка по иностранному языку.

Эх, Быня! Быня!