Убить дирижера

     Солнце еще не коснулось верхушек скал, и тень от них тянулась далеко. Это было единственное скальное место в окрестностях. Вместе с солнцем появлялись мутакИ, поэтому пришлось тащить на себе кусок остро пахнущей шкуры мведя. Только это могло их отпугнуть.
     Мведей я видела на картинке. Маленькие коричневые зверушки. Теперь, из-за косматой шкуры, они были как громадные пауки на длинных прыгучих ногах. Жрали всё, от мутаков до соленой травы. И нас, конечно, тоже.
     От кого произошли мутаки, не знал никто. Это было жилистое, голое, прогонистое зверьё с длинной поганой мордой. Они жрали даже дерьмо, и потому жутко воняли. Нас они жрали с особой жадностью.

     Тень укорачивалась медленно, неумолимо. Я тихонько завыла, подталкивая судьбу.
     Вдали поблёскивало – первые лучи уже впились там в солончаки. Эти громадные плиты соли... они отражали свет, как чудовищные прожектора. Соль была везде, и в нас тоже. Выделялась на коже, а от каждого ушиба начинала вылезать толстыми цилиндриками.
     Когда-то давно было сказано, что убежище простоит сотню лет. За это время планета очистится, станет плодородной, а цивилизация возродится. Ни черта подобного не случилось. Мы распадались в мире, непригодном для жизни.
     Убежище было огромное - четыре длинных крыла от центральной части. Когда центр рухнул между сместившихся тектонических плит, «крылья» остались сами по себе, на землях, которые не пересечь просто так, ради общения. Северное крыло было нашим ближайшим соседом.

     ...- Привет!
     - Привет!
     Я поднялась, обернулась. Мы были пятнистые, нестойкие, солёные и слабые. Один мутак мог загрызть десяток наших еще до того, как мы подняли бы оружие. Дети у нас рождались еще слабее.
     Стоя вплотную, мы смотрели друг на друга амбразурами глаз в щетине ресниц, едва способных противостоять отблескам солнечных лучей от солончаков, от их зеркал. Нам приходилось выходить часто – вода была снаружи, в глубокой впадине.
     Его левый бок был в крови.
     - Что это?
     - Мутак.
     - Ты напоролся на мутака? И выжил?!
     - Он издыхал. Мведь почти разгрыз его пополам. Но у него хватило сил цапнуть меня.
     - Почему ты не в шкуре?
     Он только глянул на меня искоса. Шкуру и оружие ему было не унести.
     Мы лизнули друг друга в плечо. Губ у нас не было, только узкая щель рта, и вот таким он был, наш поцелуй.
     На рану, чтобы не тянуло кровью, налепили шерсти с моей шкуры. Теперь он мог какое-то время оберегать меня. Оружие. В нём было три разрывных пули, чёрт знает какой давности. Оно могло сработать. Но он не выстрелил в мутака, жалея пули, и мы не знали этого наверняка.
     - Я встретил северянина на охоте в пещерах. Он сказал, что они тоже не знают ни как ЕГО звали, ни как ОН выглядел. У них на мемориальной доске лазером выжжено «сволочь».
     Помедлив, я решилась на признание.
     - ОН - мой предок. Я найду его.
     В амбразурах глаз на миг мелькнуло тёмное и враждебное. Но потом он обнял меня.
     - И ты всегда это знала?
     - Нет. Только когда научилась залезать в наследственную память.
     Наш мир был еще и миром незнания. Каждый таил от других свои сны, галлюцинации, фантазии, особые способности – всё, что могло вызвать зависть. Мы были стаей одиночек, сплочённых только ради выживания.

     - Прощай! - медленно сказала я, и добавила (зная, что другого шанса не будет). – Ты прекрасен!
     - Ты тоже! Прощай!
     Жить нам оставалось недолго. Если бы мне удалось задуманное, исчезло бы всё это дерьмо вместе с нами, а если нет, нас обоих сожгло бы солнце или, в лучшем случае, сожрали мутанты.
     Нужно было успеть убить зверя. Который, как любой мутак или мведь, не думал о себе как о звере.
     Я отступила ближе к скалам, останавливая поток мыслей, погружаясь в наследственную память, как в воронку, позволяя ей втянуть себя в узкую трубу связи поколений. Я ввинчивалась в эту трубу, царапая себя о неровности чьей-то ненависти, боли и тоски.
     Довольно скоро удалось заметить яркую точку. Но потом всё замедилось. Я летела словно бы головой вниз, со страшной скоростью, а точка так и маячила далеко внизу.
     Что-то рвануло меня. От этого должно было стать больно (ведь мутаки рвут почти на части), но не стало. Просто выстрел разрывной пулей. Первый из трёх. Время истекало.

     Внезапно яркая точка впереди стала нитью. Короткой пульсирующей нитью замысла в человеческих извилинах.
     Это был ОН. ДИРИЖЁР. Его оркестр был обширен и хорошо слажен. Он долго практиковался: устраивал показательные репетиции, военные марши и проверки боеготовности. Он не мог, не умел быть маленьким и неважным, он должен был навеки остаться великим. Любой ценой. Начать первым – и первым зарыться под землю с маленьким народом, готовым его обожествить.

     Второй рывок. И третий - последний. Но рывки подтолкнули меня к нити, и я с бешеной яростью вырвала её.

     Человек, готовый отдать приказ о ядерном ударе, повалился на пол. К нему бросились со всех сторон.

     Пока мозг его ещё боролся, я окунулась в случайный миг жизни: парк, водная гладь, птицы и синее небо.
     А потом зверь умер.
     Счастье! подумала я, исчезая. Вы его не видите, люди, вы его не жалеете. Так будьте вы все!..