Глава 19. Как ты уходила в вечность

 

  На следующее утро  я проводила тебя в больницу и не успела выйти  из приемного покоя, как  мне  предложил сам  профессор зайти к нему кабинет. Он внимательно посмотрел на меня,  потом сказал: « Присаживайтесь.  Я хочу вам сказать, что   болезнь вашей дочери прогрессирует, но мы попытаемся  остановить  ее. Для этого мы назначаем  самое современное лечение  по новому методу,  который применяется  в   институте онкологии имени Блохина  в  Москве. Будем проводить химиотерапию триадой новых лекарств. Лечить Екатерину будем курсами по три недели   ежемесячно.  Ресурсы ее   молодого организма  позволяют такую схему лечения.
Вы согласны со мной?

  Еще бы я была не согласна…
- А Катя согласна на такое лечение? –  спросила я доктора.
-Безусловно. Для неё это очень важно. Она надеется на выздоровление.
- А вы?  - хотела спросить я,  но побоялась услышать нет…
-  Спасибо, доктор. Большое спасибо!  Я  тоже  надеюсь, что   ей  станет лучше!
- Ну,  вот и хорошо,  – ответил профессор  и  любезно попрощался со мной.

     Так начался новый этап лечения.  Мы  верили, что после  этого  коварная болезнь отступит…
 
     И ты готова была на все муки, а я помогала тебе в лечении. С  утра готовила   свежие морсы из целебных ягод – клюквы, брусники, малины, черники, облепихи,  лепила вареники с деревенским творожком или делала сырники, а то  варила  домашнюю  курицу и несла тебе в термосе горячий бульон. Травы, настои шиповника и алоэ с медом, свежие соки и фрукты, красная икра и рыба  – всё было у тебя для подкрепления сил.
 
      Отправив внучку в школу, я ехала  больницу  в переполненной тесной маршрутке и думала только о тебе.  Переодевшись в гардеробе в больничный халат, я шла  с волнением  по коридору, а ты встречала  меня  улыбкой на бледном лице. Я обнимала тебя,  и сердце  замирало  от любви и нежности. В палате женщины с любопытством глядели на нас. Они были разного возраста и социального положения,  но всех объединяло одно  -  коварная болезнь с коротким,   как выстрел,  названием.  Никого не щадила  она -   болели молодые девушки,  женщины и  старухи.   И почти все они  были в  цветастых  косыночках с лысыми головами от  химиотерапии.
 
   Запомнилась одна из них –  стройная брюнетка  лет двадцати пяти  с  большими черными глазами.  К ней почти каждый день приходили высокий красивый мужчина и маленький мальчик лет пяти. Он нежно обнимал маму и протягивал ей румяные яблоки…
 
    По воскресеньям  я  тоже  брала с собой Ксюшу.  Соскучившись,  девочка  летела по коридору и бросалась к тебе  с  криком:  « Мама!»  А у меня на глаза наворачивались слезы от вашей встречи.
- Тише, тише,  -  шептала   я,   а предательские  слезы  ползли  по щекам, и  чтобы скрыть  их,   я  отворачивалась к  окну…
 
    В больничном парке стояла  чудесная пора золотой осени, потом она сменилась листопадом и холодными дождями. Капли его нескончаемо били по стеклу, а ты лежала  часами под капельницей. Эта новая химия не вредила корням волос. И у тебя стали расти мягкие курчавые волосы,  но они почему-то изменили свой цвет и стали темно-рыжими…
И  поневоле  напомнили   мне  первый год твоего рождения  - точно такие волосы были у тебя тогда…
 
    После  трех недельного курса лечения  тебя ненадолго  отпустили домой. И как же радовались мы, увидев твою машину у подъезда! И ты была рада нам и своей уютной квартирке. Я приготовила вкусный обед,   и  ты ела с аппетитом,  хотя немного, а потом прилегла отдохнуть  в своей постели, и я ходила на цыпочках,  пока  ты  спала. А завтра утром ты встала и приготовила  чудесную пиццу, чтобы покормить нас.

- Мама, какая вкусная пицца! – сказала Ксюша, уплетая за обе щеки большой кусок.
- Не разговаривай, ешь давай, - говорила ты, улыбаясь дочке.
 
 Потом  помылась  в ванне без нашей помощи, замотала   голову полотенцем, надела красивый шелковый халат и обняла Ксюшу.  Все вместе мы смотрели телевизор,   и  я думала, что тебе обязательно должно помочь лечение.  Но за первым курсом последовал второй, потом третий, а тебе  становилось не лучше, а хуже. Прежде  всего  стал падать гемоглобин, и ты всё чаще  ложилась  отдохнуть, ела  совсем мало и без  аппетита, хотя  я старалась  готовить тебе любимые блюда.
 
  Ты  почти не ела больничную еду  - она тебе надоела за эти месяцы,    и я  всё приносила из дома. Твой новый молодой лечащий врач, глядя,  как я кормлю тебя, улыбался и говорил:
- Всё правильно. Мать должна кормить свою дочь. А ты побольше ешь, Катя, быстрей поправишься!
И ты старалась глотать ложку за ложкой. Самой тебе уже было трудно подносить ее  ко рту…
А я,   покормив и уложив тебя, улучила момент,   подошла  к врачу и спросила:
-  Скажите, доктор, какой прогноз на будущее  у моей дочери?
И этот молодой  улыбчивый   мужчина вдруг сразу  сделался серьезным и сказал:
  -  К сожалению,   я  не могу вам сказать. Об  этом знает  только Бог…
Бог…
 
   Сколько раз я обращалась к нему в своих горячих материнских молитвах! Сколько раз  я ходила в церковь,   припадала  к  иконе богоматери  и  в слезах просила заступницу о твоем исцелении! Сколько раз я заказывала сорокоусты   и молебны  за здравие доченьки сразу в трех храмах…
Всё было тщетно, но ты крепилась  из последних сил и боролась за жизнь.
А силы твои уходили…
 
 В  январе  ты уже не села сама за руль, а тебя отвез в больницу Михаил.  Я приходила к тебе почти каждый день и приносила твои любимые розы. Я смотрела на тебя и глотала слезы, стараясь не подать вида. А уходя по коридору, плакала, уже не скрывая слез. Сестры и нянечки смотрели на меня, кто с жалостью, а кто  равнодушно, давно привыкнув  к чужой боли…
 
  Однажды проведать  тебя приехала  Настя из Томска. Она долго сидела у изголовья твоей кровати.  Ты улыбалась  ей и старалась не показывать свою боль.   А  тебя уже тогда болела  и стала отекать  левая нога.  И ты вдруг попросила  Настю:
- Помой мне голову. У меня и шампунь есть в тумбочке.
Мы осторожно подняли тебя и подвели к раковине. Ты наклонила голову, и пока я держала тебя, Настя  быстро вымыла твой курчавый мягкий  ежик  и протерла  пушистым полотенцем.

- Спасибо, Настя,  - сказала ты  и снова нам улыбнулась.  А я вспомнила, как раньше ты любила  мыть голову с ранних детских лет и вообще всегда любила чистоту и порядок  и, даже будучи тяжело больной,  следила  за порядком и просила меня мыть ежедневно  пол  в квартире.
 
  А сейчас тебе даже  было трудно подняться  с кровати…
Ближе к концу января меня к себе в кабинет снова вызвал профессор  - заведующий отделением.  Я вошла и присела на   небольшой  диванчик.   А сердце сразу напомнило о себе и забилось,  как птица в клетке, словно чувствуя беду…

  Доктор потер свои  мягкие,  пухлые руки, поросшие рыжеватыми волосами,  и сказал,  словно рубя  топором  фразы:
- На днях мы выписываем вашу дочь. Мы сделали всё, что могли, но,  увы!  Держали столько времени в  больнице  тяжелобольного человека. Крепитесь. Состояние её безнадежно. Счет идет на дни…
Как вы думаете, можно сказать ей об этом?
- Нет! Нет!  Ни  в коем случае! Не надо.
- Может,  отправить её в   хоспис в  Барышево?  Я позвоню, там примут  вашу Катю. Отвезем на своей машине.
- Нет! Я буду ухаживать за ней сама.
  - Ну, как хотите. Завтра лечащий врач  напишет Вам выписку.
- Спасибо. До свидания,  - ответила я и вышла из кабинета.

    Машинально  я оделась в гардеробе и быстро вышла  из больницы. И тут силы оставили меня. Я пошатнулась и упала в сугроб вдоль обочины.  Какая –то молодая женщина подняла меня, спросила:
  - Вам плохо? Может, скорую вызвать?
- Нет, нет. Мне хорошо. Я пойду. Извините.

   И я пошла,  качаясь из стороны в сторону, словно пьяная  - почему-то ноги подкашивались,   и кружилась голова.  Кружились   люди,  машины,  дома  и серое низкое небо.  Я шла  вперед, потом  возвращалась   назад и  снова куда-то шла.   Потом  захотелось  броситься  в поток машин - туда в самую гущу, прямо на красный свет. Мелькали вывески магазинов.  Привлекла внимание  одна  - винного магазина  «Дары Кубани». Хотела зайти и выпить много вина, чтобы забыться и заглушить нестерпимую  душевную боль,  но тут зазвонил телефон  – это была Ксюша.
 
 Она спросила   с испугом  и тревогой в голосе:
- Баба! Ты где? Нас сегодня отпустили пораньше. Ты когда придешь?  Я  кушать хочу. Нас  не кормили   - столовая не работала , и у тебя ничего не сварено.
И я бросилась бежать на остановку, к  площади Станиславского.   Скорее  к  ней, кормить  мою Ксюшу…